Вглядитесь как следует в эти явления, вдумайтесь поглубже в их причины, и вы убедитесь в необходимости бурной революции, которая очистит современное общество и вырвет с корнем то зло, которое съедает человечество и служит источником заразы.
На могиле П.А. Кропоткина в день похорон.
Москва, Новодевичье кладбище.
Когда умер Кропоткин, почти все видные русские анархисты были арестованы и находились в тюрьмах. Тогда дочь Петра Алексеевича - Александра попросила В.И. Ленина «освободить хотя бы на день похорон, для участия в них тех товарищей анархистов, которые находятся в данный момент под арестом».
Несколько сотен арестованных были отпущены под честное слово, что они вернутся после похорон в тюрьму. Все сдержали свое слово - ни один человек не сбежал, хотя возможностей для этого было предостаточно.
Пока среди нас есть паразиты, живущие нашим трудом под предлогом управлять нами, эти паразиты будут очагом чумы и разврата для общественной нравственности. Праздные люди всю жизнь ищут бессмысленных развлечений; чувство солидарности убито в них самыми основами их существования; преступный эгоизм развивается самой их жизнью; такие люди всегда склонны к самой грубой чувственности: они унижают и оскверняют все, к чему прикасаются. Своим золотом и животными инстинктами они развращают женщину и детей; они развращают искусство, театр, прессу; они готовы продать свою родину, продать ее защитников и, слишком трусливые, чтобы сами убивать, они, не колеблясь, заставят убить лучших представителей родной страны, если только что-либо будет угрожать их богатству - единственному источнику их радости.
Чума у наших очагов; надо уничтожить источник заразы и, если даже придется действовать огнем и мечом, - мы не должны останавливаться: дело идет о спасении всего человечества.
Итак, мы пришли к заключению, что Европа катится по наклонной плоскости к революции.
Исследуя способы производства и обмена, установленные буржуазией, мы замечаем, что гангрена охватила весь современный строй жизни.
Мы видим полное отсутствие каких бы то ни было научных и гуманитарных основ, безумное расточение общественного капитала, жажду наживы, дошедшую до полного пренебрежения всякими законами общественности, непрерывные промышленные войны и невообразимый хаос. Мы с восторгом приветствуем приближение дня, когда крик: долой буржуазию! вырвется из всех уст с тем единодушием, с которым провозглашалось некогда падение династий.
Изучая развитие государств, роль их в истории и разложение, охватившее их, мы видим, что современный способ группировки заканчивает свое существование; он совершил все, на что был способен, и теперь рушится под своей собственной тяжестью, чтобы уступить место новым организациям, основанным на новых принципах, соответствующих современным стремлениям человечества.
Стоит только проследить за возникновением идей в современном обществе, чтобы понять, с каким рвением человеческая мысль работает сейчас над полной переоценкой ценностей, завещанных нам прошлыми веками, и над выработкой новых философских и научных систем, предназначенных стать основами грядущих человеческих организаций. Не только реформаторы из народа, изнуренные непосильным трудом и нестерпимой нуждой, мечтающие о лучшем будущем, восстают сейчас против современных учреждений. Ученые, воспитанные на старых предрассудках, стараются отряхнуть с себя пыль ветхости, прислушиваются к брожению мысли в народе и становятся выразителями и провозвестниками новых идей. «Все разъедающий яд критики подрывает завещанные нам непреложные истины; философия, естественные науки, этика, история, искусство, все гибнет в этой разрушительной работе, ничему нет пощады!» - восклицают возмущенные консерваторы. Да ничему и не будет пощады, даже самим основам вашего социального строя - частной собственности и власти. Все работают сейчас над их разрушением, - все, от негра мастерской до работников мысли, от заинтересованных в реорганизации современного строя до тех, которые содрогнутся при виде своих же мыслей, осуществленных на практике, отряхнувших с себя пыль библиотек, воплощенных самой жизнью.
Полное разложение и распадение современного строя и всеобщее недовольство; выработка новых форм жизни и жажда какой бы то ни было перемены, юношеский порыв критики в области науки, философии, этики и брожение общественной мысли; возмутительное равнодушие или преступное сопротивление новым течениям тех, в руках которых сосредоточена власть...
Вот каково было всегда состояние общества накануне великих революций. Таково оно и сейчас; и это не безумная фантазия возбужденного воображения группы недовольных; самое спокойное научное наблюдение убеждает нас в этом. Даже те, которые для оправдания своей преступной индифферентности говорят: «Будьте спокойны, опасность не дошла еще до наших жилищ», признают, что положение все ухудшается и что они не знают, куда мы идем. Однако, облегчив себя этим признанием, они снова впадают в свое обычное состояние - прозябание без мысли.
«Нам столько раз предсказывали эту революцию», вздыхает пессимист; «был момент, когда я сам поверил в ее наступление, а между тем ее все нет!»
Но не будем тревожить сна индифферентных и мешать брюзжанию пессимистов. Подумаем лучше о том, каков будет характер этой революции, предчувствуемой и подготовляемой столькими людьми, и каково должно быть наше отношение к ней.
Мы не будем заниматься историческими пророчествами: ни эмбриональное состояние социологии, ни современное положение истории, которая, по выражению Огюстена Тьерри, «подавляет истину условными формулами», нас на это не уполномочивают. Ограничимся тем, что поставим себе несколько самых простых вопросов.
Возможно ли допустить хоть на мгновение, что одна только перемена образа правления успокоит брожение умов и приостановит совершающуюся во всех слоях общества работу над пересозданием всего существующего? Что недовольство экономическим строем, возрастая с каждым днем, не захочет проявиться в общественной жизни, как только наступят благоприятные обстоятельства - дезорганизация власти?
Конечно, нет!
Здравый смысл человечества ответил уже на эти вопросы, и вот его ответ:
Наступит всеобщая революция, которая вызовет потоки крови во всех странах Европы. При связях, установившихся сейчас между отдельными государствами и при настоящем неустойчивом политическом равновесии местная революция невозможна, если только она будет сколько-нибудь продолжительна. Разразившись в одной стране, она, как в 1848 году, вызовет непременно вспышки во всех остальных, и революционное пламя охватит сразу всю Европу.
Но если в 1848 году восставшие города возлагали большие надежды на перемену образа правление и на конституционные реформы, то сейчас, конечно, это невозможно. Парижский рабочий не будет ждать, чтобы правительство - будь то даже свободная Коммуна - исполнило его заветные желания. Он сам возьмется за дело и скажет: «Так, по крайней мере, что-нибудь будет сделано!»
Русский народ не будет ждать, чтобы учредительное собрание даровало ему землю, которую он столько лет обрабатывает для других; как бы мало надежды на успех у него ни было, он постарается сам ею завладеть; он уже стремится к этому: доказательством чему служат постоянные бунты. То же самое происходит в Италии и в Испании; и если в Германии рабочий позволяет еще распоряжаться собой тем, которые бы желали, чтобы все в мире совершалось по предписаниям из Берлина, то пример соседей и неспособность правителей скоро укажут ему настоящий путь.
Будущая революция будет носить экономический характер. Всеми народами одновременно будут произведены попытки пересоздать весь экономический строй; они больше не будут ждать, чтобы благосостояние свалилось им с неба, как манна небесная.
Дух восстания
Итак, мы установили, что в жизни человечества бывают эпохи, когда революция становится насущной необходимостью, когда она неизбежна. Новые идеи зарождаются с каждым днем, стремятся проявиться и найти себе применение в жизни, но они на каждом шагу сталкиваются с инертностью защитников старого режима и гаснут в удушливой атмосфере старых предрассудков и традиций прошлого. Принятые в нашем обществе взгляды на политический строй Государств, на законы социального равновесия, на политические и экономические взаимоотношение граждан не выдерживают никакой критики; они разбиваются каждый день, при каждом удобном случае, как в трудах философов, так и в обыденной беседе, как в роскошных салонах, так и в убогих харчевнях. Политические, экономические и социальные институты рушатся; старые здания, развалины, в которых жизнь стала уже невозможна, - они не дают развиваться зачаткам, зародившимся в расселинах их полуразрушенных стен.
Чувствуется потребность чего-то нового. Нравственный кодекс, которым до сих пор руководствовалась большая часть людей в своей обыденной жизни, потерял всякое значение, стал явной бессмыслицей.
Все, что мы еще так недавно уважали, с чем мирились, признается теперь вопиющей несправедливостью; нравственность вчерашнего дня поражает своей ужасающей безнравственностью. Столкновение между новыми идеями и старыми традициями становятся все чаще и ожесточеннее; они вносят разлад во все слои общества и даже в семью. Сын вступает в борьбу с отцом: он приходит в ужас от всего того, что отец находил естественным всю свою жизнь; дочь возмущается теми принципами, которые мать старается ей передать, как плоды своего многолетнего опыта. Народное сознание, народная совесть восстают ежедневно против всех безобразий, происходящих в среде привилегированных и праздных классов, против преступлений, которые совершаются во имя права сильного, чтоб удержать в своих руках привилегии. Те, которые жаждут торжества справедливости и стремятся провести в жизнь новые идеи, не могут не признать, что их самоотверженные и гуманные идеи, - идеи, способные дать человечеству возрождение, неосуществимы при современном общественном строе: они сознают необходимость революционной бури, которая очистит мир от плесени, покрывшей его, вдохнет жизнь в оцепеневшие сердца и принесет человечеству благородство, самоотвержени