самого революционного парламента пришлось народу удалить силою партию Жирондистов, т. е. тех буржуазных представителей, которые очень хорошо говорили о свободе, равенстве и братстве, но когда народ стал требовать «раздела земель», «уравнения богатств», или только таксы на хлеб, потребовали от парламента, чтобы им была дана власть казнить всех таких «бунтовщиков» без разбора.
Даже самую революцию мы, как видно, понимаем иначе, чем понимают ее писатели всех политических, буржуазных и социал-демократических, партий. Для нас, прежде всего, является вопрос: что дало народу данное движение? Каких немедленных практических результатов добился тот, чьим трудом живет вся наша цивилизация, и кому, даже в момент революции, бросают лишь корку хлеба - да еще красивые слова о братстве, причем этот самый народ продолжают ненавидеть так же, как его ненавидели в былое время расфранченные дворяне.
Вопрос «Что выиграл народ в данную минуту революции?» - этот вопрос для нас бесконечно важнее всех громких, пышных фраз, произнесенных в парламенте или на площади. И еще - какая новая идея была выдвинута народом в данном движении, даже если ему и не удалось осуществить ее вполне? Вот почему, например, мы так дорожим идеею свободных общин, выдвинутою парижскими рабочими, во время Коммуны 1871-го года. Она является в наших глазах задачею, которую наиболее развитая часть французского народа наметила нам для будущего.
И, наконец, мы спрашиваем: «Какую долю принял народ в данном движении?» Если бы какая-нибудь благодетельная волшебница могла дать народу богатство, счастье одним мановением своего волшебного жезла, мы и тогда спросили бы себя: «Принимать ли этот дар? Если это счастье - простой подарок, ведь оно не продержится. Прочно живет только то, что завоевано самим народом».
Но волшебниц нынче уже нет в истории. А в политиканов, считающих себя волшебницами и обещающих народу всякие блага, мы вовсе не верим. Вот почему, когда мы читаем, как французские крестьяне, особенно в восточной Франции, сами уничтожили все остатки крепостного права с 1788-го по 1793-й год, сами отбирали назад у помещиков награбленные земли, сами, с вилами и дубинами в руках, заарестовали беглого короля и привели его назад в Париж, сами беспощадно уничтожали в деревнях все старое чиновничество, выросшее при крепостном праве, сами уничтожали в городах цеха, обратившиеся в руках государств в средство закрепощения городских рабочих, - мы радуемся этому движению. Мы видим в нем не только немедленное серьезное улучшение их быта, но нечто еще более существенное: то, что в крестьянине и рабочем того времени заговорил человек, взбунтовавшийся против всех насевших на него тунеядцев. Мы видим в этом народном движении (кстати сказать, богатеи правители того времени уже звали это движение анархическим), - мы видим в этом народном движении залог будущего развития; мы чувствуем, читая о нем, что страна, переживая такой подъем народного духа, сумеет устоять против нашествия королевских и имперских войск из Германии и из Австрии, и станет на долгие годы во главе всякого передового движения в Европе. Так оно и было на деле.
Веками старались убить в народе всякую силу революционного почина. Веками старались уверить его, что его спаситель - король, царь, имперский судья, королевский чиновник, поп. И теперь есть люди, старающиеся уверить народ, что за него готовы радеть всякие благодетели, лишь бы им позволили писать законы...
Так вот пора, прямо и открыто, говорить народу: «Не верьте вы спасителям! Верьте себе самим - и бунтуйтесь сами, не дожидаясь ни от кого приказа и разрешения; бунтуйтесь против всех, кто вас грабит и правит вами. И помните, что богатства на земле - результат труда всех людей, а отнюдь не одного какого-нибудь барина или капиталиста. Помните, что земля - ваша, что фабрики и заводы - ваши, что леса и угольные копи принадлежат вам, что железные и всякие дороги - ваши и что вам, и никому другому, принадлежит право распорядиться ими так, чтобы ими не овладели снова всякие тунеядцы».
Вот что думают анархисты в Западной Европе, и вот как, и во имя чего, они действуют.
Но если в Западной Европе сама историческая необходимость, сама жизнь, начиная с шестнадцатого столетия, и все более и более в наше время, стала выдвигать таких революционеров, то - тем более необходимы такие люди, т. е. анархисты в России.
В России они в тысячу раз необходимее, чем в Западной Европе.
В Западной Европе уже есть революционная традиция - у нас она только что зарождается. В Западной Европе, особенно во Франции, в Испании и в Италии опять-таки благодаря революциям, создались смелые мысли. У нас, рабство мысли, даже среди молодых революционеров доходит до того, что одно время у нас божились марксистскою библиею, как раскольники божатся буквою евангелия, и повторяли за своими вожаками, как слова великой мудрости, самые отчаянно бессмысленные изречения о необходимости «выварить мужика в фабричном котле»!!!
В Западной Европе рабочий уже не верит в таинственные организации, издающие приказы о том, в какой день начинать революцию, а в какой день все еще ломать шапку перед господином полицейратом, т. е. квартальным. Такая вера встречается еще только в Германии, где революционное дело не многим старее, чем в России; в латинских же странах социалист хочет мыслить сам по себе, и если несколько человек решатся сделать какой-нибудь смелый шаг, то они его и делают, не спросясь у начальства. У нас же такая смелость совсем еще внове.
Словом, нигде, ни в одном западноевропейском народе не чувствует так сильно необходимость проводить в жизнь мысль о народной, крестьянской и рабочей революции, нигде не требуется так сильно разбудить, наконец, бунтовской дух и смелость личного почина. Нигде, следовательно, не чувствуется в такой степени необходимость широкой, смелой анархической пропаганды.
Те, которые говорят: «Нам теперь хоть бы какую-нибудь, хоть плохонькую конституцию», доказывают этим только, до какой степени им чужды интересы русского народа, до какой степени все их мышление проникнуто духом буржуазного либерализма, до какой степени слабо их понимание хода исторической жизни народа.
Нам нужна в России широкая, все захватывающая крестьянская и рабочая революция. Где бы она ни началась, как бы она ни разрослась, -широко или нет, - она даст России неизбежным образом представительное правление; только со следующею разницею.
Революция даст России не только несравненно более политической свободы, чем может дать любая конституция, дарованная царем. Она изменит экономические, хозяйственные основы быта русского народа. Теперь русский народ недоедает. Хронический голод - язва России. Хлеба, хлеба нужно прежде всего русскому народу! И пусть он только силою возьмет себе хлеб, т. е. землю, - тем самым он возьмет себе и волю. Пусть он также начнет завладевать фабриками, заводами, угольными и соляными копями - всем, что нужно для жизни, - тем самым он возьмет себе и волю, настоящую - народную, а не господскую. До чего довело нас вековое рабство, просто тяжело подумать. Даже такого мизерного подобия зачатков воли, как конституция, даже в такое время, когда за волю бьется и гибнет в России вот уже второе поколение молодежи и начинают восставать рабочие и крестьяне, - наши писатели нет-нет да продолжают выпрашивать себе конституцию, «на чаек с вашей милости», то у русского царя, а то у японцев!
И нам говорят, что анархизм не нужен в России?!
Русский Рабочий Союз
Известно, что по мысли Георгия Гапона в России основывается всеобщий «Российский Рабочий Союз». Мы еще не знаем программы этого Союза в ее окончательной форме, а потому не можем обсуждать ее. Но мы выскажем по крайней мере, как мы понимали бы такой Союз и его цели.
Опыт западной Европы показал, что вне партий политических, ставящих себе целью достижение известных реформ через законодательство, необходимо образуется, в той или другой форме, обширная цепь рабочих союзов, которые создаются независимо от всех этих партий, вне их, и ставят себе целью прямое воздействие рабочих на капиталистов, т. е. прямую борьбу рабочего с капиталом путем стачки, бойкота и т. п. При этом, у наиболее дальновидных рабочих рисуется в более или менее отдаленном будущем захват фабрик, заводов и т. д. самими рабочими и организация ими самими всего производства.
Такой рабочий союз, задуманный в обширных размерах, - охвативший в свое время все ремесла и распространенный на все страны, представлял при своем основании Интернационал, т. е. Международный Союз Рабочих. Его знаменитая формула: «Освобождение рабочих должно быть делом самих рабочих», определенно выражала эту мысль.
Конечно, как только Интернационал выказал свое могущество, им постарались овладеть политики. Пользуясь войною 1870-71 года и разгромом рабочих классов и Интернационала во Франции и Испании, радикалы, а также социалисты политического воспитания старались повернуть деятельность Интернационала так, чтобы из него создать опору для политической, парламентской партии, стремящейся водворить со временем государственный коллективизм (т. е., в сущности, капитализм государственный), а пока слегка ограничивать капиталистическую эксплуатацию путем законодательства. На этом произошел, как известно, раскол, и Интернационал, против которого соединились также и все правительства, мало-помалу распался.
В Германии, а затем и в Италии и во Франции создались тогда, под названием социал-демократии, партии, сложившиеся, с одной стороны, из политической демократии, а с другой - из социалистов. В Германии, в особенности, такая партия достигла сильного развития.
Замечательно, однако, что несмотря на все избирательные успехи социал-демократии, рабочие во всей Европе, и даже в Германии, все-таки не отказывались от мысли, что помимо социал-демократии -представлявшей политическую, а потому самому смешанную партию, необходимо развить независимую чисто рабочую организацию, и эта организация, слагаясь из профессиональных рабочих союзов (по ремеслам), все время стремилась повсеместно к прямому международному объединению рабочих по ремеслам, - опять-таки вне всяких парламентских партий. Идея Интернационала, таким образом, продолжала жить и живет по сию пору в Европе, по крайней мере на континенте.