Малуша перенеслась прямо на столешницу, сначала поклонилась мне, потом только уселась на перевернутую пустую миску и попросила кружку:
— Вместо стола мне будет, не на коленях же есть. Токмо ты её вверх дном установи, — заявила.
— Бабушка Малуша, всё бы хорошо, но у меня для тебя посуды нет. Как быть-то?
Домовиха махнула рукой в мою сторону, успокоила:
— То не бяда, так, мелочовка. Енто мы быстро исправим…
Она щёлкнула ноготком по одной из мисок на столе — и в мгновение ока уменьшилась до нужного размера. То же самое домовиха проделала с кружкой. Здорово… Хорошо уметь колдовать!
Я перевернул перед Малушей кружку и установил её дном вверх.
— Вот и до́бре, вот и мило… А мисочку-то мою как раз на донышко и умости. От спасибочки, от благостно-тоть как…
Домовиха не столько ела, сколько рассыпалась в благодарности. Истину говорят, что вежливость обходится нам так дешево, но ценится другими так дорого… Пока мы «трапезничали», я получил столько обещаний, что Малуша мне поможет и без внимания не оставит, что дальнейшая жизнь мне стала казаться раем.
На свиданье к лосю
Настюха весь день крутилась, как заведённая. Перебрала в сундуке вещи, оставленные Ялкой. Некоторые наряды взяла себе, некоторые выложила, чтобы перешить Милице.
Начала искать иголку с нитками — да вот оказалось это делом непростым. Перерыла весь дом, пока обнаружила коробушку за печкой на полке: Ялка, видно, редко шитьём занималась. Но такая вот странность: в коробке для рукоделия нитки-то были, а вот иголки — нет, не наблюдалось. Какие-то два приспособления имелись, по-видимому, костяные. Причём один инструмент был похож на крючок, напоминал букву «у» без продолжения длинной палочки после разветвления, зато с удлинением её вверх, а второй натурально представлял собой букву «V».
Настюха сидела, вертела в руках найдённые предметы и кусала от расстройства губы. Как ими пользоваться она не знала, факт. Да и я был в недоумении. Подошёл, потёрся ей о ноги, чтобы подбодрить. И вдруг голосок Малуши:
— Ай, закручинилися, вижу? Отчего бы? Подсобить, може, чем смогу?
Настюха обрадовалась:
— Малуша, милая, конечно, помоги! Хотела Милице одёжку кое-какую перешить, а не пойму, где иголку взять.
— Дак чаво яё брать-то, коль она у тебя в руках, — хихикнула Малуша. — Дай-ка я тебе покажу, как ымя шить надобноть.
Домовиха в мгновение ока оказалась рядышком с Настей на лавке. Взяла два лоскуточка, сложила их друг с другом. Потом костяшкой в форме буквы «V» проткнула их оба так, что острое соединение вышло с другой стороны. Вторую «иглу», вернее, крючок, просунула в выступившее треугольное окошечко, подцепила им ловко нитку и вытянула наружу кончик.
Затем она вытащила «V» на другую сторону сшиваемых лоскутков, и с помощью «у» пропустила вторую нить в образованную петельку. Освободив инструменты, Малуша потянула концы ниток, чтобы стежок стал тугим, и стала повторять алгоритм.
Я аж пасть от удивления разинул! Так это же получается самый настоящий машинный шов! Понятно, что он даже крепче, чем сделанный обычной иголкой — ниток-то участвует в работе две, а не одна. Но, соглашусь, возни побольше, и по времени это будет дольше, чем орудовать привычной иглой. Но уж лучше так, чем совсем никак.
Зато обрадованная Настя тут же бросилась пробовать. Ну да, получаться стало не сразу. Так ведь и горшки, как говорится, не Боги на двор выливать выносили… то есть обжигали. Однако мало-помалу и у неё всё стало получаться вполне так сносно. Натренировавшись, девушка занялась изготовлением нарядов для дочки — Настюша теперь только так называла Милицу.
Ножницы нашлись в той же шкатулке. Ну да, они тоже были мало похожи на те, которыми мы привыкли пользоваться: два ножа, уложенные остриями внутрь друг к другу и соединённые внизу металлическими пружинящими полукольцами. Никаких колец, куда можно было бы всовывать пальцы, не было. Да и работать приходилось ими так, словно это были щипцы, а не ножницы. Но тем не менее догадаться о предназначении этого инструмента было несложно.
На первый раз Настёна решила сделать Милице юбку. Выбрав одну из Ялкиных, она, приложив к ней старенькое платьишко девочки, откромсала лишнее. А потом долго мучилась с иголками и нитками, подрубая край. Я же не удержался и немного поиграл с брошенными на пол лоскутками.
Не, так-то я умом понимал, что это самые обычные тряпочки, но почему-то при взгляде на эти кусочки ткани в моём мозгу рисовалась другая картинка: маленькие мышки, почему-то цветные, притаились и ждут, когда все про них забудут. А я, я же охотник, хищник, хоть и маленький! И я просто обязан раскрыть их хитрый замысел и помешать им!
Короче, бросил я носиться по дому, подбрасывая лоскутки и ловя их, лишь после того, как услышал хихиканье Малуши из-за печки. Вот ведь какая бабулька хитрая: то требует, чтобы её звали, когда требуется помощь, а то сама влазит в чужие дела, когда её об этом вовсе не просят. Обломала мне всё развлечение. А кот просто обязан время от времени играть, иначе у него случится застой в мышцах и депрессия в мозгах. Или в нервах. Я точно не знаю, потому утверждать не буду.
Пообедали мы той же утром сваренной чорбой («Не барья какие-нибудь, чтоб вам по три раза в день разносолы всякие варганить!» — слова Настюхи). Приготовили корове пойло тёплое, куда тоже похлёбки плеснули, постаравшись косточки выбрать по максимуму — опять же по воспоминаниям о бабушке. Вроде бы таким макаром у коровы повышали удойность, поскольку «солощая», то есть жрущая всё подряд, скотина, пьёт больше и молока даёт больше. Решили проверить утверждение опытным путём.
Однако пришлось за водой на родник чапать. Пока Настюха одну бадейку волокла, я Малушу упросил ей как-то в этом помочь — тяжело же девке полные бадейки с ручья таскать. Домовиха посмеялась только и сказала:
— Заботлив ты, паря, неспроста. Ну да ладно! Будет таперя так: за одну бадейку Настину сразу три в бочке прибавится!
Уже хорошо. Совсем по воду не ходить нельзя: соседи глазастые, сразу заподозрят неладное. А так всё вроде бы ладно: ходит девица по воду, все видят, а уж сколько раз — тут, чтобы подсчёт точный вести, свои дела надо бросить делать.
Напоив Вишку (в обед стадо пригнали в деревеньку на часок — попоить и подоить), Настя решила искупать Милицу. После болезни — а она от отвара таки выздоровела, ага! — ей пот смыть нужно было. Ещё бадейку в бочку в баню Настя принесла — ну, там, сами понимаете, сразу бочка под завязку и наполнилась. Настя удивляется, но не понимает ничего, только плечами пожимает. То ли вид делает, то ли в самом деле наивная такая.
А тут уж и коров с пастбища на ночь пригнали. Настюха с бадейкой пойла в сарай пошла — а корова уже подоена, молоко рядышком в ведёрке стоит. Овинник постарался. Очень ему чорба понравилась. Не, ежели эти духи так нам и дальше помогать будут, жить будет совсем даже неплохо — почти как на курорте.
Тут уж Настя притворство своё отставила. Поклонилась невидимому овиннику, поблагодарила. Молодчина она, всё-таки!
Поужинали. Чем? Да всё тем же, чорбой — оставалось на донышке. И тут я просто в осадок выпал! Стала наша Настя на свиданку собираться!!! Только что чуть ли с ног валилась от усталости, и вдруг — такая энергия откуда-то взялась.
Уж она крутилась перед самоваром и так, и эдак. Он, самовар, конечно, не зеркало, а тоже своё отражение на всякие там предметы имеет. И они, эти отражения, могут не совпадать с желаниями и фантазиями в самовар смотрящего. Могут даже вовсе идти в разрез с его представлениями о реальности. В общем, смешно Настёна выглядела в самоваре, конечно… Я б вот на себя даже смотреть в него не стал, а этой всё нипочём: крутится, любуется.
Хорошо, что коты смеяться не умеют. Хотя, это как сказать, не умеют. Но у меня тут такой приступ случился, что я уже готов был стать в этом смысле первопроходцем. А что, есть же «улыбка Чеширского кота», а тут будет «ржака Новодевкинского котяры».
От этой мысли ржач не только не отступил, а подкатил комом к горлу новой волной. Пришлось снова заднюю ногу за голову забрасывать, типа, зачесалось у меня где-то в неположенном месте. Это действие меня обычно приводит в более-менее уравновешенное состояние даже в самых разных стрессовых ситуациях. Привычка, ёптель-моптель… А привычка — она же, по словам великого нашего Пушкина, «свыше нам дана — замена разума она».
Фантазии подбросили в башку несколько короткометражных фильмишек, как я, следователь со стажем (разумеется, в обличии человека) вдруг во время беседы с какой-либо дамочкой, позволившей себе или, напротив, не позволившей — неважно, вдруг посреди кабинета усядусь на полу и задеру заднюю ла… тьфу, ногу, просто ногу! Или в кабинете начальника, когда он будет неправ… А то и вовсе могу ведь и на коврик выразить своё несогласие с его мнением… Или в его ботинки, если он переобуется ненароком и оставит их без присмотра. Коты — они ж такие коты, у них другие правила и законы. А жизнь человека полна ограничений, и, как я сейчас понимаю, абсолютно зря. Проще надо быть, человеки, проще! Мяу!
Я растянулся на лавке, потягиваясь и сладко позёвывая. Хорошо быть кошкою, вернее, котом… Жаль только, что я за всё это время так ни разу и не встретился с кошечкой. Было бы интересно узнать реакцию Насти на такой поворот… А то она вон на свиданку может собираться, возбуждая во мне ревность — прародительницу чувства пониженной самооценки, а я — нет. Обидно, господа!
Короче, лишь солнышко одним бочком горизонта коснулось, улепетнула наша хозяюшка на крыльях любви, как птичка. Точнее, поскакала на лосиный призывный зов… Тьфу! Хотя, если честно, я уже почти смирился. Да и не до ревности мне сейчас абсолютно. Дел — выше крыши. Надо бы по деревне полазить, сведений поднабрать.
Несанкционированная подслушка
Первыми на повестке были вопросы, касаемые Николая: куда он пропал и почему? И кто над Никитой такое злодейство учинил? Про Оксану я старался не думать: найду преступника, она сама явится. Сто процентов.