Я спрыгнул с ветки дерева на землю и решил возвратиться домой к Милице и Настёне. Вероятнее всего моя Настенька уже вернулась со своего свидания. А что? Все важное сведение я уже получил: всё завязывается на самом Владыке болот и его сыне. Почему-то большеротой толстушке я поверил безоговорочно. Осталось только придумать, как выйти на этих самых отца и сына. Правда, неясна тут роль этой Огнессы. Но, думаю, и она как-то замешана во всём этом.
А каким боком тут Красава? Коту понятно, что Огнесса на неё зуб имеет! А вдруг тот зайчишка… Как бы не совсем и зайчишка? Да ну, следователь Барков, хватит уж притягивать за уши всё, что тянется. Ну, перекидывается иногда ведьма молодая в лису, ну, бегает по лесу в поисках еды — разве тут есть какой-то криминал? Забудь!
Главное сейчас — отыскать ход внутрь резиденции Болотника, потому как яма та — это просто его приёмная, как мне кажется. Своих пленников он, наверняка, держит где-то на глубине. И вот туда-то мне и нужно проникнуть, освободить всех. И тогда уж… А что будет тогда уж, я придумать не успел…
Базика ла* — пустомеля, лгунья (устар. просторечное).
Береги шкуру в прямом смысле слова…
Сначала я прыжками преодолевал заросли крапивы во дворе Огнессы, мысленно костеря ленивую девку за то, что не окосила лужайку вокруг окон. Хотя, возможно, тут всё и продумано: если уж мне, коту, трудно пробраться сквозь природный забор, то человеку и вовсе в лом будет ломиться без спецзащиты.
Выбравшись же на тропинку, я услыхал слабое царапанье невдалеке от большого камня. Такое обычно издают мышиное потомство, оставленное без присмотра родителей. Мммм… Мягонькие и нежные мышки-малышки! Пасть сразу же наполнилась слюной. Я прижался к земле и, стараясь ступать как можно бесшу́мнее, двинулся к камню.
Поскольку весь я в это мгновение трансформировался во внимание, то и прошляпил момент. Опомнился лишь, когда почувствовала руку, сомкнувшуюся на моей шкирке. Рванулся, было, вперёд — а вот ни фига подобного, вцепилась мёртвой хваткой, падла! Я даже взвыл от бессилия. Но и это не помогло.
А воровка (Ну, а как иначе квалифицировать тётку, совершившую сей беззаконный поступок? Я же теперь как бы собственность, имеющая ценность) поволокла меня подальше от места моего похищения. Одно успокаивало: меня не убьют, а это уже факт положительный. И сто процентов не покалечат. Ворюга же планировала кота продать в город, на развод. Иначе говоря — сдать в секс рабство за деньги.
Пока же дрянная баба временно сбросила меня в свой погреб. Хорошо, что у меня лапки. Они и спружинили, а то бы я и брюхо, и башку себе отбил. Тут же крышка моей кутузки захлопнулась. Темень окутала зловещая… Ни зги не видать, ни самого хомута!
А кто там получасом ранее восхищался способностями котов видеть в темноте? Куда она, это способность, вдруг подевалась-то? Я потряс башкой: а что, вдруг что-то там внутри сбилось с настроек, помнится, я так часто свой старый телек ремонтировал. Стукнешь так по нему ладонью — и вуаля, всё чики-пики.
Ну, как бы стукаться башкой обо что-то мне вовсе не хотелось. И так чуть избежал самого настоящего сотрясения. Но всё-таки, интересно же, как эту опцию настроить-то? Потому что вот ни фига я ничего не видел. Странно же.
А-а-а, вспомнил! Чтобы что-то увидеть, мне сейчас нужен хотя бы малюсенький источник света, чтобы от него плясать. Вроде, кошачьи глаза так работают, на отражении. Сюда же даже тоненький лучик снаружи не попадал. Да и незачем мне теперь видеть обстановку… Выбраться всё одно не получится. Ну, заберусь я, цепляясь когтями по стене, наверх. А крышку как подниму? Тут уж лапки мои бесполезны…
Эй, Барков! Унынию предаваться будешь на лавочке, жалуясь товарищам по несчастью на скрипучие колени и несварение желудка. Можешь добавить пяточные шипы, тоннельный синдром и алопецию. Но это потом, когда удастся выбраться на волю и найти более-менее безопасную скамейку. А сейчас, Пашка, думай давай. Выход ищи.
Вдруг что-то зашуршало в углу… Стоит ли говорить, что мой инстинкт сработал раньше мозгов? На то, чтобы словить шебуршащееся существо, хватило пары секунд. Хорошо ещё, что я эту тварь сразу же не слопал. Просто дух от пойманной жертвы шёл какой-то… странный. Не мышиный.
И вот тут-то искорки и побежали… Осветился чуток погреб. Бац — и передо мной сидит мохнатенький ушастый колобок, смахивающий то ли на крысу, то ли на хомяка.
— Отпусти. Я ж не мышь тебе, — ухмыльнулось существо. — Больно скор ты на расправу, как я погляжу. А меж тем я к тебе на помощь явился.
— А ты кто? — я чуток ослабил хватку.
Ну, если это даже и мышь, я теперь её жрать всё одно не намерен. Раз говорящая, значит, разумная. Нашего поля ягода. А я каннибализмом не промышляю.
— Увалень я, погребной.
— Это наподобие банника, домового?
— Ну да, так и есть. Особую я власть имею над неправедно нажитым добром. То есть ты — моя собственность, поскольку Лолла тебя силой и обманом сцапала. Она частенько таковым промышляет. У неё жа и имя говорящее, обозначенье имет «сорна трава, плевел». Погана бабёнка, одно слово… Прёт всё, что плохо ляжит, да сюды скидат.
— И что же ты теперь со своей собственностью, то есть, со мной, делать планируешь?
Мало мне забот — вот ещё одна. С увальнем сражаться… Я покрепче вцепился в сущь когтями.
— Да ты не промах, как я погляжу. Давай так: я тебе секрет один раскрою, а ты от меня за то лапы свои когтистые уберёшь. Отпустишь, короче.
— Секрет раскроешь? Это я люблю… Но! Зачем мне какие ни на то секреты, если я тут ими воспользоваться не смогу? — я подумал это. Или вслух произнёс?
— Мой секрет тебе уже здесь поможет, — увалень даже замер, боясь шевельнуться. Крепенько я его зажал, каюсь.
— Давай свой секрет, — согласился.
— Ты имеешь способность перекидываться!
— Открыл Америку. Но я ж не сам перекидываюсь, мне Баламутень нужен с его зельем, — остудил я пыл сущи.
— Нет. Ты можешь именно сам превращаться в любое другое существо, в какое только пожелаешь. И не обязательно в человека. Вот представь себе, что ты… например, волк…
— Ну уж нет! Волка бабы чокнутые коромыслами забьют на раз. Лучше уж… в синицу! Лолка крышку погреба откроет — я и выпорхну.
— Мудро. Давай в синицу. Сначала представляшь себе новый облик, потом оземь ударяшься — и всех делов-тоть, — увалень, выбравшись из моих когтей, уселся напротив, сложив лапки на груди. — Тока помни: чаще одного раза за сутки превращаться нельзя. Закон такой.
Я собрался с мыслями, вскарабкался по стене чуток выше пола, представил себе, что я — синичка, и со всей дури дерябнулся оземь, готовясь ощутить боль удара. Но нет! Тут же какая-то сила подняла меня наверх! Я ощутил себя уже в непосредственной близости от крышки погреба. Вот увалень, вот молодчага! Теперь я вспомнил, что и Малуша мне на что-то такое намекала… Про какие-то скрытые способности.
Вцепившись острыми коготками в выступ в стене, я замер. Теперь время работает на меня. Надо только переждать, когда вороватая бабёнка полезет сюда по какой-нибудь надобности.
Ждать пришлось долго. Но, ближе к утру, крышка осторожно приподнялась, образуя узенькую щель. Я мгновенно сориентировался и выпорхнул, задев лапкой с коготком аккурат по носу сунувшейся в щель бабёнки. Ну, если честно, сделал я это вовсе не нечаянно, а вполне так рассчитанно. Даже в тот самый миг пожалел, что я всего лишь синичка с коготком, а не жеребец с копытом. Вот бы тогда получила бы противная баба сполна! Хотя не представляю, как конь смог бы вылететь из погреба наружу. Так что придётся смириться с тем, что есть.
Лолка, схлопотав царапину, взвизгнула, оттолкнула крышку в сторону, а сама, не удержав равновесия, сверзилась в погреб. Пока она приходила в себя, я, снова шваркнувшись оземь, обернулся парнем (шли же уже другие сутки после моего оборотничества в синицу, поэтому у меня получилось) и захлопнул затвор. Посиди теперь сама взаперти, сволочь паршивая! Понюхай лиха. А сверху я крышку ещё и каменюкой придавил, чтобы уж наверняка.
Потёр довольно руки и собрался уж чапать к своей Настёне, но… Вовремя одумался. В образе парня, да ещё голого, в деревне мне показываться не резон… Да и лимит с превращениями я уже исчерпал. Проклятое желание отомстить! Летел бы себе подальше, так нет — зло должно быть наказано. Вот ведь дурак-то полный, хоть и прожил на этом свете… А! Где наша не пропадала.
В избе Лолки я обнаружил сундук с нарядами. Хотел выбрать себе кое-что посерее и поневзрачнее, но в сундуке лежали только яркие сарафаны, а всё серое валялось на лавке, грязное и вонючее. Эта чувырла не только воровка, но ещё и неряха ленивая. Вот что с бабами творит жизнь вдали от мужчин: стараться выглядеть привлекательнее не для кого, значит, можно ходить в том, что есть. Даже стирать без стимула неохота. Вот как.
Пересилить брезгливость я не смог, потому пришлось напялить красный сарафан из сундука. Нда, не красавица получилась… Это я в самоваре углядел. Волосы ещё эти… Полубокс на голове девушки — не самое привлекательное зрелище. Да ещё, помнится, в давние времена стриженных девок считали опозоренными. Надо как-то скрыть этот казус.
Намотал платок на голову, до самых бровей спрятал лоб. Красоты не добавилось, но мне ведь и не на подиум. Лишь бы незамеченным к баннику Шишку добраться. До завтра отсидеться. А там можно и снова котом становиться. А то Настя, поди, меня обыскалась.
Утро только занималось. Бабы доили коров, те отвечали хозяйкам утробными мыками. Мне снова посчастливилось: я, вроде бы, проскочил незамеченным через деревню. Хотя на сто процентов не уверен — вдруг кто-то в окна рассматривал улицу.
Шишок обрадовался моему появлению. Настя, действительно, была сильно обеспокоена моим исчезновением. Даже в баню искать забегала. Но, списав отсутствие кота на его желание пообщаться с особью своего рода, но противоположного пола, успокоилась немного. Откуда бы ей знать, что котов и кошек пока ещё на Руси можно пересчитать по пальцам? Да и не стал бы я… с кошкой безмозглой… Или стал бы? Ну, гормоны ведь никто не отменял… Да и инстинкт тоже…