На ум пришли строчки из письма Татьяны к Онегину: «Другой??? Нет, никому на свете не отдала бы сердце я! То в Вышнем суждено совете! То — воля Бога!» Ага… Но недаром же эти слова принадлежат девушке. У них вообще всё иначе устроено. Сначала голова, потом всё остальное. А у мужиков… Тем более котов… Короче, хорошо, что кошек пока в изобилии нет здесь. Очень хорошо. Мне вот совсем неохота проверять действие этих инстинктов на себе. Так-то вполне хватает того, что я бросаюсь на каждый шорох, пытаясь изловить любую тварь, которая меньше меня размерами, да начинаю вылизываться, задрав заднюю лапу, в любой непонятной или неприятной ситуации.
Пока мы с Шишком чаи распивали, он поведал мне ещё одну занятную историю. Настя успела-таки ему пожаловаться, когда забегала. Рыдала, как оглашенная. Оказывается, её Никита-лось на свидании шкуру свою потерял. Не то, чтобы он сам её потерял — кто-то намеренно её спёр и в костёр бросил. Как в сказке про царевну-лягушку. Оказывается, ему и надо было-то всего неделю после поцелуя Настиного таким вот оборотнем пережить. А раз условие не было выполнено, то и расколдоваться парню не удалось до конца. Как и в сказке, унесло его за тридевять земель.
Вот так всегда: ты тут себе стараешься, добро изо всех сил творишь, а кто-то злобный одеяло у тебя из рук прям вот вырывает и своё бесчинство устраивает! Я даже кружкой запулил в стену со зла. Понятно же, как белый день, что влюблённая Анастасия теперь всё бросит и кинется спасать своего возлюблённого. И по фиг ей на то, что у нас тут другие дела, не менее важные.
Ну, ладно, пойду я с ней — а что мне ещё остаётся делать-то? Не одну же её отпускать, в самом-то деле. Но что делать с Милицей? С собой тащить? Ребёнка? В страшную неизвестность? Оставлять тут её одну тоже не резон — девчушка без взрослых погибнет. Положиться в странном селении абсолютно не на кого. Шишок и Малуша не в счёт. Они скрытно помочь могут, но вступать в открытый бой против людей и нелюдей — это вряд ли.
Тайна моего рождения
Пока я гонял эти мысли в своей голове, дверь в баню скрипнула… На пороге появилась Настя. Тьфу ты, как не вовремя-то! Платок-то с башки я размотал, а вот переодеться мне было не во что. Так и предстал перед девушкой во всей красе: в бабском сарафане и со стриженной под полубокс головой. Красавец… или красавица? Ха-ха…
Вопреки моим ожиданиям порции едких насмешек от девушки я не получил — Настюха даже не улыбнулась.
— А… Ты вернулся… Сделал своё грязное дело? Догадывалась я, что с тобой не всё чисто, но не до такой же степени! Ну, влюбился ты безответно — это же не повод поступать так подло… — она бросала злобные слова усталым голосом, как нечто давно уже отболевшее, обдуманное и давно решённое.
— Ты думаешь, что это я? Что я на такое способен? — я даже задохнулся от возмущения.
— Нет, лисичка мимо бежала, хвостиком вильнула… Шкурка в костёр упала и загорелась!
Я сразу вспомнил ту самую лису, у которой из-за меня облом вышел к зайцем. И Огнессу с разодранным плечом. Как бы до этого у неё алиби: с девками сидела, потом я сам своими глазами видел, как она переодевалась. А потом что было? Тут за ней пригляда не было! А она такая стерва, что вполне могла отомстить: выследила кота, как он возле лося с Настей крутился, сложила два и два. А то, что шкуру сожгла — тут и вовсе понятно, какие-никакие сказки, а и тут людям известны.
— Насть, а ты и вправду видела рядом лису? Вспомни-ка! Такая ободранная, с разорванным ухом, пока ещё не зажившим, да? — я загорелся оправдаться перед девушкой. Похоже, попытка была неудачной…
— Что??? Ну, конечно! У тебя даже фантазии не хватило отмазку своей головой сочинить, цепляться взялся за мои слова. Эх, ты… — и столько презрения звучало в её голосе, что хватило бы на целую дивизию солдат, которым вместо группы «Стрелки» на праздник привезли хор имени Александрова. — Ну да ладно, хватит тут турусы на колёсах разводить. Сделал дело — гуляй смело. И чтоб духу твоего здесь не было! Минута на сборы. Не уйдёшь — я баб созову. Сам можешь себе представить, что они с мужиком сделают, да ещё и в сарафане… — Настенька зло засмеялась.
Ну, вот и всё. Она уже приняла решение, а мне и выбора не оставила. Гуляй, Паша… Живи, как умеешь.
Я молча повернулся и вышел из бани. Утренняя прохлада слегка остудила мой пыл. Может быть, Шишок девке взбалмошной мозг на место поставит? Хотя сейчас вряд ли кто-то сможет до неё достучаться.
— Бабушка Малуша, помоги мне советом! — взмолился я.
Старушка появилась под кустом малины. Её личико было грустным, плечики опущенными.
— Помочь, мила́й… Даже не знаю, как. Надо ба задержать девицу, да чем бы? Её жа чичас никакой силой не остановишь. Ежели токмо… Но другова выхода я не вижу! — Малуша хлопнула в ладоши и… крыша бани вдруг провалилась внутрь!
Я услышал визг Насти, бросился на помощь и получил мощный удар балкой по затылку. «Умеет однако Малуша принимать неординарные решения», — подумалось уже сквозь пелену забытья.
Очнулся уже в избе Ялки на лавке, заботливо укрытый одеялом. Милица металась от меня к Насте, меняя влажные полотенца на наших лбах. Личико у неё было заплаканное, но глазки горели желанием помочь. Когда она увидела, что я пришёл в себя, склонилась ко мне и на ухо прошептала:
— Ты жа не уведёшь с собой новую матушку? Как тот дядька, который Ялку увёл?
Я покачал головой, тут же взвыв от боли. Милица удовлетворённо кивнула мне и побежала на стон Насти. Я приподнялся на локтях, стараясь как можно меньше двигать головой, нашёл глазами девушку. Похоже, она повредила ногу: обмотанная тряпкой ступня свидетельствовала об этом.
— Помешал ты мне, глупыша́… — Малуша оказалась рядышком со мной на лавке. — Не для тебя та балка была уготована. Так Настя чичас лежала бы с переломанной ногой. А таперя вот токмо на пару денёчков я её и задержала, выходит. Небольшое лишь растяжение у неё.
— Ну и методы у тебя, бабушка Малуша… — только и смог я высказать в своё неудовольствие.
Старушка развела руками и растаяла. Однако провалялся я так без сознания немало — вон уже смеркаться начало. Кстати, где-то же я читал, что время в прошлом иначе исчислялось… Вроде бы, сутки начинались не в полночь, а после наступления сумерек? Ну да, первый час суток, если перевести на наше время, выпадал на девятнадцать-тридцать, это по календарю Коляды Дар. То есть я уже могу пробовать превращаться, раз день на исходе!
Но в кого? В кота больше не резон — вдруг меня снова какая-нибудь бизнес-леди изловит для продажи. У Шишка я выяснил, что могу быть незаметным, но лишь в том случае, когда попрошу у духов об этом. Потому-то в подземелье меня и не увидели ни Болотник, ни Усачиха. Но ведь на каждую бабу морок не напустишь, они ж, как тараканы, подкрадываются незаметно из ниоткуда. Да и Настюха сразу меня узнает. Не хочу я пока с ней встречаться лицом к лицу. Пусть думает, что меня рядом с ней нет.
Попробую-ка снова синичкой стать. Надо побольше информации собрать, чтобы решить, что дальше делать.
Шмякнулся с лавки на пол, представив себя птичкой. Получилось. На шум прибежала Милица. Увидела синицу, заволновалась, распахнула дверь и стала полотенцем выгонять пернатую на улицу. А мне только этого и было надо.
В баню к Шишку теперь не пойдёшь — нету той бани… Но на всякий случай я подлетал к разрушенному строению. К моей великой радости банник пока ещё обитал рядышком. Грустный, он сидел под тем же кустом малины, где я увидел Малушу. Я примостился на веточке напротив его лица.
— Вот так вот, Пушок… Берёг я берёг свой дом, а не сберёг… Теперь надо перебираться в другую баню. Токмо вот ведь беда-то какая — все ж они давно заняты! Да и от Малуши далеко не хочется уходить… Навещала меня старушка иной раз. Ну да, чего зенки пялишь! Лубоф у нас с ей давня да взаимна, — Шишок хлюпнул носом и вытер лицо рукавом. — А ты чаво тут? Не прошшат тебя твоя зазноба?
— Я что спросить хотел… Шишок, а почему ты мне не сообщил, что я умею превращаться без помощи Баламутеня?
— Дак ты ж не спрашивал! Мы, домовые, банники, овинники — ну, всякие духи-помощники человека — токмо по просьбе могём что-то делать и токмо отвечать на заданные вопросы. Не положено, вишь, нам самим раскрывать тайны без вопросов да помогу оказывать без просьбы.
Так вон оно как работает! Значит, Шишок знает больше, чем говорит. Надо только правильно спросить. Эх-ма, что-что, а уж спрашивать-то я умею — поднатаскался за время работы следаком.
— Тогда ответь мне, Шишок, откуда у меня такие способности: оборачиваться в зверей и птиц, делаться невидимым, телепатировать мысли?
— Откуда, спрашиваешь… Хитёр ты, Пушок. Одним вопросом заставляешь меня всё тебе рассказать… Однако и промолчать я не могу, коль вопрос поставлен… Ну, да воля твоя: хочешь узнать, тады слухай.
Болотник сильно хотел сына. А у него от нежити — утопленниц, которых он брал себе в наложницы — рождались только дочери. Уж кто его надоумил, не знаю, но как-то удалось ему обманом заполучить бабёнку живую. Понесла она. Радости Болотника не было границ! Только та бабёнка, Евпраксия, тоже не глупа оказалась. Не схотела она своего младенца чудищу ентому отдавать. Потому и стала думать, как ба обмануть нечисть погану.
Тут как раз прибилась к деревне нашей нищенка кака-то. На сносях. Так-то ведьмачкой она была, тожа свои планы у ей были. Хотелось свово сынка будушшего к Болотнику устроить. Вот и подкинула ведьма твоей матери (ну да, енто она и была, Евпраксия, матерью твоей!) мыслю: поменять новорожденных. Подстроила так, что опростались оне в один день. Никого рядом не было, токмо ведьма та и Евпраксия.
— Без свидетелей, значит… — подумалось мне.
— Выходит, шо так. Ну, и как ро́дили оне, так Болотнику в подмен другого мальчонку и подсунули. Тебя жа ведьмачка в лесу под кустом сховала, Евпраксие заране яво указамши — тако у матери твоей условие было. А нечисть — она ж ежели слово дано, обязана яво сдержать. Тем паче уговор кровью подписан был с обеих сторон. Так-то.