Ущелье, куда я попал, оказалось сильно узкое. Размах моих крыльев едва вмещался в означенные размеры. Ну и да, из-за этого подниматься вверх было очень сложно, практически все мои усилия сводились к нулю. Вернее, КПД (коэффициент полезного действия — прим. автора для тех, кто в танке) моих действий был столь минимальным, что близился к этой цифре. За пять минут такого полёта я сумел подняться всего на пять-семь сантиметров.
Чувствуя, что силы на исходе, я выискал взглядом выступ, на который и совершил посадку. Успел сделать лишь пару вздохов, как неизвестно откуда на площадку выполз огромный удавище! Он превосходил в размерах самую крупную особь ужеобразных, зарегистрированную на просторах России, раза в два. Да-да, этот полоз был метров пять длиной и около полуметра в обхвате! Явно не обычное пресмыкающееся. Но кто же это мог быть?
Пока мысли мельтешили в моей башке, как деревенское комарьё вечером под фонарём, этот гад быстренько так обернулся вокруг меня и стал сдавливать своими телесами. Я напрягся, попытался царапать его лапами, лупить клювом. Но — увы! Чешуя, которой был покрыт гад, напоминала металлические латы рыцарских доспехов, скованных из мелких деталек. Мои клюв и лапы лишь скользили по ней, не доставляя монстру особого дискомфорта.
Между тем объятия этой гадины всё крепчали. Перед глазами уже замельтешили разноцветные орнаменты, как в детском калейдоскопе. Голова стала лёгкой, а конечности, наоборот, отяжелели. Ещё одна минута — и я сдохну тут, как самый обычный кролик. И даже останки похоронить нельзя будет — этот монстр наверняка слопает меня, вернее, полностью заглотит.
Только вместо страха смерти во мне вдруг поднялась волна ненависти. Врёшь, ползучая тварь! Не на того напал! Ты ещё узнаешь, гад ползучий, что Баркова победить не так-то просто, и он, если силой не сможет, хитростью возьмёт.
Я собрался и… перекинулся в скорпиона. Полоз среагировать не успел, и я выскользнул из его хватки, оказавшись на скале прямо перед мордой этой твари. Ну, съел? А вот теперь давай сражаться! Я бесстрашно задрал хвост с ядовитой иглой на конце и попёр на полоза, устрашающе щёлкая клешнями.
— Берегись, кожаный чулок в латах! — прошипел мысленно.
Монстр же спокойно положил башку на камень и разинул пасть. Мол, сейчас я сам войду туда, кушай меня, приятного аппетита. Наслаждайся. Ага, как бы ни так! А про яд ты забыл? Надо только изловчиться и угодить иглой в глазюку этой змеюке. Чешую-то мне не пробить, факт.
Но то ли полоз услышал мои мысли, то ли сам вдруг резко поумнел, но пасть он закрыл и башку приподнял. Жаль, теперь мне так легко не удастся его укокошить. А ведь победа была совсем близка!
И вдруг эта тварь стала извиваться, кольцами укладывая своё тело и снова разворачиваясь, потом пошла искрами, волнами… И вот перед мной оказался старикашка. Он сидел на камушке, хлопал себя по коленям и хохотал.
— Ну, ты и крут, пацан! Уважаю таких. Давай, возвращай свой облик, будем разговаривать по-человечески.
Ладно. Будь по-твоему. Я тоже перекинулся, но не в пацана, а в себя двадцативосьмилетнего, чем несколько обескуражил Горного Деда (а это, как я понял, был именно он — Владыка гор).
— Вона ты каков… А мне говорили, что ты шкет малолетний. И что справиться с тобой — дело двух минут, — удивленно произнёс старикашка.
— Наврали. Мне вот тоже говорили, что Великий Полоз на людей не нападает без причины. Справедлив он, говорили. Тоже, как видишь, наврали, — парировал я, усаживаясь рядышком с дедком.
— Да… Свалял я ваньку, согласен. Поверил сыну Болотника, что какой-то недоросль папашку его до смерти довёл наветами своими да наговорами. Захотел отомстить. Мне ж с Болотником ссориться никак не с руки — в болотах, почитай, вся моя родня обитает, — стал оправдываться дедок.
Так… Теперь-то понятно, чьих рук эта заварушка. Я ж со своей любовью совсем из вида выпустил, что в болоте-то рядом с Болотником ещё один выродок обитал, Ракалия который, что в переводе означает «подлюга». А он, значит, не смирился… Чужими руками подляну мне устроить решил. Очень по-мужски.
— Ракалия Болотнику не родной сын, подбросили его во младенчестве, — сам не знаю зачем я выпалил старику. Наверное, чтобы уж он почувствовал себя совсем виноватым.
Только вот… глаза у этого деда странные какие-то… Смотрят и гипнотизируют как будто.
— Никчёмыш, значица, приблудыш. Понятно. А не ты ли тогда родным сыном Владыке болотному приходишься? — голос старика словно обволакивает и воли лишает…
— Это неважно. Только сейчас Владыкой болота другой назначен, Николаем его звали в миру. Теперь он всеми этими делами заправляет.
Говорю словно через вату. Или просто устал сильно? Послестрессовый синдром, отходняк? Мысли в голове словно валуны, не свернуть с места, не сдвинуть.
— Устал ты, парень, как я погляжу. Пошли-ка в мою обитель, отдохнёшь да силёнок поднаберёшься, — дедок поднялся и помог встать мне.
Тут же в отвесной стене скалы отворилась дверь в пещеру. Мы переступили порог и… оказались в огромном зале! Да уж, такой красоты я ни разу не видал. Даже в Кремле Московском всё вроде попроще было. Здесь же и стены, и потолки, и полы выложены узорами из камней драгоценных. Повсюду свечи в золотых подсвечниках стоят, с потолка люстры свисают, наверняка, из горного хрусталя сделанные великими мастерами.
— А и ты прав, Павлуша, прав. Мой дворец — единый в мире такой. А мастера́, которые красоту сию сотворили, боле нигде и никому подобного смастерить не смогут…
Ну-ну, слыхал я про такое. Изверги… Ради тщеславия своего никого не пожалеют.
Мысль эта была столь слабой и беззащитной, как выставленный на мороз алоэ. Вроде бы он ещё есть, но всем понятно, что его уже нет… Алоэ… Откуда алоэ? А! У бабушки моей стоял на окне. И она мне, отломив листик и нажав из него сока, закапывала в нос, когда я болел. Бабушка… милая моя, добрая, хорошая…
Мне показалось, что я снова очутился в том стареньком домике, на своей кровати, укрытый пуховым одеялом. А бабушка хлопочет у печки, то ли пироги печёт, то ли блины…
— Такой красивый… И храбрый такой! Не побоялся против самого Великого полоза выйти на бой! Герой… мой герой…
— Да ну, бабуля, какой же я герой? Это я со страху на него попёр, а не от большой храбрости. Очень уж помирать не охота было, — пробормотал я и… услыхал в ответ чей-то звонкий заливистый смех.
Вздрогнув, я открыл глаза. Рядом со мной была вовсе не бабушка, а молодая и прекрасная девушка. Я таких даже в кино не видел! Глаза огромные, какого-то неестественного ярко-зелёного цвета. Линзы? Слышал, что вроде такие есть, и вместо очков используются, и для изменения цвета. А ресницы! Длинные, пушистые и слегка загибающиеся на концах вверх. Тоже ненатуральные? Приклеенные?
— Здравствуй, мой герой! А ты смешной. Зачем менять цвет глаз? И ресницы зачем приклеивать? Я тебя не понимаю.
Девушка пожала плечами и перекинула на грудь косу. Вот это коса! Золотая… А длинная какая! По полу стелется. Она её на грудь перекинула — а штук десять крыс тут же перетащили вперёд ту часть волос, что на полу была.
— Уральская Рапунцель… — прошептал я заворожённо.
— Опять ты, друг мой, загадки загадываешь. Не знаю я слова такого «рупун…» как там дальше-то?
— Неважно. Красивая ты, я хотел сказать. И коса у тебя… великолепная!
— А! Это да. Меня из-за неё так и зовут Золотой волос.
— Златовласка, значит…
— Ну, пусть будет Златовласка для тебя. А твоё имя? Скажешь мне? Не гоже невесте не знать имени своего жениха!
— Кого? Какого такого жениха? Я никакого предложения тебе не делал, замуж тебя не звал!
Лицо Златовласки омрачилось.
— Али я недостаточно хороша для тебя?
Она встала во весь рост, расправила плечи, отчего грудь её, и так достаточно большая (размер третий или даже четвёртый, не вру, ей-бо!) стала как будто бы ещё больше. Глубокий вырез едва сдерживал пышные булочки, которые так и норовили выпрыгнуть из платья наружу. Приподняв руки, словно крылья, девушка томно повела плечами и запела… Голос её звучал завораживающе, словно волшебная флейта, под которую не захочешь, а в пляс пустишься.
— Красавица… Ты — самая восхитительная девушка на земле!
Златовласка бросила на меня хитрый взгляд и… я вдруг почувствовал, что лежу перед ней практически голый, прикрытый тонкой простынкой, которая не скрывает… как бы сказать-то? Не скрывает… моего восторга от её красоты. Просто вот натурально вздыбился мой восторг! Я же нормальный мужик, а естество куда же спрятать, если портки с тебя содрали и куда-то уволокли?
Скользнув взглядом на неровность на простынке, укрывающей меня, девушка усмехнулась и, вроде как смущённо опустив глазки долу, начала торопливо расстёгивать пуговки на своём платье. Вот это коньки на руки, а перчатки на ноги… Как бы я к такому не готов. Ну, то есть я же принял решение быть верным своей Асе, и не готов конкретно к измене. А это уже, в таком разе, почти насилие над мужчиной получается!
Ага, насилие. А то! Расскажи кому — засмеют. Боги мои! Как быть-то мне, подскажите? С одной стороны — такая красавица… А я в этом мире уж столько времени, и всё как монах живу, за Асей бегаю… Будет ли в том моя вина, если я… позволю себе?
А с другой стороны что же получается? Ты, барков, не баран малолетний, жизни повидал. Ай не знаешь, как оно происходит-то?
Если ЭТО между нами произойдёт, то от свадьбы с дочерью Полоза мне уже никак не отбрехаться. А оно мне надо? Это же придётся остаток жизни провести под землёй, в этом распрекрасном склепе. Ни людей тебе, ни телевизора, ни следственного отдела, ни запутанных дел. Ни даже школы с её НВП! Да чего уж там — тут ведь даже кинг и журналов нет!
И будет постоянно только жена рядом да тесть всевластный. А разговоры? Подозреваю, что все беседы сводиться будут исключительно к тому, как здесь всё красиво, какими богатствами несметными мы владеем да какой стол надо бы накрыть к приёму гостей-змей к празднику Велеса: живыми мышей да крыс подавать или таки замаринованными в болотной тине. Фу…