Жириновский: Так кто это сделал? КПРФ! Мы сто раз поднимали вопрос в Думе, КПРФ никогда не голосовала, никогда!
Бортко: И когда пришел к нам нынешний, извините, пожалуйста, нынешний президент Владимир Путин, тогда он отчитывался о своей работе премьер-министра и спросил, кто хочет еще задать вопрос, я ему задал. Давайте изменим преамбулу конституции. Напишем вместо многонационального народа «русский народ и присоединившиеся к нему народы».
Жириновский: Вы это сказали, а 20 лет назад что молчали коммунисты? 20 лет мы говорили это, ЛДПР. 20 лет!
Соловьев: Здесь есть только один нюанс. Я, к сожалению, хорошо помню, может, и не к сожалению, марксистко-ленинское учение. Если я правильно понимаю, то там национальному вопросу отводилось особое место…
Жириновский: Антирусское! Антирусское место! Делали ставку на нацменов.
Соловьев: Нет, делалась ставка на классовый характер.
Бортко: И на общность. Одна общность — советский народ. Ибо нет ни эллина, ни иудея. И по Махачкале можно было гулять, поверьте мне. Вот сидит девушка передо мной, она могла бы совершенно спокойно пройти по городу. Сейчас в Москву попробуйте вечером выйти! Что будет? Вот вам результат нынешней национальной политики. Почему? По одной простой причине— нет идеи, объединяющей народ!
Жириновский: Не надо! Не нужна идея! Вы за идею положили в могилу всю страну! А гулять можно было при советской власти, потому что была одиннадцатимиллионная армия и самая мощная политическая полиция.
Бортко: Понятно.
Жириновский: И вы всем отрывали голову, кто посмеет хоть где-то пикнуть.
Бортко: Так это правильно!
Жириновский: Так люди не хотят этого! Мы не хотим жить в лагере, не хотим! Поэтому мы на… послали вашу власть в 1991 году. Никто не вышел защищать вас! Никто! Партию запретили! Вы не должны здесь стоять! Вы представитель запрещенной партии коммунистов! Вы варвары! Вы варвары!..
Соловьев: В поединок вступают гости, у которых есть вопросы к нашим участникам. Прошу вас. Будьте любезны.
Васецкий: Васецкий Николай Александрович, профессор социологии, политический советник лидера ЛДПР.
Владимир Владимирович, я хотел бы вас поблагодарить за то прекрасное творчество, которым вы, в общем-то, с моей точки зрения, с точки зрения русской интеллигенции, спасли честь нашего искусства.
Бортко: Спасибо.
Васецкий: В лихие девяностые годы ваши замечательные экранизации моего любимого писателя Михаила Афанасьевича Булгакова… Кстати, его тоже очень любил товарищ Сталин, «Дни Турбиных» — это был его любимый спектакль, благодаря товарищу Сталину мы получили «Мастера и Маргариту». Спасибо вам большое. Но у меня один такой вопрос, который не дает мне возможности, как говорится, свести концы с концами. Вы обиделись, когда Владимир Вольфович в Думе сказал, что вы не коммунист.
Бортко: Да.
Васецкий: Но Владимир Владимирович, вы посудите сами… Вы, наверное, помните замечательный фильм Параджанова «Тени забытых предков». Сегодня у нас эти тени, так сказать, возникают повсюду. Посмотрите, Сергей Удальцов — тень своего дедушки большевика Удальцова, Пономарев из «Справедливой России» — тень того самого Пономарева Бориса Николаевича, по которому мы с вами изучали историю коммунистической партии Советского Союза. Вы изучали, а я преподавал в Академии общественных наук… Теперь, Владимир Владимирович, ваша, так сказать, родословная, — у вас прекрасный дедушка Владимир. Он был секретарем Центрально-черноземного обкома ВКПБ, в 1937 году репрессирован и расстрелян. Ну, расстреливал тогда Виссарионович, ленинскую гвардию в основном. Сводил счеты с пламенными революционерами. Не сторонников, наверное, социализма в одной стране, а сторонников мировой революции… Ваш папа тоже замечательный человек, Великая Отечественная война… Но вы воспитывались в семье другого мужчины, если вы не забыли, — Корнейчук, это замечательный украинский драматург. Ваша мама рассказывала, как вы с ним спорили на кухне или где-то.
Соловьев: Честно вам рассказывают вашу биографию.
Бортко: Знаете, я с таким удовольствием слушаю…
Васецкий: Так вот, я хочу сказать, вы до драки спорили против Октябрьской революции, против Советского Союза, против товарища Сталина. За что ж вы обиделись на Жириновского, когда он сказал, вы не коммунист?
Бортко: Можно сказать?
Соловьев: Теперь уже можно.
Жириновский: Отвечайте! Антикоммунист Бортко, отвечайте, почему вы скрываете свои честные взгляды антикоммуниста.
Бортко: Биография у меня действительно очень простая. Я родился в Москве, жил в Киеве долго. Но не в этом дело. Дело в том, что я жил 22 года в коммунальной квартире с девятью семействами. Девять семей, кстати, семь из них было еврейских. Я уже по идиш могу немножко говорить.
Соловьев: А кто нет?
Бортко: А кто нет, конечно… Моя мама, которая содержала меня, мою бабушку, — я жил с бабушкой, которая зарабатывала тогда очень небольшие деньги, — вышла замуж за Александра Евдокимовича Корнейчука. Я очень уважаю этого человека, он сделал для меня очень много, но сказать, что он меня воспитывал, нельзя.
Жириновский: Вопрос в другом!
Бортко: Одну секундочку. А воспитывал меня кто?
Жириновский: Вы скрываете свои антикоммунистические взгляды.
Бортко: А воспитывала меня школа. Меня воспитывал институт. И бесплатно! А теперь, когда я пришел, — меня пригласили профессором работать в Институт кино и телевидения. Там из 14 студентов, которых учил я режиссуре, 12 были за деньги. И не было экрана вообще в институте. Его сейчас… плохо к нему отнеслись…
Соловьев: Да.
Бортко: Понятно, что это такое? Когда было лучше, — тогда или сейчас?
Жириновский: Вашего отца расстреляла советская власть, неужели вам не жалко своего отца?
Бортко: Дедушку.
Жириновский: Ну дедушку, какая разница, ваша семья. Все же пострадали.
Бортко: Вот что я могу сказать. Я поехал в Курск. Я открыл это дело… досье. И выяснил, что его расстрелял не проклятый Сталин, а написал донос его заместитель.
Жириновский: Какая разница?
Бортко: А теперь я расскажу историю, очень небольшую. Вы знаете, откуда пошли все эти репрессии? Сталин хотел сделать простую вещь— в 36-м году Сталин хотел сделать то, что делают в Китае… И вот тут действительно началось. Начались доносы.
Жириновский: Какая разница?
Бортко: Нет, разница большая. Разница в том, что мой дед пал жертвой доноса. Это разные вещи!
Жириновский: Ну какая разница? Ну, кто его расстрелял? Суд был или нет? Суд был над ним? Суда же не было!
Бортко: Суд был только…
Соловьев: Тройка.
Бортко: Тройка.
Жириновский: Тройка, тройка! Расстреляли!..
Соловьев: Следующий вопрос.
Трофимчук: Григорий Трофимчук, политолог. Все познается в сравнении. Не кажется ли вам, уважаемый Владимир Вольфович, что на фоне того красного проекта все сегодняшние, практически все без исключения наши ведущие политики, к которым вы, в том числе, имеете прямое отношение, — на том фоне, на фоне тех кадров, той революции, превращаются в совершенно что-то противоположное. То есть на этом фоне та сказка превращается в легенду. В блестящую настоящую легенду… Все лозунги большевиков, начиная с «Земля народам» были полностью реализованы. То есть земля не покупалась, не продавалась абсолютно. Хрущев переселил людей в отдельные квартиры, — это сейчас их называют «хрущобами», а тогда миллионы людей получили отдельное жилье. А те люди, которых вы назвали «стариками», которые стояли на трибунах при Брежневе, весь мир держали в страхе…
Я убежден, что лет через 200–300, по аналогии с бюстами римских императоров, все семь бюстов коммунистических вождей будут друг за другом выставлять где-то, в каком-то пантеоне. Но при этом шесть бюстов будут белыми, начиная с Ленина и кончая Черненко, а последний седьмой — черный, бюст Горбачева.
И соответственно здесь товарищ Бортко говорил о том, какие были фильмы раньше. Так вот почему вы все вместе не сняли даже один такой фильм, как, допустим, «Пацаны», как фильм «Офицеры»… А про что снимают сейчас? Фанаты, хулиганы, бандиты, братки.
Жириновский: Объясняю. Мы вас, коммунистов, не просили строить «хрущобы». Мы вас спросим, зачем вы отобрали у наших дедов и бабушек хорошие квартиры и сделали из них коммуналки? А потом через сорок лет стали расселять? С какой стати? Вам кто дал право отбирать то, что вам не принадлежит? А ваш Брежнев? Вся коррупция началась при нем. Вы правильно говорите, весь мир дрожал и боялся нас. И к чему это привело? Весь мир объединился и уничтожил Советский Союз в 1991 году. Этот брежневский страх, стояла десятимиллионная армия, ракеты, танки, готовые взлететь и уничтожить всю планету. Кто вам дал право пугать всю планету? Теперь вся планета против нас…
Кто вам дал право за наши деньги содержать коммунистические партии по всему миру, содержать все национальные республики, содержать Африку, Латинскую Америку? Кто вам дал право?
Вы говорите, что давали квартиры. Вы нам дали квартиры? Вы давали квартиры единицам, в основном рабочим, вашей опоре. Давали в основном в Москве. Больше такого района «Черемушки» нет нигде, в бараках до сих пор живет страна.
И ваши фильмы нам не нужны, понимаете? И ваша идея казарменного социализма нам не нужна.
Соловьев: Следующий вопрос. Прошу.
Кубринский: Кубринский Александр Львович, профессор Московского Государственного Университета имени Ломоносова, руководитель Московской городской организации ЛДПР. Владимир Владимирович, я понимаю, это действительно очень тяжело переосмысливать, то, во что верил. Я тоже через это проходил. То, что любил, то, что казалось незыблемым, то, что казалось на века. Тяжело понять, что было это не так…