Никаких предсмертных записок, истерик и никакой суеты. Он не какой-нибудь аристократический бездельник, до рвоты пресытившейся жизнью, делающий из своей смерти театр, превращающий ее в балаган, привлекая к ней внимание таких же цирковых уродцев. И не какая-нибудь опереточная шлюха, которая наглоталась таблеток и надеется, что ее спасут в последний момент и пожалеют такие, как она, в принципе, карамельные дешевки, начитавшиеся бульварных романов.
Смерть в нужное время. Он спокоен, собран, решителен. Нет ничего на этом свете, что смогло бы задержать его от ухода на тот. Он знает, что делает. Герт закурил и усмехнулся.
И тут его взгляд вычленил из серой толпы какое-то яркое пятнышко, двигающееся ему навстречу. Безликая масса не хотела это пятнышко отпускать, но очертания его медленно, но все же проявлялись. Приглядевшись, он увидел, что это девушка в оранжевом платье, развевающимся на ветру. Симпатичная светловолосая девушка, лет двадцати, с, чуть ярче, чем нужно, как показалось Герту, накрашенными губами.
Ее платье диссонировало с этим серым холодным однообразием. Было в этом что-то мистическое. Был вызов. И еще девушка улыбалась. Нет, не ему. Она улыбалась всем вместе и никому в отдельности. Ветер играл ее волосами, как бы запуская в них свои руки и пропуская меж пальцев. И целуя от корней до самых кончиков. Это им нравилось. Это была игра понятная только им, ветру и девушке.
«Господи, ведь на улице осень, холодно, – подумал Герт, – а на ней только легкое платьице… Кто же она, куда и откуда идет?»
Тут девушка поравнялась с ним, пригладила волосы рукой и спросила:
– Извините, мне очень неловко, но у вас не найдется сигаретки? – было заметно, что она немного смущена. – А то я свои дома забыла…
Герт ощутил беспокойство. Как будто какой-то комок зашевелился и заворочался у него в животе. Что-то должно произойти… Прежнего спокойствия и уверенности уже не было.
– Да, конечно, сейчас.
Герт начал судорожно шарить по карманам, пытаясь найти сигареты. Рука наткнулась на холодную сталь револьвера, и Герт отдернул ее, словно укололся. Девушка с интересом его разглядывала.
Наконец сигареты нашлись, и Герт протянул ей мятую пачку. Руки предательски тряслись.
– Вот, пожалуйста.
Девушка взяла сигарету, посмотрела ему в глаза и с легкой тревогой спросила:
– Что с вами? У вас все нормально?
И тут Герт понял, вернее, прочитал в ее голубых и бездонных (да, да, голубых и бездонных) глазах, что нет и в помине никакого конца и эта придуманная им эфемерная точка – всего лишь начало. А впереди – путь длинною в бесконечность. Впереди – неизвестность. Но приятная, не пугающая. И только эти глаза смогут ему указать нужное время. Только они и ничто больше. Сердце Герта бешено забилось в груди. Оно было готово выпрыгнуть и упасть к ногам той, чье оранжевое платье взорвало толпу на куски, и эти куски развеялись по ветру. Чья улыбка была способна создавать миры и гасить звезды. Чьи глаза звали жить, и боль растворялась в них без остатка. Оно было готово выпрыгнуть из груди и лежать во веки веков у ее стройных ног. Стало легко и, кажется, солнце вышло из-за туч.
Герту нестерпимо захотелось жить. Жить! Любить эту хрупкую девочку. Крепко сжимать ее в объятьях. Осыпать поцелуями ее волосы, пока она спит. Дарить ей цветы и подарки. Они станут ходить в театры, в рестораны, будут навещать друзей. Ведь у них, конечно же, появятся друзья. Долгими зимними вечерами они уютно устроятся у камина (у них обязательно появится камин) и почитают друг другу вслух. А если она вдруг простудится, он будет укутывать ее теплым пледом, поить горячим чаем с медом и просидит у ее кровати всю ночь, держа маленькую изящную ручку в своих руках. И пускай они иногда поссорятся. Без этого никак нельзя! Зато, каковы примирения, полные страстных поцелуев и стонов. И, конечно же, у них будут дети. Маленькие, пахнущие молоком и шоколадными конфетами существа. Нет, определенно они будут жить счастливо. Счастливо и долго. Кстати, а как ее имя?
– Простите, как вас зовут? – голос Герта страшно дрожал.
– Анна, а вас?
Он попытался унять дрожь:
– Герт.
– Красивое имя, – она улыбнулась, – красивое, но странное. А что оно означает?
– Не знаю, – Герт пожал плечами и улыбнулся ей в ответ, – но мне кажется это не так уж и важно.
* * *
– Простите, ведь вас зовут Герт?
Герт очнулся, и мечтательная улыбка соскользнула с его лица.
– Да, а что?
Девушка бросила окурок под ноги, неторопливо раздавила его мыском туфельки, улыбнулась и пристально посмотрела Герту прямо в глаза. В ее взгляде зажглась какая-то неприятная искорка. Герт похолодел. Улыбка девушки теперь была искусственной и больше напоминала звериный оскал, а глаза, прежде голубые, теперь как два револьверных дула, пугали своей чернотой. Она уже не казалась ни симпатичной, ни молодой. Словно козлище, наконец, сорвал с себя маску агнца, представ в своем безобразном обличии. От нее исходил зловещий холод. Герту вдруг стало очень-очень страшно.
– Я как раз за Вами. Нам пора.
– Куда? Я-я не понимаю… Кто Вы? – Внутри у него что-то оборвалось, а ноги сделались ватными.
– Не надо притворяться, Вы все прекрасно поняли, Герт. – Она взяла его под локоть. – Пойдемте, нам предстоит до-олгий путь. Кстати, у Вас красивое имя. Красивое, но странное. А что оно означает?
«Братья по разуму»
Надежда – это колонна,
на которой держится мир.
Надежда – сон человека, который вот-вот проснется.
1
Капитан разведывательного космического корабля серии
ЖYЖ—818 «Корсар 3» Объединенной Земной Федерации Павел Сергеевич Селин сидел в своей каюте, положив подбородок на могучие кулаки, и обдумывал сложившееся положение. Высокий, статный мужчина сорока лет, обычно подтянутый, теперь выглядел на все пятьдесят. Лицо его выражало полнейшее уныние и тоску.
Ситуация была, прямо скажем, тупиковая. Вот уже пять с половиной лет бороздил «Корсар» Вселенную в поисках «братьев по разуму», или хотя бы просто «братьев», но безуспешно. На борту корабля находилась отлично подготовленная команда. В нее входили и ученые – доктора различных наук, и всякого рода специалисты-техники, и твердолобые, мускулистые, угрюмые парни из спецподразделения «Ягуар». Был даже один писатель-фантаст, неряшливый, молчаливый тип.
Они посетили массу планет, обшарили все уголки Вселенной и … ничего. Правда на одной планете в секторе «Гамма 68» им удалось обнаружить какие-то странные розовые грибы, которые могли передвигаться, но на этом их удивительные свойства и заканчивались, да в секторе «Бета 143» они увидели планету, целиком покрытую водой, и в воде этой плавала одна единственная рыба. Представьте себе: – целый мир принадлежит одной зубастой, уродливой рыбине, весом в добрых три тонны, которая при первой и единственной попытке контакта чуть не проглотила бородатого океанолога Джонатана Льюиса, да еще откусила антенну связи. Пришлось отдать команду срочно взлетать, антенну с трудом заменили, а беднягу Льюиса еще неделю ребята из «Ягуара» отпаивали своим самогоном, широко известным своими крепостью и запахом. Кстати, у спецназовцев с техниками вышел спор: кто смастерит самый миниатюрный самогонный аппарат. Единогласно победил финн-механик Йаконнен, соорудивший аппаратик, размером с наперсток, который гнал неплохой первач из алюминиевой стружки по литру в день.
«Все эти досужие разговоры об НЛО и якобы внеземном разуме, – думал Селин, – являются полнейшей чушью, болтовней сумасшедших и сплетнями старух. Все эти „очевидцы“, фантасты-писатели, псевдоученые оч-чень сильно промахнулись в своих суждениях, заплутали, наивные, в лабиринтах своего больного воображения. Теории типа: „Мы-не-одни-во-Вселенной“ разбиваются на глазах в пыль».
«Да, мы не одни, горько усмехнулся капитан, – если принять во внимание розовые ходячие сыроежки и гигантскую голодную скумбрию».
Теоретически экспедиция должна была продлиться еще полгода, но обстановка на корабле требовала более координальных решений. Селин вздохнул.
Экипаж лихорадило. «Ягуаровцы» с все более настойчивой регулярностью пили, дрались между собой и задирали ученую братию. Те не отставали, и по двое с каждой стороны лежали в санчасти с различными увечьями. Даже светило современной науки, профессор-лингвист Эрих Теодор Кауфман, милейший человек и умница, без мата уже не мог связать и пары слов. Неопрятный писатель-фантаст Ник Парсон, автор множества произведений о встречах с внеземными цивилизациями, заперся у себя в каюте и уже неделю не показывался. Доктор Крейн считал (и не без оснований) что фантаст абсолютно тронулся. Из-за двери Парсона доносилось тоскливое поскуливание, а иногда звук бьющегося стекла и неясное мычание.
К тому же до капитана доходили слухи о готовящемся бунте, и Селин без пистолета из каюты не выходил.
Вообще-то он и сам понимал, что пора отправляться домой; ничего они не найдут. Связь с Землей прервалась уже давно. Весь экипаж отчаялся и не верил в успех. Селин, конечно, пытался шутить, показывать пример, уговаривать и даже угрожать. Поддерживать, так сказать, моральный дух. Но… надежда покинула и его. Тяжело конечно ему, старому космическому волку, отступать, но видно тут уж ничего не поделать.
Селин поднялся, с тоской посмотрел на обрыдший пейзаж за иллюминатором (ночь и звезды, звезды и ночь), и сам себе сказал: «Все! Завтра ровно в 12:00 поворачиваем».
– Пожалуй, напьюсь, – мелькнула в его голове мысль. За стеной пьяные «Ягуаровцы» нестройно тянули «Гимн десантника». Громче всех орал сержант Якимович.
2
– Командор! – в дверь громко постучали. Селин вскочил с койки и начал озираться по сторонам.
– Командор, проснитесь! – за дверью раздавался голос старшего помощника Томаса Руркера. Селин кое-как сфокусировал взгляд на часах: 9:35. Зевнул и поплелся открывать, кряхтя и держась за поясницу.