Даже Макс притих, с восторгом смотря на всю эту торжественность. Батюшка читал молитву и окроплял святой водой выложенное на столы, неспешно подходя ближе к тому месту где собралась Каменская компания.
Окропив куличи, он как-то хулигански улыбнулся и, макнув кисть в святую воду, от души перекрестил стоящих за спинами деток и женщин, и мужиков. Вода попала Максу и Игнатьичу в лицо и, пока они пытались проморгаться, батюшка, еще раз намочив кисть, добавил всем остальным мужикам. — Во даёт! — восхитился Макс.
Девчушки и Лёшка были в восторге — они в первый раз попали на освящение, сестрички аккуратно и явно гордясь, несли свои корзиночки, Лёшка лыбился, дед, глядя на них, тоже сиял.
— Макаровна, Валя, вы чудо сотворили с моими внуками, — он расцеловал обоих.
— Што ты, Иван, што ты, мы просто немного вас подтолкнули друг к другу, деревня-то, она способствует. Пойду Ваську выручать, глянь, девки-от его обступили!
— Деушки окружили деда, ворча на него из-за корзинок, уж больно хороши они получились.
— Девки, — отговаривался дед, — я для маленьких старался, вам за лето всем сплету.
— Ага, для маленьких, а Таньке своей ненаглядной в первую очередь сплёл?
— Ну, Танька — стародавняя любовь-от, не серчайте, исправлюся.
Выручил Макс:
— Чё вы на него наезжаете? Надеру я ему лозы, к следующей Пасхе все будете с эксклюзивными корзинками, дизайн я продумаю.
— Максимка, ты мудрёны-те слова не говори, скажи попроще?
— Да, каждой с разным рисунком придумаю.
— А, оно конешно, хорошо. Мотри, Васька, на слове поймам.
В Каменке Макс, почесав в макушке, оглядел беспокойное хозяйство и, взяв свои мясные полуфабрикаты, ушел готовить к деду:
— Вас тут до фига. А мне нужно тишину, а то непонятно чё получится!
Естественно, дед Вася увязался за ним, и поучал Макса, как «обращаться с ухватом» — Макс решил для пробы не в духовке, а в печи мясо запечь.
— Дед, сядь уже! Набегаешься вот, а потом сил не останется на Пасху, как вы говорите-разговеться.
— Не боись! — задрал нос кверху дед, — чего-чего, а это мы завсегда…
— Смотрю я, ты чёт за мной всякие ненужные словечки повторять стал?
— Дак ведь с кем поведесся…
По горнице поплыли изумительные запахи, а когда попробовав приготовленного мяса, Макс присвистнул, дед засмеялся:
— А я тебе сколь раз твердил, што в русской печке-от совсем другой вкус!
— Да, дед, это фишка. Всё, я теперь только у тебя своё фирменное готовить буду. Батю бы сюда… он бы точно оценил.
— А чё, Максимушко, и зови, место-от найдем. Ты ж говоришь, сердцем он мается, а в Каменке всяко ему полегше станет от одной природы.
— Да фиг знает, чё он там на Пасху собрался делать?
— А и позвони, у нас кумпания славнейшая, пондравится точно. — Пойду, с Игнатьичем перетру, ты тут мясо-от не таскай. Знаю я вас, коты — они завсегда Васьки.
Дед засмеялся:
— Я до завтрева на посту.
Вернулся Макс быстро:
— Уехал мой Виктор Матвеич в Суздаль, у него там давний друган. Сказал, что навестит в ближайшее время, как чуть…
— А и ладно, скоро совсем потеплеет, Каменка-от завсегда красивушша, цветет когда все.
— Дед, я погнал, с Мишуком потренируемся!
— Э, дак и я с тобою, — дед потёр руки, — эх, интересно как стало жить-то и помирать не хочется..
— Иди, не придумывай, вот женюсь, тогда и помирай.
— Вот и шагали по Цветочной — длинный, худощавый Макс и невысокий дед Вася, семенящий и не поспевающий за идущим семимильными шагами, внучком. Пара выглядела комично, но кого это смущало?
— Максимушко, ты широко-от не шагай, ведь упарюся, а мне поболеть надо как следоват за тебя.
Естественно, на бугре собрались все пацаны, ждущие, что майор Шишкин уделит им внимание и проведет тренировку, а на шум и гам подтянулись и молодые. Мишук с Максом повозились от души, затем ребятишки показали, кто чему за зиму научился, Мишук многих похвалил, ну а потом был футбол…
Тут уж мужики дорвались: распаренные, орущие, азартные…
— Тьфу, хлеще ребятишек, от ведь, великовозрастные обалдуи! — ругнулась баба Таня.
— А и лучше, мам, не мешаются под ногами, — отозвалась Ванюшкина Наташа.
Носились по полю до темноты, Игнатьич едва дозвался своих болельщиков. Девчушки опять, как в прошлом году, уснули мгновенно, Лёшка же основательно и долго обсуждал с дедом, как и что поставить в его владениях.
Санька Горшков тоже уморился, уснул за столом с ложкой в руках — вот, что значит чистый воздух. — Баба Лена, помешкав, произнесла:
— Ребятки, а может и мы тут присмотрим чего? Уж очень здесь душевно нам всем, а у Саньки и друг, и защитник имеется, вон, днем какой-то с дальнего конца деревни хотел у Саньки самокат взять, Верный только клыки показал, того ветром сдуло.
— Подумаем, прикинем, тоже такая мысль появилась, — Саша большой усмехнулся, — за одну только баню Шишкинскую полжизни отдашь! Посоветуемся с Макаровной и Федякой — они тут всё и всех знают.
У Калининых Леша-маленький тоже разоспался на свежем воздухе.
— Всем на пользу деревенский воздух оказался! — улыбался Володя, доставая из коляски недовольно пищавшего, проснувшегося сына.
— Есть захотел мужичок, сейчас мама тебя покормит! — Калинин с огромным удовольствием и нежностью занимался с сыном, обожал купать его, вставал ночью, менял памперсы, пел негромко песни мужичку — папа получился идеальный.
Утром всем большим колхозом разговелись, похристосовались, детки, наевшись, убежали, взрослые захвалили Макса — «мясо по-Ситниковски» понравилось всем, он цвёл от похвал:
— Да, кое что могём!
— Ну, ещё Победу отпразднуем и все — зачнем барщиной заниматься, — баба Таня помолчала, прикинув что-то, — как погода будет, а то посадка на неделю растянется.
— Мамань, а как же день Пионерии, а 28-го мой любимый День Погранца?
— Не, баб Таня, ещё пятнадцатого мая у меня праздник, — вмешался Лёшка.
— Ты ж в сентябре рожден?
Лешка засмеялся:
— С Валей я тогда познакомился, вот, год уже будет.
Валя привычно сгребла его в объятья:
— Этот праздник наш, персональный, Леш, и будем мы его каждый год отмечать, столько за год хорошего случилось, и людей хороших много у нас с тобой появилось в жизни.
— Что да, то да, — засиял дед Аникеев, — и меня-то, старого, вона, как пригрели!
Палыч бережно обнял свою Валечку:
— И меня!
— Тогда уж и меня! — тут же отозвался Игнатьич.
Горшковы дружно поддержали:
— И нас!!
Макс молчал.
— А ты чего молчишь?
— Э-э-э, чё говорить-то? Сами видите, я тут чаще всех бываю, значицца ндравится! — Мамань, у нас, пятерых по празднику личному имеется: Ванюшка — погранец, Мишук — десантура, я — ракетные стратегические, Федяка — подводник, Петька — морской, Палыч, вон, с Игнатьичем тоже не один праздник отмечают, дед Вася — пехота, только Макс у нас не служивый оказался, — Колян хитренько поглядел на всех.
— Макса давно в ВКС зовут, — сказал Иван.
— Не, дисциплина и я — вещи несовместимые, ну, скипидар у меня в одном месте, и не получится из меня образцового служивого.
— Да уж, от тебя самый суровый старшина повеситься захочет, точно!! — загоготал Ванюшка.
— Девчушки Козыревы полдня просились у деда остаться здесь с Марь Иванной, но дед сказал, что надо доучиться всем, в конце мая обещал перевезти сюда всех на лето. Горшков с Шишкиными пошел осматривать дома, что продавались, Санька с Лешкой и пацанами, укатили на великах, Макс шебуршился у Ульяновых, учил Тому делать мясо по его рецепту.
Палыч, Иван, дед Вася сидели, пригревшись на солнышке, неспешно разговаривая.
. — Деревенская идиллия! — улыбнулась Маришка Горшкова, они собрались прогуляться по деревне — Валя и Наташа Шишкина с детишками в колясках.
— Скоро и я к вам присоединюсь, только бы все было благополучно.
— Марин, я ведь там же обследовалась, Лешик здоровенький родился, и у вас будет здоровый малыш. Имя-то Санька придумал?
— Каждую неделю новое выдает, даже Агафона предлагал, вычитал где-то, — засмеялась Марина. — Саша его ненавязчиво тормозит, скорее всего, или Дима или Арсюшка, посмотрим и по святцам.
Макс с Ульяновым развели костер, баба Таня ворчала на них:
— Еды вон сколь наготовлено, чего удумали, шашлыков им подавай!
— Не ворчи, бабуль, с собой возьмем все твои салаты-малаты.
— Ага, встану, вот, дома на весы после деревни, а они вместо веса избыточного напишут: «Зато красивая»! — фыркнула Фелицата.
— А вы, девки, у меня и так самые красивые!! — приобнял их Макс.
— Я тоже согласен, — шумнул подъехавший Леха, — вы, правда, все такие красивые, я вас всех обожаю!!
— И я, — тут же прозвенел голосок Горшкова мелкого, — и ещё мамочку, бабу Лену, девочек… — начал перечислять Санька.
— Смотри, Сергееич, у тебя точно ловелас растет, — шумнул Макс подходящему Горшкову, — глянь, сколько женщин уже сейчас обожает.
Разъезжались все нехотя. — Макаровна, ты какое-то волшебство тут втихую творишь, чтобы я да так в деревню влюбилась? — расцеловывалась с ней Феля.
Калина забрал своих, пообещав привезти всех на лето после прилета прабабушки Сары. Козыревы твердо обещали приехать на посадку, баба Таня стала готовить семена, всё как всегда.
В понедельник позвонил Макс:
— Бабуль, привет! Я полетел в Германию по работе, ты там дедку скажи, а то опять «слёзы лить зачнет», сам не хочу, но надо. Вы там без меня не закиснете.
— Да уж не закиснем, подумаш, какая беда?
— Во-во, отдохните от меня! Всё, я погнал, пока!
Дед возрадовался:
— Вроде вот и, как ты, Тань, скажешь, безголовый, а смотри, упереждает, да и я как-то за осень-зиму попривык к нему, и впрямь, за внучка считать стал.
— Ещё бы, он с тобой как с писаной торбой носится!
Первомай прошел спокойно, народ не приехал, все собирались на Победу, три дня отдыха выпадало, заодно всякую мелочь, лук, картошку посадить. Федяка распахал огороды — земля была готова. Распускались первые такие нежные листочки, в палисадниках зацвели крокусы, нарциссы, кой где и тюльпаны.