Палыч покачал головой:
— Как говорил мой любимый герой Таманцев, Лёха-мозгА!
— Значит, завтра созваниваемся с Вершковыми, выделяем им в помощь Титову с машиной, чтобы все успели за день, а ты, Палыч, когда собираешься ехать? — подвел итог Козырев.
— Лешка вообще с утра хочет, а я ж ещё и не позвонил, спросить про дорогу-то, старый стал, забывать начинаю.
— Одна я у вас молодая, полная сил, в мои-то шестьдесят семь!
— А то, раз у Лёхи в друзьях, то значит совсем зеленая ещё.
3
Валя с бабой Таней перебирали лук-севок, когда зазвонил телефон и высветился незнакомый номер, пожав плечами, Валя ответила:
— Да?
— Добрый вечер! — раздался в трубке хрипловатый голос. — Простите, Валентина, не знаю Вашего отчества, я тот самый Палыч, по поручению Лёхи-ежика, — он хмыкнул, — велел именно так сказать, поясните, как лучше к вам доехать?
Валя заулыбалась:
— Собрались-таки?
— Да, всей семьей ездили сапоги покупать.
Пояснив, где лучше сворачивать с федералки, и как быстрее ехать дальше, уговорились, что приедут к обеду, плюс-минус час. И распрощались, довольные друг другом.
— Чё, Валюшка, улыбаешься, гости будут? И моя непоседа с утра заявится с Ванюшкою, ох, чую, веселые выходные у нас будут! — баба Таня, шустро собрав мусор, поднялась, — пойду-ка я до магазина. Муки, боюсь, не хватит на такую ораву. Вот ведь, дожила до семидесяти пяти почти, думала всё — ведерные кастрюли отставить, да где там, опять «Маланьина свадьба»! А и хорошо, когда вот так вот шуршишь и болесть-то боится привязываться. Ваньке, как заявится, баню готовить, ох, девки, повеселимся!
Валя же про себя отметила, что ей очень понравился голос Палыча, интересно, какой человек, может, будет сплошное разочарование, а может, наоборот?
Утро в доме Козыревых началось суматошное, дети проснулись сами и очень рано, вышедший из ванной дед впал в прострацию — на диване чинно, рядком сидели одетые внуки…
— А позавтракать вы что, не хотите?
— Уже, Палыча ждем! Он сказал, минут через десять будет!
Марь Иванна притащила два пакета еды на дорогу.
— Авось за три часа проголодаетесь! Вы там себя прилично ведите!
— Да! — дружно ответили все трое.
Палыч малость подзадержался в пробке, и детки извелись, каждые две минуты бегали посмотреть, не подъехал ли.
В машину грузились с шумом и гамом, Палыч взял микробус, чтобы детям было попросторнее, и, наконец, расцеловавшись с дедом, клятвенно пообещав позвонить сразу же, как доедут, отчалили.
— Ох, Игнатьич, ведь за два дня с ума сведут эту подругу-лошадку!
— А не будет больше приглашать!
Ехали неспешно, Палыч не торопился. Девчушки, пока ехали по федералке, сидели смирно, а вот когда съехали на грунтовку и пошли мелькать за окнами деревни, вот тут Лёху задергали:
— Ой Лёш, смотри, коровы настоящие? — А у меня трактор что ли землю копает! — Курочки… а вон там кто, Лёш? Коза? Которая рогатая?..
Лёшка отвечал, не переставая, Палыч про себя смеялся, потом сказал:
— Ну что, воробьи, привал делать будем?
— А чё, ещё далеко?
— Нет, но ноги размять, в кустики сбегать…
— Давай!
Аккуратно съехав с грунтовки на траву, высыпали из машины, и вот тут Вера увидела цветочки…
— Лёша, цветочки… маленькие, красивые какие, но мелкие, Лёш, понюхай… Леша, какая птичка вооон там поёт?
Лёха вздохнул:
— Про птичку не знаю, цветочки называются полевые, Палыч, поехали уже, я с ними уморился.
Перед Каменкой Калинин непроизвольно притормозил:
— Дети, посмотрите какая красивая деревня… Как божьи коровки ползут…
Дети долго смотрели на Каменку.
— Красиво как! — выдохнула Варя.
На центральной улице деревни Палыч, притормозив у магазина, спросил у кучкующихся там местных аборигенов, как проехать на Цветочную улицу.
— Цветочная, это какая? — протянул небритый мужик.
— Эта, где Ленин, — крикнул ему другой от дверей.
— А-а-а-а, вона, направо второй проулок.
Свернули направо, и Лёха увидел неподалёку голубой домик.
— Палыч, нам вон туда!
Подъехали, начали выгружаться, из соседней калитки с визгом выскочила растрепанная белобрысая девчонка и побежала в калитку к Вале, а за ней выбежала сухонькая шустрая старушка с крапивой в руке:
— Вот я тебе, Анчутка! Ой, никак Лёха-ёжик приехал? — бабуля отбросила крапиву и оправив фартук, протянула ему руку:
— С приездом, милок, а я баба Таня! Дай я на тебя гляну-то, — она повертела его. — Худоват, если не сказать, тощщой, но ничё, откормим. А вы, девицы-красавицы, как вас звать-то?
— Я Варя, она Вера.
— Так-так, а различать вас как же?
Ответила Вера:
— У Вари зуб выпал, а я букву Ззз не выговариваю.
— А, ну тогда ладно, есть различие, подь сюда, — крикнула она белобрысой девчонке, которая выглядывала из калитки.
— Это вам подружка, Аришка, она любит хулиганить, вы её сильно не слушайтеся, на деревья не лазьте, она-то чисто обезьяна, а вы впервой в деревне-то.
— Так, а ты, милок, как звать-величать тебя?
— Владимир я, здравствуйте!
— О, тёзка, значит! — раздался голос за спиной. Повернувшись, Калинин увидел среднего роста мужика, смешливо поглядывающего на всех.
Протянув Палычу руку, тот представился:
— Ульянов… Владимир Ильич! — и замер, сдерживая улыбку.
— О, прямо как Ленин!
Тот заулыбался:
— Вот, сызмала так и зовут!
— А-а-а, теперь понял, что мужик у магазина имел в виду, говоря про улицу вашу — это где Ленин. — И, протянув ему руку, представился, — Владимир Павлович… Калинин.
— Ух ты, Политбюро! — хлопнул его по плечу Ленин, и оба захохотали. Из калитки быстро выскочила Валя и схватила Лёшку в охапку:
— Ежиик, приехал?
Тот разулыбался, а Валя тут же сгребла к себе сестричек.
— Девчушки, привет!
Из дома малинового цвета вышла женщина.
— Супруга моя, Тамара, Надежду Константиновну вот не встретил! — представил её Ленин.
Лёшка же подвел Валю к Калинину:
— Валя, это Палыч, он наш человек, — представил Лёха Палыча.
Валя протянула ему руку с интересом разглядывая мужчину: высокий, подтянутый, без капли жира, симпатичное лицо, теплые какие-то, карие глаза, широкий шрам, начинающийся от левого уха и уходящий под рубашку.
— «Неплохой вроде, — подумала она, — а там, таки будем поглядеть, как говорит дядя Колобок.»
Калинин с любопытством рассматривал Валю: среднего роста, вся такая ладненькая, крепенькая, она сразу вызывала симпатию, ещё обращали внимание её огромные глазищи, смотревшие приветливо и с интересом.
Подумалось — «первое впечатление весьма и весьма приятное, посмотрим, что дальше?»
Сзади кто-то басом прогудел:
— А меня почему никто не знакомит?
В калитке бабиного Таниного дома стоял детина, крупногабаритный такой, мощный, но не толстый.
— Это младшенький мой, Ванюшка, — представила его баба Таня.
— Ничего себе, Ванюшка, — протянул Калинин, — это ж целый Иванищще!
— А у меня, милок, из пяти мальчишек, четверо такие вот, в батю свово, один Мишук в меня удался, мелковат супротив братьёв-то!
— Ага, мелковат, он нам всем четверым дрозда дает, вон, Анчутка, — он кивнул на Аришку, которая уже с жаром что-то говорила девчушкам, маша руками в сторону бугра, — вылитый дядька, плачу ведь с её выходок. В школу, поди, каждый день придется ходить родителям.
Нехилая ладонь Палыча утонула в лапище Ванюшки.
— Рад знакомству! А ты, шкет, чего стесняешься, здорово! — он легонько пожал Лёхину лапку и прогудел: — Мелковат и тощщеват ты, брат, но за лето откормим, да, мамань?
Из проулка вылетели два пацана на великах и с шиком затормозив возле них, подняв облако пыли, два пацана уставились на Лёшку.
— Это ты Лёха — Валин друг? Я Матвей, все зовут Матюхой, а это Санёк, айда с нами на великах?
— У меня же нету!
— Ха, дед, ты угадал! Пошли, у нас старый велик был, мы с дедом его наладили.
Матюха соскочил с велосипеда и потащил Лёху к себе во двор. И всё, дети Козыревы выпали из вида Палыча: Лёха унесся с пацанами, девчушки пищали от восторга — сначала долго наблюдали за ласточками, потом тискали огромного рыжего Мурзика, что валялся на солнышке у беседки, потом побежали на пригорок, смотреть сверху на Малявку, потом их всех забрала баба Таня — лепить пирожки.
Мужики же дружно собирались на «рыбаловку», по зорьке — как выразился Ленин.
Потом Палыч и Ванюшка взялись колоть дрова, Ванюшка время от времени ходил проверял как топится баня. Было шумно, весело, как-то празднично.
Валя, побежавшая за маслом к себе, на мгновение замерла — Палыч снял футболку, и его уродливый шрам, идущий от шеи до средины правого бока, резко выделялся на мускулистой спине.
— Боже, как же ему досталось!
Проскочив в дом, увидела в углу сваленные вещички деток и шустро начала уносить в комнату, где детишки будут спать. Из проулка выехала машина и остановилась возле Валиной калитки.
— Том, это ещё что за явление? — спросил Ванюшка выскочившую на шум машины Тамару.
— Тьфу! Я думала, мои, а это прощелыга опять припёрся! И чё ездиит, не понимает слова нет, и Верный где-то носится, то его живо отвадил бы!
Из машины вылез принаряженный, рыхлый какой-то мужик с букетом цветов и, отряхнув брюки, направился в Валин двор.
— Мамань, — шумнул Ванюшка, — где мой праздничный спинжак? Ща мы его отвадим!
— В сенцах, на гвоздику, где ж ему быть-то, — ответила маманя из окошка.
— Никакого порядку, спинжак с карманами и на гвоздике, эх, не ценют люди!
Ваня пошел в сени, чем-то там побрякал, пошуршал и вышел на порог:
— Том, ну как, смотрюсь?
Та захихикала:
— Ванька, ты прямо артист, во ща комедь будет!
В надетом прямо на голое тело видавшем виды спинжаке, застегнутом на единственную пуговицу, в каких-то старых штанах с пузырями на коленках, с торчащей из кармана бутылкой, заткнутой пробкой из газеты, и надетой явно женской соломенной шляпой с цветочком — Иван преобразился в местного забулдыгу. Подмигнув им, он пошел к Вале во двор. Та уже вышла и что-то негромко и сердито выговаривала бывшему, когда распахнув калитку с шумом ввалился Иван: