В другие вечера мама оставляла нас со странной парочкой. Марк и Дебби работали в «Королевском кучере». Глаза Дебби всегда были полуприкрыты, а у Марка щеки покрывал такой яркий румянец, словно ему надавали по лицу. Они возили нас по всему городу на маминой машине с открытыми окнами и постоянно орали друг на друга: «ЧЕРТ ТЕБЯ ПОБЕРИ! НЕТ, ЭТО ТЕБЯ ЧЕРТ ПОБЕРИ!» Носились они на страшной скорости и жали на тормоза так резко, что мы с Луизой летели вперед, бились о спинки передних сидений и падали на пол машины. У них с собой всегда была упаковка пива, а пустые банки они просто выбрасывали из окна. Мама велела нам рассказывать, чем занимается эта парочка, но я ей ничего не говорила. Меньше всего мне хотелось, чтобы Марк или Дебби свихнулись еще сильнее. Как-то раз, когда мы возвращались после шараханий по Хайаннис-порту, Дебби так взбесилась, что начала орать: «Я тебя ненавижу! СДОХНИ, ТВАРЬ!» С этими словами она схватилась за руль, и машина резко вильнула.
«ТВАРЬ?!» – возмутился Марк, пытаясь выровнять машину, но было слишком поздно. Машина слетела с дороги на песчаную обочину и дальше в кювет, перевернулась и осталась лежать на траве. Колеса медленно вращались прямо над нами. Дальше я ничего не помню. Мама была рада, что мы остались живы. Она сказала Дебби, чтобы та не беспокоилась, она все равно собиралась покупать новую машину. Про пиво я маме никогда не рассказывала.
Глава 13Лайза
Я стояла с мамой возле деревянных мусорных баков позади отеля, и тут появился «Олдсмобиль» Тони. Из открытых окон доносился хит Нэнси Синатра «These Boots Are Made for Walking». Припарковавшись, Тони выключил радио.
– Привет, крошка Лайза! – крикнул он мне и помахал.
Крошка Лайза. Раньше так меня называла только прабабушка, Нана Ньюквист. Но она произносила это не так, с сильным шведским акцентом. Каждое воскресенье после церкви мы шли к ней домой, она встречала меня у задней двери. В чашке кофе медленно таял кубик сахара.
– Привет, крошка Лайза! Хочешь чашечку кофе с бабушкой?
Мне было приятно услышать эти слова от Тони. Крошка Лайза.
Я уже собиралась помахать в ответ, но мама возмутилась:
– Кто это, черт побери?
Рука моя прилипла к боку.
– Это Тони, – ответила я. – Сын Сесилии. Я познакомилась с ним недавно.
Мама посмотрела на меня, сомневаясь, что я говорю правду, но не успела ничего сказать. Тони подошел и протянул ей руку:
– Привет, я – Тони Коста, сын Сесилии. Джоан сказала, что сегодня в мотеле для меня есть работа.
Я посмотрела на маму, словно говоря: «Вот видишь? Я же тебе говорила!» – но она не обратила на меня внимания. Мама пожала руку Тони, глаза ее неожиданно смягчились, в уголках губ появилась улыбка.
– Привет, Тони. Как это вышло, что мы раньше не встречались? Я – Бетти, старшая горничная.
– Привет, Бетти, рад познакомиться.
– Ваша мать отличная работница, – сказала мама.
Тони кивнул.
– Да уж! Хотел бы я, чтобы она убиралась в моем доме!
Они рассмеялись. Тони повернулся ко мне:
– Привет, Лайза. Приятно увидеть тебя снова.
Я почувствовала, как краснею под загаром.
– Чем Джоан загрузила вас сегодня? – спросила мама.
– Похоже, ей нужно вывезти мусор на свалку. – Тони посмотрел на меня. – Хотите, я возьму с собой Лайзу покататься?
Тони смотрел на меня и улыбался. Каждый мужчина, который был добр ко мне, напоминал деда Джорджи и отца – высокий, вежливый, загорелый. И еще он почему-то был готов покатать меня, хотя никто этого не хотел.
– Отлично! Захватите еще и ее сестру, хорошо? Они целый день крутятся под ногами. Мне нужно передохнуть, – сказала мама и вернулась в офис.
Похоже, больше ей нечего было сказать.
Я мечтала, чтобы мои пальчики снова исчезли в его большой, теплой руке. Но попросить не осмелилась. Конечно, он бы не отшвырнул мою руку – я точно это знала. Так могла сделать только мама.
Я побежала за Луизой, и вскоре мы уже сидели в кабине пикапа «Королевского кучера», а Тони уселся на водительское место. Он загрузил в машину мусор, и мы покатили на свалку. Повернувшись, я увидела, что мама стоит в дверях офиса и смотрит нам вслед. Я подняла руку, чтобы помахать, но не успела. Мама уже скрылась в мотеле.
Уголком глаза я посматривала на Тони. Лицо у него было угловатым, костистым. Подбородок с ямочкой. Смуглая, гладкая кожа почти оливкового цвета. Белые, ровные зубы. Густые черные волосы. Волосы он расчесывал на пробор, и они почти закрывали один глаз. Круглые очки в золотой оправе придавали ему ученый вид, хотя постоянно сползали с носа, и ему приходилось постоянно их поправлять большим и указательным пальцами. Тони часто шмыгал носом, словно у него была аллергия или насморк. Нос у него был слишком крупным для его лица. Мне Тони казался очень красивым.
Я сидела и улыбалась. Сидя рядом с ним на переднем сиденье, я чувствовала себя очень взрослой. Наши ноги почти соприкасались. Мы проехали через весь город по трассе 6А, потом выехали на Брэдфорд-стрит.
В западной части города Тони спросил:
– Девочки, а вы любите мороженое?
Мы с Луизой хором завопили:
– ДАААА! – и сразу же добавили: – Больше всего шоколадное!
Тони рассмеялся, подмигнул и свернул к кафе.
– Ждите меня здесь, а я вернусь через секунду.
Мы с Луизой смотрели, как он подходит к окошку и наклоняется, чтобы сделать заказ.
– Может быть, он принесет нам двойную порцию! – мечтательно произнесла Луиза.
Я ущипнула ее, и она съежилась у дверцы машины.
– Заткнись! И не будь жадной, – сказала я. – Будешь жадной, он больше никогда не возьмет нас с собой.
Луиза захныкала, но ничего не сказала. Она знала, что со мной лучше не спорить. Я многое унаследовала от мамы и порой обрушивалась на Луизу так же, как мама на меня. Я страдала от болезненной, гадкой экземы, у Луизы же была безупречная оливковая кожа, которая, как перчатка, обтягивала все ее тело. У меня были такие курчавые волосы, что я с трудом их расчесывала. У Луизы были густые, волнистые волосы, роскошные и мягкие, идеально обрамлявшие ее лицо и гармонировавшие с карими глазами. У меня не было домашнего имени – мама лишь сравнивала меня с Дамбо и Бемби, причем самым нелестным образом. Луизу она звала Медвежонком и всегда восхищалась ее красотой. И поэтому я постоянно изводила сестру.
Тони вернулся через пару минут и протянул нам рожки с мороженым. Он забрался на водительское сиденье, и мы покатили по трассе 6 к городской свалке. Когда мы ехали через город, Тони включил радио, пощелкал каналами и нашел любимую песню «You’re My Soul and Inspiration».
– О да! – воскликнул он, прибавил громкости и стал подпевать: – «Что мне делать без тебя, крошка?»
Я знала слова этой песни, но подпевать не осмелилась. Мама вечно ругалась, что я «порчу» любую песню своим завыванием.
Мы проехали через город. Теплый ветерок развевал наши волосы. Мы изо всех сил старались доесть мороженое, прежде чем оно растает. Я была счастлива как никогда прежде. Нет, один раз со мной такое было – когда я узнала, что в мотеле есть большой бассейн.
Вскоре Тони примелькался в мотеле. Он вывозил мусор, чинил сантехнику, помогал передвигать тяжелую мебель. Он был большим и сильным и выполнял ту работу, с которой не справился бы никто другой. Я слышала, как один парень говорил: «Если захочет, Тони может поднять тебя и вышвырнуть в окно». (Я не понимала, почему Тони может захотеть такого, но спрашивать побоялась.)
Мы с Луизой с нетерпением ждали его появления, чтобы снова кататься вместе с ним. Чаще всего он нас не разочаровывал. Тетя кричала нам: «Тони едет!» – и мы бежали встречать его к входу, а он подъезжал на своем велосипеде. Мы постоянно ездили с ним на городские свалки Провинстауна и Труро – мусора в мотеле скапливалось немало. Стоило нам отъехать на несколько кварталов, как на мусор в кузове начинали кидаться чайки. За нами на дороге оставался мусорный след. Если дождя не было, мы ехали с открытыми окнами. Ветер развевал наши волосы, и те прилипали к щекам, измазанным мороженым. Радио гремело на полную громкость. Тони говорил, что ему нравятся песни из горячей десятки. Музыка лета 1966 года не разочаровывала: The Beatles, The Beach Boys, The Rolling Stones, The Supremes, The Lovin’ Spoonful, The Righteous Brothers, The Mamas and the Papas (хотя, как только начинала звучать песня «Monday, Monday», Тони тут же переключал радиостанцию). Джонни Риверс часто пел мою любимую песню «Poor Side of Town».
Мне страшно нравилось кататься с Тони по городу с опущенными окнами и громкой музыкой. Мне казалось, весь город смотрит на нас. Чем бы мы ни занимались, стоило Тони позвенеть ключами, как мы с Луизой неслись к грузовику, словно щенята. Мы безумно любили ездить вместе с ним. Когда у него было время, он катал нас на качелях рядом с кафе-мороженым. Мне нравилось, что он никуда не торопился и не спешил избавиться от нас. В отличие от всех других взрослых, он, казалось, любил проводить с нами время. Он много рассказывал о своем отце, герое войны. Отец его погиб, спасая жизнь боевого товарища где-то на Новой Гиннии. Тони говорил, что его настоящий отец был гораздо умнее дурацкого отчима. Как ему хотелось бы, чтобы мать никогда не выходила замуж за этого козла. И сводный брат Тони тоже такой же тупица. (Я тихо радовалась, что братьев у меня нет.) Когда же Тони спросил про нашего отца, я ответила, что отца у нас нет – это было проще, чем пускаться в объяснения.
Несмотря на периодические визиты, отец оставался мне чужим. Когда мама захлопнула за ним дверь и вычеркнула его из своей жизни, она избавила от него и нас тоже. Я говорила, что у меня нет отца – это было проще, чем объяснять то, чего я не понимала. Никто из ирландского католического квартала не разводился. Никто.
Тони кивнул, протянул руку, по-дружески сжал мое колено и похлопал по нему. Я смотрела на его пальцы на своей ноге и пыталась вспомнить, было ли в моей жизни нечто подобное. Тони всегда был другим. В отличие от мамы, деда Джорджи и даже Сесилии, от него не пахло спиртным, он не матерился, никогда не кричал и не злился. За рулем дед Джорджи вечно орал на других водителей: «Что за задница!» или «Зеленый свет, кретин!»