Нянька. Меня воспитывал серийный убийца — страница 40 из 49

– Тони, почему ты так разговариваешь?

– Не понимаю, что ты имеешь в виду, Морис…

Лестер Аллен беседовал с Тони более сорока пяти часов – больше, чем все адвокаты, родственники и психиатры вместе взятые. Во время этих бесед Тони часто отвечал на вопросы Аллена очень манерно и наигранно: «Этого я не знаю», «Да, я тоже склоняюсь к этой идее», «Не могу припомнить в точности», «Я, как и вы, чрезвычайно этим озадачен».

Когда Тони спрашивали о его жизненной философии, он отвечал, что его «идеалом» всегда был Иисус Христос: «Если человек причиняет другому боль, клевещет или уничтожает, то он сам должен быть уничтожен»[129].

Адвокаты увидели столько разных Тони Коста – британского лорда, благочестивого мученика, ученого профессора, – что этими личностями можно было заполнить целый тюремный блок.

Самое тщательное психиатрическое обследование заключенного провел доктор Гарольд Уильямс из старейшей психиатрической больницы Новой Англии, больницы Маклин. Это медицинское учреждение считалось одним из лучших в стране. Поскольку Тони занимался торговлей наркотиками, полиция предполагала, что в его деле могла быть замешана организованная преступность. Поэтому Уильямс, обладавший поразительным сходством с актером Ларри Хагманом, брал с собой в тюрьму заряженный пистолет. После одной беседы с Тони он столкнулся с Авис. Уильямс ждал, пока охрана вернет ему сданный при входе в тюрьму пистолет. Он обратил внимание, как зачарованно Авис наблюдала за тем, как он проверяет и перезаряжает оружие.

После каждого общения с Тони Уильямс выходил эмоционально и физически выжатым. Он почти физически ощущал «зло», окружавшее Тони и заполнявщее всю камеру. Голдману он говорил: «Я чувствовал, как на меня смотрит дьявол… со стороны Тони Косты». Подобные слова от человека, который всю жизнь работал с психически нездоровыми преступниками, о многом говорят. Но, несмотря на глубокое личное отвращение, Уильямс смог дать самое подробное истолкование жизни, психоза и убийств, совершенных Тони.

Уильямс установил, что истоки подспудной ненависти ко всем женщинам кроются в его детской одержимости погибшим отцом и чувстве одиночества, связанном с браком Сесилии с Бонавири и рождением Винни. Убийства и в особенности изнасилование и расчленение трупов давали ему чувство «блестящего» удовлетворения. Он совершал жуткое представление драмы инцеста и матереубийства, в ходе которого возвращался в блаженное младенчество, когда Сесилия целиком и полностью принадлежала ему одному[130]. И, наконец, поскольку Тони говорил Уильямсу, что «настоящий Тони» был «погребен очень глубоко», акт захоронения жертв гарантировал, что они будут «с ним» вечно[131].

Морис Голдман выслушал все это в изумленном молчании. Он знал, что Тони виновен в убийствах, но проведенное Уильямсом вскрытие его нарушенной и смертельно опасной психики шокировало его. Однако, несмотря на глубокое неприятие и осуждение моральных и этических убеждений Тони, психиатр не смог признать его юридически невменяемым. В отличие от истинного психопата, Тони прекрасно понимал, что хорошо, а что плохо. Он сознательно пытался скрыть убийства – а это в очередной раз доказывало, что он понимает всю серьезность своих преступлений. И, наконец, Уильямс сказал Голдману, что считает Косту сексуально опасным человеком, которого следует держать в тюрьме, а не в психиатрической больнице. Голдман с таким заключением не согласился, уволил доктора Уильямса и начал искать нового психиатра, который помог бы адвокатам строить защиту на невменяемости клиента.

Глава 57Лайза

Как-то раз я пряталась в прачечной нашего мотеля и читала книжку о Нэнси Дрю. И тут я услышала разговор между Фрэнком и Бобом – они загорали на газоне рядом с офисом. Они говорили о том, что «убитые девушки» были «изрезаны на куски», что у них были извлечены сердца, а на трупах обнаружены следы зубов. «Кто-то жестоко поиздевался над этими девушками», но Фрэнк и Боб не могли поверить, что это совершил он. Я не знала, кто это – он, но выйти и спросить не могла.

Единственным, кто не говорил об убийствах, был Тони, но лишь потому, что он вообще исчез. В лагере я наконец-то выкурила первую настоящую сигарету, и мне страшно хотелось показать ему, как я научилась пускать кольца дыма – в точности как он. Я спросила тетю, не видела ли она его, но она странно на меня посмотрела и ответила, что не видела. Я пошла искать Сесилию. Ее я нашла в прачечной «Королевского кучера». Сесилия выглядела ужасно. Мне показалось, что она очень устала. Круги под глазами стали почти черными. Она, как всегда, меня обняла, но я почувствовала, что запах спиртного от нее сильнее, чем обычно, и это меня расстроило. От нее никогда так не пахло. Мне это не понравилось. Я осторожно высвободилась и спросила про Тони, но Сесилия лишь покачала головой и отвернулась. Когда она снова на меня посмотрела, я почувствовала, что она плачет. Сесилия похлопала меня по плечу:

– Я скажу ему, что ты о нем спрашивала. Он любил вас, девочки, – сказала она, поправляя свой свитер, и тут же принялась складывать полотенца.

«Любил, – подумала я. – Она сказала, что Тони «любил» нас, а не «любит». Не мог же он умереть. Я бы знала, если бы он умер, верно? Наверное, он уехал из города». Тони часто говорил, что хочет уехать в Калифорнию. Я решила, что он уехал туда на зиму и еще не вернулся. Вот так он стал еще одним мужчиной, который исчез из моей жизни, не прощаясь.

Возвращаясь в свой мотель через трассу 6А, я представляла, как он катит на запад, прямо на закат. Крыша кабриолета откинута, он громко распевает любимую песню «I Heard It Through the Grapevine».

«Наверное, Тони уехал навсегда», – подумала я. Неудивительно, что Сесилия так грустит.

Через несколько дней я вытаскивала чистое белье из стиральной машины. К нашему мотелю подъехал микроавтобус. Странно… Ведь у нас нет таблички о свободных номерах… Мама сидела на ресепшене. Ее появление машины тоже удивило.

– Что им всем надо? – проворчала она.

Дверь офиса открылась, и на пороге появился мужчина в бермудах и розовой рубашке поло.

– Как проехать в лес, где тот тип убил всех этих девушек? – громко спросил он.

Мама, не отрываясь от колонки цифр, махнула рукой, указывая на юг.

Глава 58Тони

Помимо психиатрических обследований, Тони, по требованию Голдмана, пришлось пройти несколько проверок на полиграфе. Адвокат хотел точно знать то, чего Тони говорить не собирался: что на самом деле произошло с девушками в лесу и что случилось с тремя девушками, которые исчезли после общения с Тони – Бонни Уильямс, Дианой Федерофф и Барбарой Сполдинг.

Кроме того, примерно в то же время при сходных обстоятельствах пропали еще пять девушек, и адвокаты Тони подозревали, что он мог убить и закопать этих девушек где-то в лесу[132].

По правде говоря, Голдману лучше было бы выступать на стороне обвинения, поскольку даже защиту он собирался строить на признании вины своего клиента, но вины, связанной с невменяемостью. Кроме того, признание могло бы повысить продажи книги.

Морис Голдман попросил провести проверку Тони на полиграфе лучшего специалиста в этой области в больнице Бриджуотер, Чарльза Г. Циммермана. Циммерман умел работать с патологическими лжецами и преступниками. Он родился в Германии в 1920 году и сделал блестящую карьеру в криминалистической лаборатории во Франкфурте. Впоследствии он эмигрировал в Соединенные Штаты и в 1964 году получил гражданство. Он сотрудничал с американской разведкой, в том числе с ЦРУ. За свою карьеру он провел более десяти тысяч тестов – он участвовал в расследовании дела Патти Херст и работал с подозреваемыми по делу Бостонского душителя. Друзья и коллеги звали Циммермана просто Чарли. Говорил он спокойно и тихо, с небольшим немецким акцентом. Его скромность и спокойствие обезоруживали даже самых закоренелых преступников. Циммерман сотрудничал не только с обвинением, но и с защитой, поскольку всегда считал, что «информированная защита – блестящая защита».

Циммерман глубоко уважал Мориса Голдмана. Кроме того, он любил сложные дела и устоять перед соблазном участия в деле Тони просто не сумел. У них с женой был летний дом в Сэндвиче. Циммерман согласился в выходные поработать с Тони в тюрьме Банрстейбл. По-видимому, Голдман соблазнил его еще и перспективой успеха книги и будущего фильма. Судя по всему, именно эти доходы должны были пойти на оплату его услуг, потому что хотя Циммерман и выписал счета на имя Голдмана, ни один из них не был оплачен[133].

После окончания теста Циммерман повернулся к коллеге, который наблюдал за процессом, и спросил его мнение.

– Чарли, у этого парня проблемы, – сказал коллега.

И это действительно было так.

Хотя Тони отрицал непосредственное участие в убийстве, полиграф отметил «реакцию» на каждый прямой вопрос о преступлениях, что говорило о точном знании деталей. Циммерман знал, что невиновность следов на полиграфе не оставляет.

В этом обследовании Тони показал себя настоящим мастером манипулирования диалогом. Он умело уходил от поставленных вопросов и сворачивал на желательные для себя темы, зачастую совершенно не связанные с вопросами. Другие заключенные убедили его, что обмануть детектор лжи проще простого: нужно медленно и размеренно дышать и продолжать говорить. Именно так Тони и поступал.

В июне 1969 года Циммерман заставил Тони признаться в том, что он «стал причиной» смерти Кристины Галлант и помогал расчленять тела Патриции Уолш и Мэри Энн Высоцки, но, верный себе, он продолжал утверждать, что истинным убийцей был Кори Галлант. Тони утверждал, что убийства Сьюзен Перри и Сидни Монзон были для него «загадкой». Потребовалось девять тестов на полиграфе и бесчисленное воссоздание различных вариантов истории, прежде чем Циммерману удалось взломать защиту Тони и заставить его признаться в том, что он не просто знал об убийствах, но знал такие детали, которые мог знать лишь тот, кто чувствовал дым выстрела.