В конце 1965 года Тони вернулся домой. Дома царил полный беспорядок, Авис с подружками курила марихуану, а двое детей, обнаженные, лежали на полу. Тони «взбесился», по его собственному выражению. Выпроводив подружек, он отволок Авис в ванную, осыпая ее оскорблениями. Когда оказалось, что Авис замочила в ванне грязные подгузники и белье, Тони пришел в ярость. Он заявил, что устроит Авис головомойку, «которую та никогда не забудет: сначала она, а потом грязные подгузники»[36]. Он поставил ее под душ, включил горячую воду, намылил и принялся скоблить щеткой, чуть ли не до крови. Авис на всю жизнь запомнила это унижение.
Семейная жизнь не складывалась, заработки были случайными, под рукой всегда был «солацен». Тони все меньше времени проводил дома и все больше на улицах и в песчаных дюнах. Больше всего ему хотелось выбраться из Провинстауна – и в конце мая 1966 года такой случай представился.
Глава 8Лайза
Прошло два года с момента развода родителей. Мне было шесть. И в тот год впервые после развода появился отец – вонючий лжец. Его машина подъехала к дому. Я кинулась к входной двери. Увидев меня, отец радостно улыбнулся. Я поверить не могла, что он наконец-то приехал, чтобы спасти меня от мамы.
Не успела я открыть дверь, как мама, оттолкнув меня, выскочила из дома и по газону кинулась к отцовскому «Понтиаку». Похоже, она знала, что он приедет, потому что уже буквально пылала злобой.
Увидев, как она приближается к машине, я взмолилась: «Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы папа не уезжал!»
– Где мои деньги, Родди? – прошипела мама, приблизившись к отцу вплотную. От деда Джорджи я слышала, что отец не умеет обращаться с деньгами, и, похоже, это была правда. Маме вечно были нужны деньги, а у отца никогда их для нее не было. Он постоянно оказывался кому-то должен, отдавал долги, ни маме, ни нам ничего не оставалось.
– Я дам тебе денег, Бетти, – сказал отец, подмигнул мне и кивнул на пассажирское сиденье.
Я выскочила из дома и залезла в машину.
– Ну да, конечно! Я это уже слышала. – Мама выпрямилась, скрестив руки на груди.
Отец сел в машину и стал разворачиваться в сторону Кресчент-стрит.
– Она должна быть дома к шести, – крикнула мама. – Завтра учебный день, на случай, если ты забыл. Не опаздывай.
«Значит, он не собирается спасать меня, – подумала я. – Это всего лишь на день. Ну ладно, будем радоваться тому, что есть».
Поначалу я была рада, что Луизы с нами нет, но когда поняла, что отец не собирается везти меня ни в парк развлечений, ни на ярмарку, где можно полакомиться сладкой ватой, пожалела об этом. Отец свернул к дому своих родителей.
– Пойдем, поздороваемся с бабушкой.
– Бабушка Дози…
Это было сокращение от слова «бульдозер», и бабушка полностью заслужила такое прозвище. Хмурая и ворчливая, она всегда говорила, что думает, не пытаясь замаскировать откровенность вежливостью. Бабушка была слишком высокой и слишком худой. Глубоко посаженные глаза вечно были окружены темными кругами, словно кто-то поставил ей синяк. Я никогда не видела ее в чем-то, кроме домашнего халата. В одной руке она всегда держала сигарету, другая была уперта в бок. Я боялась бабушку, и она не пылала ко мне любовью. Она страшно злилась, что мама развелась с отцом. Однажды бабушка сказала моей тете Джуди: «Не хочу иметь ничего общего с Бетти и этими детьми». И она действительно так думала.
Отец оглянулся на меня:
– Выходи. Пошли в дом.
Я непроизвольно потянулась к голове и начала крутить прядку волос. Иногда успокоиться мне удавалось только так. Немногие заставляли меня нервничать так, как бабушка Дози (конечно, за исключением мамы).
– Прекрати крутить волосы, – приказал отец. – Тебя никто здесь не обидит.
Я не была в этом уверена. Дози и дед Чепмен жили в похоронном бюро. В подвале их дома мертвецы ожидали похорон. Когда подходило время, гробы вносили в дом через кухню, иногда прямо во время воскресного обеда. Гробы устанавливали в гостиной, чтобы на следующий день продемонстрировать их клиентам. Я вовсе не была уверена, что здесь меня никто не обидит. Даже без мертвецов, здесь была бабушка Дози. Она уже стояла на крыльце, курила сигарету и смотрела на отцовскую машину сквозь сигаретный дым. Увидев меня, она отшвырнула сигарету в кусты азалии и скрылась в доме. Дверь со стуком захлопнулась.
Вслед за отцом я прошла мимо большого фонтана на газоне и направилась к дому. Шлепанцы гулко стучали по неровной плитке. Дед Чепмен встретил нас на крыльце. Он вытер руки о фартук, пожал руку отцу, потрепал меня по голове. Я съежилась, подумав о том, почему дедова рука была мокрой и почему ему пришлось ее вытирать.
Дед с отцом о чем-то заговорили, и мы вошли в дом. Шторы в комнате были задернуты. По углам горели две тусклые лампы. Я остановилась в дверях и тут же отступила назад.
В центре комнаты стоял открытый гроб. Я видела лишь кончик крупного белого носа.
– Кто у тебя сегодня? – спросил отец, подходя к гробу и заглядывая внутрь.
– Джо Роуз, – ответил дед. – Помнишь его? У него была кулинария на Мейн-стрит.
– Конечно, – кивнул отец, наклоняясь, чтобы разглядеть получше. – Ты отлично поработал, па. Прекрасный цвет. И филлера на щеках немного. Но, – он снял что-то с губы Джо, – ты оставил на бедолаге швы.
Дед хмыкнул.
– Ничего, сойдет, – с этими словами он забрал у отца кусочек нитки и сунул в карман фартука.
Фу.
– Подойди, Лайза, не бойся, – отец подошел ко мне, положил руку на плечо и подтолкнул вперед. – Подойди ближе.
Я была уверена, что стою достаточно близко. От затхлого воздуха в комнате у меня закружилась голова. Мне показалось, что я сейчас рухну на ковер. Больше всего на свете мне хотелось выбежать из этой комнаты, из дома, и бежать по улице что есть силы. Но отец взял меня за руку и подвел к гробу.
– Так-то лучше, – сказал он.
Я посмотрела на Джо Роуза. Он лежал, белый, словно восковой. Руки были скрещены на груди, губы вытянуты в мрачной улыбке. Я могла поклясться, что грудь его двигалась. И хотя дед сказал, что Джо мертв, и я знала, что он никогда больше не сможет ни говорить, ни дышать, ни улыбаться, меня охватил ужас. Мне показалось, что он сейчас поднимется, посмотрит прямо на меня и оскалит кривые желтые зубы.
– Ну же, потрогай его, – сказал отец.
Потрогать?! Его?!
– Потрогай его, – повторил отец, толкая меня под локоть. – Я не хочу, чтобы ты боялась трупов. Это семейный бизнес.
Я крепко зажмурилась, протянула руку и кончиком пальца ткнула Джо Роуза в твердую грудь. Мне показалось, что я ткнула мешок с мукой. Отец не успел меня поймать, как я повернулась, выскочила из комнаты, выбежала из дома и кинулась к фонтану. Я перегнулась через бортик, окунула лицо в холодную воду, надеясь, что вода смоет образ несчастного мертвого Джо Роуза.
В тот же вечер я слышала, как мама по телефону разговаривает с тетей.
– Этот чертов сукин сын! Родди не заплатил ни пенни алиментов! И этот хам набрался наглости появиться как ни в чем не бывало! Видите ли, он хочет забрать на денек свою милую малышку! Я отпустила ее, потому что хотела свои деньги. Но он не дал мне ни доллара! Подлый ублюдок!
Мама кричала и кричала, твердила, что отца арестуют. Я надеялась, что она просто шутит, но она говорила очень серьезно. Неправильно это, не платить денег детям.
Но одно отец сделал правильно: Джо Роуз оказался первым и единственным трупом, который напугал меня. В конце концов, мертвое тело – это всего лишь очередной «клиент» семейного похоронного бюро.
Глава 9Тони
В конце мая 1966 года Тони нашел повод уехать из города – бросить Авис, детей, жалкую квартиру, все свои проблемы. Он встретил двух девушек, Бонни Уильямс и Диану Федерофф. Девушки хотели поехать в Калифорнию, и он предложил их подвезти, словно речь шла о поездке в Хайаннис-порт, а не за тридцать две сотни миль через всю страну.
Они добрались до восточной Аризоны, прежде чем потрепанный «Бонвиль» 1959 года перегрелся. Тони проехал двадцать шесть сотен миль от Провинстауна и сделал это всего лишь с несколькими короткими остановками. Запас амфетаминов в кофейной банке под передним сиденьем был ему в помощь. Остановился он лишь однажды, когда усталость взяла свое – он испугался, что может слететь с дороги. Он остановился в мотеле «Бонанза» близ Амарилло, чтобы пару часов поспать и помыться. Если бы не девушки, он доехал бы до Сан-Франциско.
Но девушкам вечно что-то было нужно – поесть, в туалет, размять ноги. Что-нибудь. Бонни была еще хуже, чем Диана. Похоже, она раздражала его своей пухлостью – Тони считал лишний вес слабостью. Сам он всегда держался в форме – 79 килограммов при росте 183 сантиметра. Но в Бонни его раздражал не только вес. Она была совершенно рыжей – откровенной, бесстрашной. Тони знал, что ему таким никогда не стать. Она требовала, чтобы они остановились, даже когда он этого не хотел. Она громко жаловалась, что в его машине нет кондиционера. «Она за словом в карман не лезла», – позже вспоминала ее сестра[37]. Диана вела себя скромнее. Она была очень хрупкой и поразительно красивой – яркие голубые глаза, фарфоровая кожа, длинные светлые волосы. Она одновременно была и очень тонкой, и неприкасаемой. Хотя Диане было всего шестнадцать, Тони она напоминала Пегги Липтон, телевизионную актрису, признанную красавицу. Но обе девушки буквально сводили его с ума. С момента отъезда из Кейп-Кода он сотню раз пожалел, что предложил подвезти их. Но в Провинстауне его ждали два ребенка и ужасно несчастная жена. В сравнении с постоянным шумом в крохотной квартирке даже эта поездка казалась раем. Но все кончилось – он оказался посреди пустынной дороги со сдохшей машиной и двумя назойливыми девицами.
С девушками он познакомился неделей раньше в кафе «Кубрик» в Провинстауне. Как и настоящий кубрик, где матросы спят и проводят свободное время, «Кубрик» был т