Лето снизу протягивал мне длинную палку, которой я должна была тыкать в гнёзда. И только я потянулась за палкой, как…
— Мои бриллианты! Она их украла! — раздался от поместья вопль тётушки Геры настолько громкий, что ему могла позавидовать любая пожарная сирена.
Я вздрогнула от неожиданности, потеряв равновесие, и, судорожно пытаясь уцепиться за ветки, грохнулась прямо в тёмную воду. Кажется,, вокруг меня с громким плеском градом посыпалось в воду что-то ещё, возмущённо пища и кудахча.
Плавать в длинном платье в принципе очень неудобно. А ещё я была неприятно удивлена, обнаружив, что дно не нащупывается. Я взмахнула руками, с трудом преодолевая сопротивление какой-то на редкость вязкой воды… И вдруг почувствовала, что вокруг моей лодыжки обвивается что-то упругое и склизкое, дёргая меня вниз, на дно.
Прикосновение холодного щупальца было настолько противным и неожиданным, что я заорала. Совершенно забыв, что под водой орать категорически противопоказано. Меня увлекало все глубже и глубже, воздуха не хватало, сознание начало медленно уплывать.
Глава 18Подтвержденный диагноз
Странная вязкая вода, обладающая плотностью киселя, хлынула в горло и нос… и я, отключаясь, поняла, что это всё.
Дышать! Полцарства за глоток воздуха!
Я пришла в себя, кашляя и чихая, в перерывах между этими занятиями хватая ртом живительный и такой вкусный воздух, совершенно не понимая, где я, кто я и вообще…
— Я не понимаю, как такое могло произойти с так называемым профессионалом своего дела, рекомендованным самим Марком… — пробился сквозь шум в ушах брюзгливый голос. — За этой няней самой присмотр нужен!
Этот голос… Наверняка за какие-то прегрешения я после своего утопления попала в Ад. Потому что только в аду могут подобным образом пытать.
Я застонала, и просипела:
— Требую аудиенции у Люцифера! Я хочу подать жалобу на адски негуманное отношение к узникам!
— Что? — изумился голос, растеряв все нотки брюзгливости. — Ирида, ты в порядке?
— А кто такой Лицифер? — раздался звонкий, полный заинтересованности голос. — Это твой король? А откуда?
Я поперхнулась окончательно и открыла глаза.
И сразу же захотела их закрыть, потому что увиденное было чистой воды сюрреализмом, а посему могло претендовать исключительно на звание галлюцинации. А галлюцинаций я не хотела.
— Не надо притворяться, — сообщил голос, к которому вернулись брюзгливые нотки. — Я понял, что ты пришла в себя.
И мне снова пришлось открыть глаза, удостоверившись, что я комфортно лежу не где-нибудь, а на коленях у моего адского мучителя Кардуса собственной персоной. И его ярко-синие, какие-то нечеловеческие глаза внимательно меня рассматривают… И что же в них такого странного?..
И я вздрогнула, поняв: зрачки. Зрачки его невероятно синих глаз были вертикальными, вытянутыми, как у змеи!
— Тебе холодно? — в голосе Кардуса промелькнула… забота?
И я вдруг почувствовала, что он очень горячий. И мокрый. Мокрый и горячий. Как это?
— Мне нужен носовой платок! — прогундосила я. Мне отчаянно нужно было высморкаться! Вода продолжала выливаться из меня, нос был забит… Но не могла же я высморкаться в подол его одеяния⁈ Мокрого одеяния… Это что, именно он меня вытащил⁈ Откуда он здесь вообще взялся⁈
— Вот! — Кардус извлёк откуда-то батистовый носовой платок, отделанный кружевами. Такой же мокрый, как и вся его одежда.
Но мне было не до капризов. На периферии зрения я заметила аж три пары глаз, вытаращенных в ужасе и сочувствии.
— Ирида, ты живая⁈
Это точно Шемрок. У мальчишки боксёрская реакция.
Я трубно высморкалась в платок — к чёрту политесы! — и ответила, постаравшись, чтобы мой голос прозвучал как можно твёрже:
— Я в порядке, дорогой. А вы поймали жабонков? Я слышала, их очень много испугалось и попрыгало в воду!
— Совершенно сумасшедшая женщина! — мне показалось, или в голосе Кардуса прозвучали нотки самого настоящего восторга.
— Да! — взвизгнул Шемрок, явно радуясь, что услышал мой голос. — Мы поймали целую кучу! Теперь нужно наловить побольше радужных пажучков…
— Шемрок! — о голос папы, казалось, можно порезаться.
— Ну не сейчас… — мигом пошёл на попятную сыночек. — Завтра?
— Да, конечно, — я попыталась привстать в объятиях Кардуса.
— Лежи спокойно! — рыкнул заботливый папаша… ой! Я, вообще-то, не его дочка! Хотя… если так подумать, очень приятно лежать, угревшись, в горячих объятиях и чувствовать отеческую ласку… Отеческую⁈ Что-то он, по-моему, увлёкся, ощупывая мою задницу!
Я снова попыталась вырваться. Безуспешно.
— Я не понимаю, как можно доверить воспитание моих детей существу, которое мне приходится постоянно вытаскивать из самых неприятных ситуаций! — Кардус поднялся на ноги, перестав, наконец, оглаживать мои тылы, но зато вернувшись в своё недовольное амплуа. Я даже задумалась на миг: а может, ну его? Пусть щупает, лишь бы не бурчал! Увы.
— Мне ничего не грозило! — гордо сообщила я, пытаясь принять по возможности независимый вид. К сожалению, когда тебя несут на руках, сложно притвориться, что ты тут просто мимо проходила. — Просто неожиданно кто-то заорал, и я дёрнулась.
Кардус, не замедляя шага, молча закатил глаза. Тоже мне, королева драмы!
— У вас там в пруду спрутоообразные монстры! — поведала я своему работодателю, пытаясь оправдаться. — Я вообще-то прекрасно плаваю. Но не тогда, когда меня пытаются утянуть на дно!
— Ой! — вспискнул рядом Шемрок. — Это же наш красер Жоник! Он просто хотел поиграть! Не надо его бояться!
— Ой! — почти в унисон раздался голос Лета. — Мы правда не предупредили! Я тоже пугаюсь, когда на меня Шем из-за угла наскакивает. А Жоник наскочил… — Лето явно огорчился.
— Шемрок, Лето… — сурово сообщил Кардус. — Ваша няня не умеет дышать под водой! Она не дракон!
— При чём тут драконы? — удивилась я. — Не видела ни одного.
— Видела, — отрезал Кардус. — Я не понимаю, Марк тебе что, вообще ничего не сказал?
— Вообще, — вздохнула я, снова высмаркиваясь в замусоленный платок. — Он упоминал пятерых сироток. И что у них есть папа. Это всё. Когда я отказалась, он перевёл разговор.
— Понятно, — хмыкнул Кардус, не глядя на меня… но как-то по-хозяйски облапив мою задницу. Ну и ладно. Давненько такого не случалось… очень. Могу же я вспомнить, как это бывает?
— В общем так, — продолжил он. — Я — дракон. И мои дети тоже. И в твои обязанности входит проследить, чтобы с ними ничего не случилось, когда они обернутся в первый раз.
— Эээ… Что? — глубокомысленно уточнила я, предпочитая думать, что мне все эти откровения послышались. — Настоящие драконы?
— Да, — бросил Кардус. — И я настоятельно рекомендую тебе сконцентрироваться на том, чтобы качественно делать свою работу, а не влипать в ситуации при каждом удобном случае!
Я немного посоображала, пытаясь понять, что тут происходит… И решила кое-что уточнить:
— А что вообще ты сам делал рядом с прудом? — поинтересовалась я. — Что так резко кинулся мне на помощь?
— Я… Эмм… — Кардус ощутимо замялся.
— Понятно, — вздохнула я. — Диагноз «вуайерист» окончательно подтверждён. И как меня угораздило попасть в няни к совершенно несбалансированному типу? Да ещё и дракону?.. Нет, у меня очень, очень много вопросов в Марку!
— Я вообще-то шёл разговаривать с лесничим! — наконец, нашёлся Кардус. — И тут услышал крики…
— Это не мы! — мгновенно открестился Шемрок, не понимая, что загоняет папочку ещё глубже. — Это тётя орала! Тут, около замка!
— Да-да! — подтвердила я, обнаружив, что мы уже почти около замка. — Эти вопли меня напугали. Честное слово, я подумала, что несчастную женщину убивают…
— Несчастную женщину? — фыркнул Кардус. — Не понимаю… — начал он, но его перебили.
— Кардус! — голос тётушки звенел на грани ультразвука. — Ты уже поймал эту мерзкую воровку⁈ Молодец! А я предупреждала! Предупреждала! Она таки украла мои бриллианты! Мои дивные, бесценные бриллианты! Это профурсетка их похитила!
Глава 19Трепетное отношение к драгоценностям и что к лицу рыжим
Ситуация походила на фарс. Я в мокром платье, воодушевлённые дети, странный вуайерист Кардус (так и не спустивший меня с рук, а даже наоборот, прижавший покрепче) и безумная тётка с бесконечными претензиями.
— Фамильные драгоценности! — возмущалась она. — Похищены этой безвкусно одетой особой легкого поведения!
Далее достопочтенная Гераклеума погрузилась в описания пропавших ценностей и их колоссального значения не только для семьи, но для всего мира. По ее словам выходило, что похитив эти бесценные безделушки, я покусилась на святое и проделала брешь в мироздании, ибо лишь бриллиантовый гарнитур, подаренный их великой семье какой-то древней королевой за какую-то не менее древнюю хрень, отделял вселенную от полного коллапса.
Затем мне сообщили, что я крайне легкомысленная особа, имеющая привычку сношаться с первыми и вторыми встречными (возможно, одновременно) ради возможности наложить свои немытые (а вот это поклёп и клевета, у меня очень трепетное отношение к гигиене) ручонки на то, что я недостойна осквернять даже взглядом.
Наверное, стоило бы возмутиться и ощутить благородную ярость, негодование от пустых обвинений. Наверное, стоило бы. Но ярость ощущаться не желала. Она начала ржать, махнула рукой и исчезла в неведомые дали подсознания, нагло оставив меня испытывать к тёте Гераклеуме что-то вроде насмешливого удивления.
Она так пыжилась, перечисляя титулованных людей (или нелюдей), которые дарили их благородному роду редчайшие драгоценности, так забавно подпрыгивала на месте, пыхтя, как закипающий на плите чайник…
Всё же настоящие чувства — это всегда что-то особенное, они делают с человеческим лицом нечто невообразимое. Искреннее негодование на лице Гераклеумы заставляло ее казаться почти привлекательной. Глаза полыхали праведной яростью, подбородок гордо приподнят… Ах, какая женщина! Огонь!