ль и свет? Некомплект какой-то. Про ругачих злых баб я ни в одной книге о посмертии не читала), либо… либо что похуже. А что, кстати, может быть хуже? Возможно, головная боль от этих мерзких воплей. От них уже звенело в ушах.
Я поморщилась и застонала.
— Помогите, она меня убивает! — с новым энтузиазмом заголосила вредная мерзкая сте… особа.
Никто её, разумеется, убивать не собирался, хотя, если она по жизни такая вот истеричка, не удивлюсь, если желающие есть. Вот чего она орёт так? В конце концов, мы обе оказались в незавидном положении, обе не понимаем, что происходит, но почему-то я молчу и пытаюсь думать, а она бьётся в истерике и сыплет обвинениями.
Именно в этот момент, когда я собиралась попросить ее заткнуться и дать мне хоть немножечко, самую малость обдумать ситуацию, дверь распахнулась, и в комнату ворвался ещё один участник этого спектакля. Участник был молод, высок, сердит и одет только наполовину. На нижнюю. Уж не знаю, к счастью или к сожалению, так что верхняя предстала взорам всех желающих и нежелающих, позволяя легко оценить пластины грудных мышц и при желании пересчитать все кубики на прессе. Так вот, я — не желала. Хотела бы посмотреть на обнаженную натуру — съездила бы в Ватикан, поглазеть на Бельведерского и прочих мраморных красавчиков. А я хотела всего лишь выспаться. В мои годы здоровый сон — единственное, что отделяет меня от невыносимого приступа мигрени, которая, впрочем, и так явно подкрадывается на когтистых лапах… просто чувствую , как они уже впиваются мне в виски.
— Кардус, она меня убивает! — обвиняющий перст особы с папильотками указывал прямо на меня. Вот же стерва! Врёт и не краснеет.
— Неправда! — ощетинилась я, решив наконец сказать слово в свою защиту, раз уж адвокатов тут не предоставляют. И вообще, ну почему надо сразу набрасываться с обвинениями? — Да я вас вообще не знаю!
— Тогда что ты делаешь в моей спальне? — взвизгнула она, потом оглядела себя и взвизгнула ещё раз, но уже громче. Быстрым движением сорвав с кресла халат, она закуталась чуть ли не по уши. — Бесстыдница! Хотела убить пожилую женщину прямо в постели. Вот оно, твоё гостеприимство, Кардус! Если после подобных выходок ты рассчитываешь на какую-то поддержку для своих детей, можешь забыть об этом. Мои бриллианты достанутся тем, кто оценит по достоинству и их, и меня.
— Сплю! — успела буркнуть я, прежде чем меня перебили.
— Тетя Гера… — начал мужчина.
— Кардус! — взвизгнула она, и я мысленно оплакала свои барабанные перепонки. Интересно, моя страховка покрывает лечение от повреждений, вызванных вздорными истеричками?
— Тетя Гераклеума, — исправился тот с усталым видом человека, готового сказать что угодно, лишь бы его оставили в покое. Ишь, как она его выдрессировала. Жуткая женщина. Я замолчала и решила послушать. Авось что-нибудь удастся выяснить.
— Прошу, прекратите говорить об этих бриллиантах, — продолжил мужчина. — Моим детям они ни к чему, ни один из них не проявляет интереса к драгоценностям, особенно к вашим.
— Мои бриллианты! — схватилась за грудь она, видимо, не в силах снести такого пренебрежения. Видимо, бриллианты действительно были хороши. — Мои бриллианты! — заголосила она еще громче.
Если я хожу во сне, то почему именно сюда? Почему я не могла зайти к кому-нибудь более спокойному? Меланхоличный сосед Террант Четтфильд очень подошел бы. Террант вот даже бровью не повел, когда его дом протаранил на внедорожнике шестнадцатилетний Виктор Ванберг, что ему какая-то лунатичка, решившая вдруг ошибиться дверью?
* «Тото, у меня такое чувство, что мы больше не в Канзасе», одна из самых знаменитых цитат в истории мирового кинематографа родом из фильма «Волшебник страны Оз».
Глава 3Спокойствие, только спокойствие
— Мои бриллианты, — слабея, в который раз повторила незнакомая женщина, в чьей спальне я, по-видимому, и оказалась.
— Успокойтесь, пожалуйста. Уверен, мы немедленно разберемся, как здесь оказалась эта леди, — взгляд полуодетого (я оптимистка или пессимистка? Незнакомец наполовину одет или наполовину раздет?) мужчины скользнул по мне. Взгляд, надо сказать не очень теплый. Кажется, незнакомец взвесил все и нашел меня слишком легкой*. — Ваши бриллианты в сейфе в полной безопасности, как и вы.
Подразумевалось, что шумная тетушка тоже в безопасности, но клянусь небесами, я бы не отказалась прямо сейчас засунуть ее в сейф.
— Это ты так утверждаешь, Кардус! По твоим коридорам бродят не отягощенные моралью женщины! — взвыла дама и изобразила на своем лице картину безмерного страдания. — А твои дети! Думаешь, я не знаю, что Стелла ночами ходит в сад? Что она там делает, по-твоему? Того и гляди, сбежит с каким-нибудь проходимцем, прихватив семейные драгоценности. И мои бриллианты, — вновь застонала она.
Да что там за бриллианты такие? Корона Британской империи прямо. У меня тоже есть кое-какие драгоценности. Бабушкины жемчуга, мамин изумрудный гарнитур, муж мне золото дарил, но я же не хожу и не кричу на каждом углу, что у меня дома хранится изумрудный гарнитур. Изумруды! Безумно дорогие! У меня дома! Прямо по коридору и направо! Бесценные изумруды!
— Тетя Гераклеума, прошу вас сохранять спокойствие. В конце концов, разве ваш муж не был генералом армии?
— О, да! — с энтузиазмом выдохнула она. — Мой любимый и обожаемый супруг, покинувший этот мир слишком рано… Он был настоящим героем!
Держу пари, этот несчастный супруг не слишком-то возражал, когда смерть пришла за ним. Уверена, он побежал за этой милой леди с косой вприпрыжку! Если годы чему-то научили меня, так тому, что качество прожитых лет куда важнее, чем количество.
— Так будьте достойны его имени и сохраняйте мужество перед лицом тяжелых испытаний.
— О, да! — повторила дама уже спокойнее. Мягким движением паучьих длинных пальцев она поправила бигуди, запахнула покрепче халатик и твердо заявила: — Я буду. Я, безусловно, буду.
Надо же, оказывается, к склочной владелице драгоценностей прилагалась инструкция по обращению. Уж больно гладко племянничек ею манипулировал. Ну и замечательно. Теперь надо только понять, где я, и в какой стороне дом.
— Вот и чудненько, — расплылась я в любезной улыбке, больше похожей на оскал — ну не до улыбок мне, когда проснулась в постели какой-то чужой женщины под вопли, от которых уши вянут. — Если мы со всем разобрались, я, пожалуй, пойду. Надеюсь, вас не затруднит вызвать мне такси?
— Вызвать что? — вновь встрепенулась женщина, кажется, напрочь позабыв о том, как несколько секунд назад твердо решила быть спокойной и мужественной.
— Тетушка, ваши украшения в полной безопасности, — мягко заверил её племянник. — А с нарушительницей вашего покоя я сейчас разберусь.
— Да… да, разберись, Кардус, — рассеянно бросила она, взмахнув рукой. — Накажи её по всей строгости. Подумать только, забраться в постель благородной женщины. Какое омерзительно бесстыдство.
Полуодетый племянник Кардус железной хваткой впился в мое предплечье и потащил за собой прочь из комнаты. Слишком ошеломлённая, я плелась за ним. Надеюсь, сейчас-то мне всё объяснят.
Кардус вывел меня в слабо освещенный коридор и повлёк дальше. Я вертела головой, пытаясь разобраться, куда это меня занесло. Никаких догадок. На незнакомых стенах с незнакомыми шёлковыми обоями висели незнакомые картины в старомодных тяжелых рамах. В основном пейзажи и портреты, но встретился и одинокий натюрморт, на котором красовался полуощипанный тощий петух и кувшин с чем-то белёсым вроде молока.
Меня затащили в комнату с монументальным камином, в котором тихо потрескивал угасающий огонь, книжными стеллажами, письменным столом тёмного дерева и парой приземистых кресел в легкомысленный мелкий цветочек. По-видимому, библиотека. Наверное, я оказалась в одном из тех больших коттеджей на противоположном берегу реки, потому что у всех моих соседей жильё куда скромнее. И как я сюда добралась вообще? Что это? Внезапно подкравшаяся деменция?
Увлечённая размышлениями, я почти не обратила внимания, когда меня грубо пихнули в кресло, хотя в любой другой момент я бы с радостью обрушила на хама, осмелившегося так обращаться с пожилой леди, что-нибудь потяжелее простой ругани!
— Ну? — хмуро осведомился этот Кардус и поджал губы с таким презрительно-недоверчивым видом, словно я ему полчаса распиналась о чудо-приборе для варки яиц, который можно приобрести за весьма скромную сумму только сегодня и только сейчас. — Что скажете?
— Милое кресло? — невинно спросила я. Никогда не любила давать людям то, чего они от меня ждут. Виктор говорил, что мой врожденный дух противоречия размером почти с меня. — Очень-очень симпатичное, — заверила Кардуса я и провела пальцами по обивке. Провела пальцами и замерла.
Про что-то невероятно знакомое люди говорят «знать как свои пять пальцев», но в этот ужасный леденящий душу момент я вдруг осознала, что не узнаю свои собственные пять пальцев. Абсолютно чужая ладонь. Исчезли пигментные пятна и старые шрамы на костяшках. Рука казалась юной и совершенно чужой. Ничуть не смущаясь присутствием другого человека, я принялась оглядывать и ощупывать свое тело, одетое в незнакомое тёмно-синее платье в пол.
* «Ты был взвешен и найден слишком легким» часть расшифровки послания, начертанного невидимой рукой на стене во время пира вавилонского царя Валтасара. Высший суд счел царя недостойным и той же ночью он был убит, а царство его пало и было разделено между персами и мидянами.
Глава 4Соблазнительницы и самомнение
Платье было незнакомым, но это ерунда. Самым жутким было то, что тело тоже было чужим… Но тело ведь не платье, под настроение не поменяешь! Ситуация начинала напоминать дурной сон. Очень-очень дурной сон, в котором я вдруг стала моложе, выше и — я оттянула прядь и взглянула на нее в неверном свете затемнённых ламп — обзавелась рыжей шевелюрой⁈