За монологом я переодела Лоницеру и уложила в кроватку. Она не отводила от меня пристального взгляда не по возрасту серьёезных глаз.
— Сама не понимаю, почему об этом вспомнила, — продолжала откровенничать я, мягко покачивая кроватку. — Много лет даже не вспоминала об этих детских мечтах. Что-то в тебе есть, Лонечка, вызывающее старые думы и провоцирующее на откровенность. Тебе надо в разведку, милая.
Будущая разведчица сосредоточенно теребила одеяльце крохотными пальчиками, по-прежнему внимательно меня рассматривая.
— Засыпай, Лоницера, засыпай. В таких случаях, конечно, положено петь детям милые колыбельные… Я бы спела, но, боюсь, в моём исполнении это точно будет не мило, и от моего голоса ты, пожалуй, не уснешь.
— А я бы послушал, — мягко, не нарушая покой детской спальни, произнёс мужской голос. Я резко обернулась к двери, выхватывая взглядом знакомую фигуру.
Глава 44Незваный волшебник хуже…
Я с трудом подавила ругательства. Нецензурные слова почему-то всегда первыми приходят на ум в подобных ситуациях. Не то чтобы таких ситуаций у меня было много.
— Что ты здесь делаешь? — прошипела я нежно. Не хватало еще младенца засыпающего будоражить.
— Зашел навестить. Посмотреть, как у тебя дела.
И ни капли раскаяния или смущения. Одетый в щёгольский костюм-тройку Марк стоял, прислонившись к дверному косяку, и легкомысленно помахивал тростью.
— Приятно видеть, что ты довольна своей новой работой, — снисходительно улыбался он.
О, уж он-то своей работой точно доволен. Весь сияет, словно праздничная ёлка.
— Довольна? Да я… да ты! — я чуть не задохнулась от возмущения. Останавливала лишь мысль о том, что Марк меня, если что и на том свете найдет, откачает и впихнет в ещё чьё-нибудь бесхозное тело. Нет уж, к этому я хотя бы привыкла уже. — Меня тут чуть не посадили за воровство!
— Весьма прискорбно, — посочувствовал волшебник. — Но ведь, кажется, обошлось. Насколько могу видеть, ты до сих пор не за решеткой.
— Только чудом! Бриллианты нашлись, и зловредная тетка убралась восвояси. А если бы нет, она бы нашла способ отправить меня в тюрьму.
— Ты преувеличиваешь, Ирида. Где же твой природный оптимизм? Взгляни, как все хорошо складывается, — он указал на Лоницеру, которая широко распахнутыми глазами пялилась на меня, даже не думая засыпать. — Дети тебя любят. С их отцом ты тоже нашла общий язык.
Я тихо хмыкнула, вспомнив поцелуи в кабинете. Уж не знаю, общий ли, но его язык у меня во рту мы точно нашли.
— Кто бы мог подумать, что все, чего не хватало пятерым одиноким детям, это ты?
— Не такие уж они одинокие, — недовольно пробубнила я, вновь превращаясь в пятилетку. — У них отец, тётка и толпа прислуги.
— Значит, это ты была одинока, но нашла тепло любящих сердец…
— Тебе эти речи в ЗАГСе выдают? Еще должно быть что-то про пару кораблей, плывших в океане жизни.
— Прячешься за сарказмом, Ирида, но твоя жизнь действительно стала лучше.
— Фу, прекрати. Как на приеме у психотерапевта какого-нибудь. Ты зачем пришел вообще? Домой меня возвращать? — под ложечкой противно засосало.
Домой не хотелось. Мне тут жабонков ещё растить и пажучков ловить. А Стеллария просила подсказать, как быть с парой пеночек, которые от стресса начали выдирать себе пёрышки (в пеночках я понимаю мало, но помочь обещалась). И даже Арадий, впечатлившись упражнениями с лупой, теперь выспрашивает о том, как в моем мире защищаются от диких зверей, если магии не существует. Последней темой живо интересуется и Шемрок, готовый в любой момент броситься в эксперимент безмагической жизни с головой. Да и Лето явно не прочь присоединиться к брату.
— Увы, — ненатурально вздохнул Марк. — Боюсь, такая магия мне не под силу.
— И зачем тогда ты явился? — с подозрением сощурилась я. Визиты волшебника не к добру. Наверняка какую-нибудь свинью опять подложит.
— Навестить старую подругу. Достойный повод, не считаешь?
— Не такую уж старую, твоими стараниями.
— Пожалуйста, — ухмыльнулся он и замерцал глазами с удвоенной силой. — Тебе действительно идёт. Ну что же, продолжайте свою беседу, дамы, а я, пожалуй, загляну к Кардусу. Кажется, он задолжал мне пару благодарностей и гору извинений. Ещё и Астер так удачно здесь оказался, давно его не видел.
— О да, он еще что-то говорил о том, что соскучился. И в жизни у него как-то все очень скучно. Он от этого ужасно страдает. Так одиноко бедолаге, — безбожно натравливала я волшебника на безвинную душу. Ничего страшного, пострадает немножко, ему это на пользу. Страдания, они, очищают душу. Так что пусть он там где-нибудь очищается в сторонке при помощи обожающего наносить добро волшебника.
— Неужели? — расцвело это чудо магической промышленности. Просто бомба замедленного действия, а не человек. Что-то мурлыча себе под нос, Марк бесшумно прикрыл дверь и исчез.
— Вот так-то, Лоницера, — подытожила я. — Потому что в жизни каждый сам за себя. А Астер взрослый маль… дракон, как-нибудь отобьется. Правда? Пусть лучше Марк ему причиняет добро и счастье, чем нам с тобой.
Лоницера предсказуемо молчала, разве что улыбнулась одобрительно. Или мне показалось?
— Давай, Лонечка, засыпай, нам завтра предстоит ещё один длинный день.
Я легонько покачивала кроватку, бормоча девочке успокаивающие глупости, когда наш покой был нарушен тихим звуком чьих-то шагов. Удержаться от улыбки, глядя на то, как осторожно крадется по комнате Кардус, было сложно. Многодетный отец-то точно знает, почём детский сон, и как опасно неосторожное обращение с этим сокровищем.
— Если планируешь снова разыскивать пропавшие ценности, то учти, что девятьсот лет назад моя прабабушка потеряла в саду свою алмазную сережку. Кажется, у тебя неплохо получается искать драгоценности.
— Это была разовая акция, — фыркнула я.
— Жаль. А я уже обрадовался, насколько ценное приобретение заполучил в свой дом, — подхватил Кардус.
— А ты так быстро поговорил с Марком? — перевела я тему на несносного волшебника.
— Марк? — удивился Кардус. — Он не появлялся сегодня.
— Неужели? — процедила я, крепче сжимая бортик кроватки. Вот жучара. — С этими волшебниками вообще надо держать ухо востро, появляются и исчезают когда вздумают. Я бы ещё столовое серебро проверила. На всякий случай.
— Признайся, тебя тетя Гераклеума покусала перед отъездом.
Я тихо хмыкнула, представив такую картину.
— Она могла.
— Она и не на такое способна. Много лет назад, когда за её сестрой ухаживал один неподходящий кавалер, Гераклеума…
— А чем неподходящий? — полюбопытствовала я.
— Родословная подкачала. Говорят, его прапрапрапрабабушка была из фейри, а для дракониц вроде Гераклеумы это серьезное препятствие. Итак, юная Гераклеума решила избавить любимую сестру от ужасной партии.
Кардус умолк. С непроницаемым лицом стряхнул невидимую пылинку с рукава. Качнул кроватку Лонечки.
— И что? — нарушила я молчание, не в силах выносить это издевательство.
— И ничего. Подлила ему зелье превращения и бедолага три недели провёл в облике лягушки.
Ха. Значит, с лягушкой я почти угадала.
— Только это страшная семейная тайна, о которой стараются не говорить.
— И что потом случилось с этим незадачливым женихом?
— Он женился, стал отцом, а затем и дедушкой, и, кажется, вполне счастлив. Можешь сама как-нибудь спросить при встрече. Он любимый дедушка моих детей.
— Должно быть, он действительно был очень влюблён, если смог противостоять тете Гераклеуме, — протянула я, одобрительно качнув головой. Невозможно не зауважать человека, который совершил такой подвиг. Выходит, и маленький Шемрок, и остальные дети действительно отчасти фейри, если в жилах их дедушки по материнской линии течёт эта «порченая» кровь.
Долго ещё мы сидели у детской кроватки, разговаривая обо всём и ни о чём. Это было так странно. Кардус не хмурился, не рявкал… И вообще казался совершенно другим существом. И это существо мне ужасно, ужасно нравилось!
А Лоницера загадочно улыбалась, сжимая краешек одеяла, и глаза её почему-то таинственно мерцали в полумраке спальни.
Лишь когда взошедшая местная луна (Уна, кажется) осветила комнату, я вспомнила, что обещала детям ночной поход в сад на предмет восполнения запасов пропитания для наших бесценных будущих птичек счастья. Жрали эти птички, конечно, в три горла каждая. Счастья они нам задолжали — ужас сколько!
Глава 45Кто будит честных людей
Проснулась я, в лучших традициях этого дома, да будь он благословлен, от диких душераздирающих воплей. Создавалось стойкое впечатление, что кого-то убивают, но никак не могут закончить это благородное дело. Хотелось броситься на подмогу и добить страждущего. Из милосердия.
— А-а-а-а! — орал страждущий. — Умираю, погибаю!
Голос жертвы опознавался без труда.
— Заткнись, — со всей присущей мне деликатностью порекомендовала я страдальцу. — Иначе убью, — приправила я совет мягким напоминанием в духе древних римлян. Мементо мори и все такое.
— Умираю! — продолжал настаивать он.
— От недостатка совести? — не отрывая голову от подушки, поинтересовалась я. — Так это вроде не то чтобы смертельно.
— От голода, — прохрипело несчастное создание.
— А ты не оборзел ли, дружок? — ласково осведомилась я у некота о его самочувствии.
— Нет, — честно ответил он. — У меня тарелка пустая.
— И как ты сюда забрался вообще, я же дверь запирала.
— Мыр-р-р-р? — резко забыло человеческую речь это создание.
Ну да, у них же, в этом доме, так принято — игнорировать запертые замки.
Пришлось вставать и тащиться через весь дом на кухню. Накануне мы полночи ловили пажучков, а потом вторую половину ночи снимали с дерева Шемрока, решившего, что ему срочно нужно достать с верхушки вон тот цветок, потому что Арадию, видите ли, вздумалось выяснить, получают ли больше лунной магии цветы, находящиеся на верхних ветках дерева. Арадий только заикнулся о том, что это было бы очень любопытно выяснить, как Шемрок полез за образцами. Вы когда-нибудь пробовали снимать с дерева юного дракона, который на этом самом дереве отчаянно хочет остаться? Ага. Вот именно.