— Вероника! — подхлестнул меня, что я даже глаза прикрыла, впиваясь пальцами в деревянную скамейку подо мной.
На секунду взбесилась от собственного сексуального бессилия конкретно перед этим человеком. Ведь он даже меня пальцем ещё не коснулся, а я уже вся готовая. Ужас!
— Нет! — хриплю в ответ. — Не сейчас, — и решительно вскакиваю со скамейки.
Бежать! К чертовой матери и дальше пока ещё могу двигаться.
— Действительно, поддерживаю, — почти радостно восклицает Яровой, а дальше события идут в полный разрез с моими представлениями.
Сильные пальцы ловят моё запястье, дёргают на себя и вуа-ля, я уже восседаю на мужских коленях, как на коне, лицом к лицу.
— Что за дичь, Захар Панталонович!? Я же запретила меня трогать!
— А не надо было так на меня смотреть, Ванилька!
И мои последующие возгласы тонут в жадном поцелуе. Отстраниться от пожирающего мои губы и уже языка рта не получается из-за крепкой ладони, что держит мой затылок. Спрыгнуть или хотя бы сползти с коленей тоже невозможно, так как вторая рука Захара придавила моё бедро к его телу, словно многотонная плита, и при каждой попытке освободиться только сильнее впечатывает в свой внушительный стояк.
Мать честная! Как тут сопротивляться?!
Никак, Вероника! Лови кайф! — советовал счастливый внутренний голос, явно потопленный во всплеске моего недотрахоза.
Капитуляция перед этим богом Тором ознаменовалась моим задушенным в поцелуе стоном. Мои ручонки с наслаждением вцепились в голые мужские плечи, сминая влажную кожу и спеша в шевелюру на затылке. От нашего непрекращающегося поцелуя голова кружилась, поэтому вцепилась в волосы, пропуская между пальцами, чтобы вдруг случаем не упасть. Чувствую, что от моей активности Захар совсем осмелел. Выпуская мою голову из плена, обеими ладонями вцепился в мои бедра, чтобы в следующем рывке окончательно усадить меня на свой очень большой стояк.
В этот раз на мой тихий стон раздался его хриплый рык, и он вцепился в мою шею как лев в последней схватке его жизни.
— Чёрт, полегче! — взревела я, чуть ли не кончая от этой дикой ярости Ярового, изливающейся на моё порочное тельце.
— Да я тебя порвать сейчас готов! Это же ты! Ты! Ты! Мать твою… — и, видимо, теряя связь с русской речью, снова кусается. В этот раз в плечо, сдёргивая грубым рывком лёгкий кардиган.
Он меня сейчас точно сожрёт!
— Захар, прекращай зверствовать, — не совсем уверенно прошу его, при этом моё тело прогибается в мужских руках и подставляется ещё больше под его терзающие укусы. — Сам же утром заявил, что не кусачий, а теперь как оборотень.
— О, Ванилька! На тебя мои запреты не распространяются.
И срать! Пусть кусает! Всё равно каждый укус он зализывает и зацеловывает так, что пульсация моего влагалища скоро достигнет максимальной скорости. Непроизвольно вжимаюсь сильнее в его пах, буквально требуя получить удовольствие.
И если в обычной жизни между нами будто стена непонимания стоит, то тут Яровой в секунду считывает мои потребности. Его рука уверенно дёргает небольшой замок на шортах, и горячие пальцы в следующий миг ложатся на мою промежность. Закусываю нижнюю губу, чтобы не орать на весь берег реки, и практически сама насаживаюсь на мужские пальцы. Меня хватает на несколько движений внутри меня и круговых большим пальцем по клитору, потом тело скручивает в сладком оргазме, а и из горла вырывается сиплый стон.
— Бля, это точно ты! Твои стоны в момент пика мне ещё месяц снились, — слегка ошарашенно комментирует Захар, убирает руку и, даже поправив трусики, подтягивает вверх мои шорты.
Я ему снилась?! Рассудок старательно трезвеет, впечатывая меня в реальность происходящего. Я только что феерично кончила от руки на коленях моего сучарного работодателя, женоненавистника и отца моего случайного ребёнка.
Что сказать, Вероника?! Жизнь тебя, дуру, ничему не учит!
Глава 6
Вероника
Надо бы покинуть колени Ярового, а ещё лучше раствориться в воздухе, но магия мне так же недоступна, как и, по всей видимости, рациональные мозги.
— Захар Пантелеймонович, вы меня, кажется, с кем-то путаете, — выдаю севшим голосом, а самой тут же хочется зажмуриться под проникновенным взглядом мужчины.
Там вожделение борется с негодованием и тихой яростью. Такой опасный для моего покоя коктейль, что я всё-таки пытаюсь сползти на пол.
— Не ерзай, Земляникина, а то передумаю, и полноценный секс в беседке тебе будет обеспечен.
Замираю, но вовсе не от страха наказания. Моя ненасытная вторая половина тела хочет этого полноценного с такой силой, что приходится перестать вдыхать опьяняющий запах Захара и хочется убрать с плеч руки, что обжигает его кожа.
— Захар Пантелеймонович, хорошо. Я, как вы поняли, питаю к вам телесный интерес, но ваши постоянные обвинения меня не понять в чём точно не имеют почвы. Где доказательства того, что я кем-то там являюсь по вашему мнению? И, кстати, хотелось бы подробности.
Яровой недобро щурит глаза, но я раз уж начала врать, так до последнего должна. Вот чувствую, что нельзя ему признаваться.
— Подробности?
Киваю, стараясь не выказывать излишнего интереса.
— Вероника, я твою ложь всем телом чувствую. Дар у меня с рождения такой, — доверительно шепчет мне, наклоняясь прямо к моему уху. — Но если тебе так хочется освежить память, то давай. Два месяца назад в клубе «Ритм» мы с тобой, не называя имён, переспали. Утром меня разбудила уборщица, найдя меня в ванной при номере, где я отключился после охрененной чистки организма. Тебя уже не было. Но так как в ту ночь в моей крови присутствовала ядерная смесь алкоголя, то потом с памятью возникли проблемы.
— Это не я. Я не сплю с незнакомцами, у меня два месяца назад был парень, а сейчас беременность, как вам доподлинно известно.
— Ники, я тебя сейчас или трахну, или придушу. Какой вариант предпочитаешь?
— А третий есть?
— Есть. Два раза трахну.
— Панталонович, да вы, оказывается, озабоченный, — ищу выход, но, блин, какой?! — И угрожать смертью беременной женщине — это кощунство!
— Хорошо, тогда первый или третий?
Мозг кипит во ВСЕХ смыслах, пытаясь придумать нечто оригинальное. Заболтать телохранителя — хренушки, сменить тему — это как если его рот уже мучает чувствительную кожу за ушком: прикусывает, целует.
По моему предательскому телу идёт дрожь, внизу живота снова пожар, и это так горячо и остро, как будто не я пару минут назад испытала оргазм.
— Захар Пантелеймонович, это неправильно. Я же няня вашей дочери, а мы с вами чужие люди. И хотя меня, одинокую женщину, вы по понятным причинам привлекаете, но давайте найдем другое решение вашего недоразумения.
— Что за понятные причины? — откликается мужчина, немного отодвигаясь от меня, при этом опуская остальные части моего предложения.
— Ну, вы красивый, сильный и крайне сексуальный мужчина. Уверена, вам это тысячу раз говорили.
Яровой ухмыляется, впиваясь в моё лицо непроницаемым взглядом.
— Ты первая.
Спотыкаюсь в рассыпании любезностей после ответа. С недоумением смотрю на него, пытаясь понять, к чему эта шутка. Панталонович серьёзен, и даже сжигающее меня пламя ушло на дно его глаз. Кажется, работает!
— Это неправда. Женщины любят таких горячих самцов как ты, — теряя свою роль, перехожу на более удобное в нашем случае «ты».
— Моя бывшая жена, когда поняла, что брак рассыпался, призналась, что я худший трахатель на планете.
— Это она пыталась по больному ударить.
— Так у меня там, вроде, не болело.
Яровой глубоко дышит, видимо, тоже начиная соображать не нижним, а верхним концом своего шикарного тела. Я снова пытаюсь встать, но он только бровь изгибает, не расслабляя захват рук на моём теле.
— Тебе вредно сидеть на холодных скамейках.
Боже! Какие мы вдруг стали заботливые! Но я уже поняла, куда надо давить.
— И раз мы тут вспомнили о вашей бывшей жене, то мне необходим хотя бы минимум информации об отношениях между ней и Ликой. Сегодня был инцидент в этом плане, и я не знала, как должна себя правильно вести.
Бинго! Яровой неспешно убрал руки с моей талии, а я, не теряя времени, тут же подскочила с его ног. Он поднялся следом и взял с другой скамейки полотенце, которое я раньше даже не заметила.
Накинув махровую ткань на плечи, двинулся на выход из беседки.
— Захар Пантелеймонович!
— Боже, Вероника! Хватит терзать мои уши собственным отчеством, — угрожающе прикрикнул, не давая даже закончить фразу.
— Какие мы нежные, — бурчу под нос, но, судя по тому, как дёрнулось мужское плечо, он услышал. — Я хотела бы получить ответ на свой вопрос. Это не моё праздное любопытство, а вполне конструктивный вопрос в связи с моим тесным общением с девочкой.
Я иду следом за Яровым, поэтому вижу, как напрягаются мышцы его спины и замедляется ход.
— Мать Лики с нами не живёт, с дочерью не видится, и её в любом случае к моей малышке не подпускать.
— Ааа, причина?
— Не твоего ума дело, — припечатывает сталью в голосе. — Ты просила минимум. Я ответил.
И пошёл по тропке дальше. Вздыхаю, подавляя в себе желание покопать дальше в этом направлении, а заодно стараюсь не пялиться на спину и задницу впереди идущего.
— И если ты думаешь, что мы закрыли тему, то глубоко ошибаешься, — словно между прочим спустя пару минут ночной тишины добавляет Панталонович. — Доказательства? Тебе нужны доказательства нашего секса?! Отлично! Раз тебе хочется всё это превратить в абсурд, то пожалуйста. К твоему счастью, камеры этого клуба и её гостиницы не работают как положено, а то я бы тебя ещё раньше нашёл. Но я перерою район клуба по камерам слежения соседних организаций, соберу свидетелей от бармена до уборщицы, сделаю запрос в банк по твоей кредитной карте, вытащу данные по такси за тот день.
— Это всё невозможно сделать, Яровой. Особенно про банк и такси, так что не надо меня запугивать! Тем более это нарушение закона о неприкосновенности личной информации.