Кровь приливает сначала к лицу, а потом жар спускается вдоль всего моего тела, концентрируясь в одном крайне интимном месте.
Всё как во сне полчаса назад.
Я около стола и рядом Яровой в одних спортивных штанах, только ананаса и не хватает.
— Вероника, ты в порядке? Замерла как кролик перед удавом.
А разве сейчас всё именно не так?
Молчу, стараясь отвлечься от греховных мыслей при виде кубиков пресса и мощной груди перед моим носом.
— Я в порядке, — соображаю, что надо бы хоть что-то ответить.
Мужчина недовольно качает головой и отходит от меня, что позволяет хоть немного выдохнуть и дать себе парочку отрезвляющих подзатыльников.
— Давай приложим холод, а то ещё обвинишь меня в побоях, — комментирует Захар, появляясь передо мной с пакетиком чего-то замороженного.
Пытаюсь забрать мне необходимое, но он отводит мою руку и, обернув пакет в полотенце, сам прикладывает к пострадавшей щеке. Морщусь от контраста горячей и ноющей от боли скулы с морозильным холодом.
— Потерпи немного, — как-то даже нежно просит Панталонович, что я тут же поднимаю взгляд на его лицо, наконец-то прекращая пускать слюни по голому торсу.
Между нами непозволительно мало пространства, поэтому я зависаю, наблюдая, как холодный голубой цвет его глаз медленно темнеет и становится тягучим как патока.
— Я не собираюсь обвинять тебя в каких-то несуществующих побоях, — пытаюсь найти нить диалога, пока меня совсем не переклинило.
— Ну, мало ли. Ведь ты врёшь насчёт нашей первой встречи.
— Я не вру. Ты готов показать доказательства?
Жду, что сейчас психанет и пошлёт меня, но почему-то мои слова ещё больше повышают градус между нами.
Яровой делает шаг, сокращая на ноль расстояние между нами. Приобняв меня за талию, одной рукой с лёгкостью, словно я пушинка, приподнимает вдоль своего тела и усаживает мою пятую точку на стол.
— Сколько угодно, Ванилька. Я ещё вчера всё сказал. Действительно хочешь, чтобы мои люди копались в нашем личном?
Не хочу! И, когда мы так близко, я при всём желании не могу придумать хоть что-то стоящее против.
— Яровой, а что тебе даст моё подтверждение наличия между нами той ночи? — пытаюсь улить и отвожу взгляд в сторону.
Вот почему он не спит посреди ночи?
— Люблю расставить все точки, — удовлетворённо хмыкает он, приближаясь к моему уху, но не касаясь.
Так и хочется подставить шею под его губы, что приходится напрячься всем телом.
— Варвара Петровна сказала, что ты совсем не ужинала. Плохо себя чувствуешь? Тошнит? Болит?
Господи, откуда эта тонна заботы на неподготовленную меня?
— Нет, Захар Пантелеймонович, всё хорошо. Просто не было аппетита.
— Ники, если ты вдруг не в курсе, то я не люблю своё отчество.
— В курсе.
— Хорошо. Так что насчёт ужина? — пытает меня, убирая холод от лица и опаляя чувствительную кожу шеи своим дыханием.
— Не хотелось, — едва выдыхаю и уже чувствую реальную панику.
Это во сне я такая смелая и раскрепощённая, а вот в реальности не хочется наступить на грабли.
— А что хотелось? — уточняет мой персональный змей-искуситель.
Тебя! Да чтоб … плотно смыкаю губы, даже закусывая нервным движением верхнюю. Ибо ни звука…
— Может, ананас?
И если для Ярового в этом слове нет никакого сексуального подтекста, то я готова выть от накативших воспоминаний.
— Да. Очень, — позволяю своему телу хоть немного расслабиться.
— Отлично.
Захар снова идёт к холодильнику и как фокусник вытаскивает оттуда распроклятый фрукт.
— Откуда? — от удивления только это вырывается из меня.
— Из магазина. Ездил по работе, по дороге прихватил.
С вагоном сомнения во взгляде смотрю на моего работодателя в поисках признаков лжи. Он приподнимает бровь, мол даже не пытайся меня расколоть, не орех.
Снова молчу, придерживаясь любимой заповеди — не знаешь, что сказать — молчи и улыбайся.
Яровой же, поглядывая периодами на меня, оперативно подготавливает ананас для еды.
— Земляникина, мне кажется, или у тебя реально по ночам речь отказывает? — спрашивает без тени сарказма в голосе.
Ставит рядом со мной тарелку с полукольцами сочного ананаса, что приходится даже сглотнуть слюну от воображаемого вкуса на моём языке.
— С чего такое умозаключение? — а сама выбираю кусочек побольше.
— Наблюдение, Вероника. Днём мне натурально хочется тебе кляп в рот организовать, зато в тёмное время суток я из тебя пару предложений едва ли вытаскиваю.
Задумываюсь, откусывая маленький кусочек, чтоб не выглядеть перед мужчиной совсем уж безумно голодной.
Он прав. Наверное, это биология. Ночью меня с Захаром не тянет на разговоры, так как моё тело знает более интересные способы времяпрепровождения.
— Возможно. Не интересовалась, — привычно недоговариваю истину и снова впиваюсь в мякоть.
Сейчас, когда все мои вкусовые рецепторы празднуют, сдерживать порыв «всё и сразу» становится намного сложнее.
Мужчина шумно выдыхает, снова нарушая все границы дозволенного и даже больше предыдущего.
Раздвигает мои колени рукой, вставая между ними. Я застываю, забывая, что как раз кусала в этот момент.
— Ешь-ешь, Ванилька. Не отвлекайся.
— Ты так думаешь?
— Конечно. Ананас вкусный?
— Угу, — бормочу, пытаясь не подавиться, когда его широкие ладони скользят по моим ногам от коленей к бёдрам. — Захар?
Чувствую, как немного сока выливается из уголка моего рта, что не остаётся незамеченным. Он быстрым движением стирает каплю подушечкой большого пальца и тут же подносит к своему рту.
Это бесчеловечно так издеваться над моим возбуждённым телом и утонувшим в ананасовом сиропе мозгом.
Спасите меня!
Захаров слизывает сок фрукта и удовлетворённо кивает. Я же шумно сглатываю, понимая, что проиграла. Давайте мне грабли, буду синхронно биться об них всем телом, желательно в такт движениям мужских бёдер.
Мужская грудь часто и тяжело вздымается, дополняя картину острого возбуждения Захара, которое огромным бугром упирается прямо во внутреннюю сторону моего бедра.
— Ники, это напряжение между нами мешает мне думать и решать проблемы, — шумно выдыхая, признаётся мужчина, отчаянно стискивая мои ноги в своих руках.
— Это обвинение? — поддерживаю диалог, но уже нисколько не скрывая того пламени, что пожирает моё тело изнутри.
Мужчина хочет поговорить перед сексом, ну кто я чтобы перечить. А в том, что это сейчас случится, меня заверил его взгляд, уже трахающий меня.
— Нет. Это попытка объяснить моё поведение.
— Ананас — это подкуп? Часть плана по совращению?
Яровой ухмыляется одним уголком рта.
— И снова не угадала. Ананас — оливковая ветвь мира. По дороге домой я был … зол и грубил. Утром до отъезда рассчитывал поговорить с тобой.
Наверное, проще было бы подумать, что мужик нагло врёт, желая получить хорошую порцию секса, но, несмотря на вожделение, прямой взгляд напротив был кристально честен.
— Принято, Захар Пантелеймонович. Ещё что-то? — и подхватываю с тарелки новую порцию лакомства.
— Да. Как ты себя чувствуешь?
Неожиданно.
— Хорошо, а благодаря вашим стараниям, это я сейчас про ананас, вообще замечательно.
Мужские ладони оживают на моих бёдрах и скользят дальше, сжимая ягодицы.
— Как ребёнок?
Так-так! А это тут причём?
— Всё хорошо. Неужели в моей обменной карте, кроме небольшого отклонения в анализах, есть ещё какие-то диагнозы?
Яровой не отвечает, а резко, словно теряя терпение, наклоняется вперёд. Его губы быстро скользят по щеке к мочке уха, кусая ту, потом по шее вниз до ключицы. Это горячо и нежно одновременно, что я перестаю играть роль второго плана.
Свободной от ананаса рукой обхватываю мощное предплечье, с наслаждением сжимая бицепс, а потом ухватываюсь за сильное плечо. Чувствую, как под моими пальцами мышцы напрягаются и перекатываются, когда Захар рывком притягивает меня за бёдра к краю стола, тем самым врезаясь своим стояком в промежность.
От этого столкновения он шипит, прикусывает кожу на шее, груди, а я обхватываю его ноги своими, усиливая давление в промежности.
Это кайф. Похоже на одержимость, причём взаимную.
Сейчас рядом со мной не мой работодатель Яровой Захар Пантелеймонович, а тот самый незнакомец из клуба, который смог подарить мне лучшие оргазмы в моей жизни.
И больше мы не говорим, не хватает времени и дыхания. Его рот терзает мой, пока нетерпеливые пальцы сминают кожу, ласкают грудь, а ещё через мгновение, приподняв над столом, сдёргивают штаны вместе с трусиками.
Я тоже не отстаю. Одной рукой помогаю Захару раздеть меня, второй тяну резинку его спортивок вниз. От нетерпения пыхчу и извиваюсь, и только когда горячий член оказывается там, где и положено, я издаю громкий стон облегчения.
Яровой, кажется, смеётся, но, наверное, мне показалось.
А потом крышу вместе с башенками и колокольчиками сносит к чертям собачьим. Кажется, я нещадно царапаю мужские плечи и кусаю плечо, пока Захар с упоением и надсадным рыком над моим ухом вбивается в меня под аккомпанемент шарканья деревянных ножек стола о паркет.
А о том, что я первый раз кончила буквально за пару секунд от начала, забываю уже на пятой, так как меня начинает скручивать вторая волна удовольствия. Мои безобразные стоны Захар поглощает своим жадным ртом, лишь иногда позволяя вдохнуть.
Беспощадный сексуальный тиран, который контролирует всё моё тело, доводя до умопомрачительного опустошения в конце. Моя голова безвольно запрокидывается назад, когда тело скручивает в диких спазмах удовольствия. Так не бывает! И хотя это снова похоже на сказку, я не сплю.
В подтверждение реальности Яровой рыча как раненый зверь тоже достигает нирваны, не забывая напоследок тяпнуть меня за любезно ему поставленное горло.
— Боже, какой ты кусачий, — срывается с моих губ стон, но в нём никакого упрёка. Одно восхищение.