— Кто бы пищал, Ванилька! Разодрала мне все плечи. Дикарка.
Отталкиваю мужское тело от себя, тем самым заставляя выйти из меня. И хотя я, вроде бы, только получила первоклассную разрядку, это невинное скольжение снова прошибает меня. Сползаю на ещё дрожащие лапки, и Яровой тут же меня обхватывает за талию, вызывая томление внизу моего живота. Я снова его хочу!
Господи, я какая-то сексолюбка!
— Ой, ну подумаешь, немного поцарапала. Это наказание за медлительность и сдержанность.
Пытаюсь шутить, чтоб отвлечь саму себя от разглядывания божества перед собой.
Наши сорванные дыхания рвут на части ночную тишину кухни, как и сочный шлепок по моей голой заднице.
— Ники, много болтаешь. Пошли в спальню.
— Нет.
Мужская бровь изгибается так выразительно, явно хохоча от неуверенности моего ответа. Кажется, сегодня моё «нет» означает классическое «да» с припиской «немедленно».
— Ванилька, не буду даже комментировать твой ответ, так как я и вопроса-то не задавал.
Мужчина просто закидывает меня к себе на плечо голой попой вверх, придерживая одной рукой за бёдра, а второй рукой подхватывая тарелку с ананасом.
— Будешь есть фрукт, пока я ем тебя, а то слишком лёгкая и плоская для второго месяца беременности.
Мы уже поднимаемся по лестнице, когда я всё-таки решаюсь на вопрос.
— А тебя не смущает наличие у меня беременности?
Спросила, а потом сморщилась в ожидании ответа. Спрашивается, зачем всё портить? Можно было бы потерпеть до завтра.
— А должно смущать? — спустя секунды раздумий традиционно вопросом на вопрос отвечает Панталонович.
— Ну, не знаю. Наверное. Если только ты регулярно не практикуешь секс с беременяшками?
Мне одной тут кажется, что разговор становится очень странным?!
— Нет, Вероника. Я вообще не практикую регулярный секс. И чтоб до конца удовлетворить твоё любопытство, то ты вторая беременная женщина в моей жизни.
Ясно. Первой была его бывшая. И, словно читая мои мысли, Захар спокойно продолжил.
— С ней во время беременности я не спал.
Хмм. Как много информации и мало времени на обдумывания.
Дверь хозяйской спальни с тихим щелчком замка закрылась за нами, а любезность Ярового закончилась ровно с этим же звуком.
Глава 10
Вероника
Утро нового дня наступило кроме того, что неожиданно рано, так ещё парализующе непривычно. Привычным осталась только причина побудки.
Туалет.
А вот первые робкие лучи солнца сквозь плохо закрытые шторы на красивой мужской руке поверх моего бедра — это из раздела «Новое и Неизученное».
Снова переспала с Яровым, да ещё и как… с огоньком, искринкой и полной отдачей, будто на олимпийскую медаль шла. Господииииии!
— Ники, давай думай полегче, а то даже у меня голова заболела, — интимно прямо в мой затылок шепчет та САМАЯ и единственная причина моих утренних проклятий.
Вздыхаю и, набравшись мужества, снимаю руку Ярового с себя и неспешно сажусь в постели, упираясь пятками в пол.
— Уже уходишь? Снова? Тоже пунктик — не дай бог встретиться глазами с тем, с кем провела ночь? Или я особенный?
— Так, а тебя сейчас какой вариант моего ответа устроит?
Наклоняюсь вперёд, пряча своё растерянное лицо в распущенных волосах.
— Твой.
Выкрутился, козявка!
— А мой состоит в том, что все твои верные, но отчасти.
Время, отведённое на перераспределение крови по телу для избежания головокружения и тошноты, вышло, так что пытаюсь встать, но жёсткие пальцы, подхватившие край моей простыни, были против. Притянули обратно на постель, уже теперь не отпуская мою воображаемую тогу.
— С этого места прошу поподробнее.
— Захар, не будь ребёнком! Ведь ты всё обо мне знаешь! К чему тогда эти расспросы?
— Хочу послушать правду из твоего ротика.
Вот же снова старые качали…
— Захар, я не путаюсь с левыми мужиками, ты стал полным исключением из моих правил. Даже дважды. С некоторых пор я категорически ненавижу секс на работе с коллегами и прочее. Теперь мне можно пойти пописать или замочить тебе постель?
— Можно, — великодушно изрёк барин, отпуская мою талию.
Теперь, уже торопливо кутаясь в простыню, несусь в ванную комнату, игнорируя тяжёлый мужской взгляд в мою спину. Сделав же свои маленькие мокрые дела, отважно взглянула в зеркало.
— Мать честнАя, я же хуже барабашки!
Огляделась в хозяйской комнате, где царил идеальный порядок и кристальная чистота, будто Яровой сюда только по праздникам заходит. Трогать ничего не решилась, так что смочила водой из-под крана ладони, чтобы потом пальцами привести шалаш на голове в подобие волос.
Резинка потерялась, а моя пижамка с трусами остались… да …чёрт! Они же на кухне остались! Варвара Петровна встаёт рано, если она увидит наши вещи, разбросанные по её территории, да в придачу мои «милые» засосы на шее и плечах, то не надо быть гением арифметики для правильного ответа. Вот совсем не хочется стать «давалкой» в глазах милой женщины.
Развернувшись на одной ноге, быстро вылетаю из ванны, собираясь в короткий спринт преодолеть расстояние от спальни до кухни. Но забег выходит уж больно короткий из-за непреодолимого препятствия в виде широкой мужской груди.
— Дьявол, Захар! — кряхчу я и тру нос, ушибленный об его литые мышцы.
— Не сегодня. У меня нынче в аду выходной, — иронизирует этот гад с красивой ухмылкой на пол-лица. — А вот ты явно торопишься на костёр инквизиции? Или от него?
— Яровой, если в тебе неожиданно проснулся стендапер, то я очень счастлива за тебя, но блин, как-то не вовремя, — отсекаю все ненужные мысли, находящиеся ниже его талии, и дёргаюсь в сторону.
— Не так быстро, Ванилька. Куда? — и мужская рука как наручник виснет на моём запястье.
— На кухню.
— Водички испить?
— Вещички собрать, — копирую его тон и снова дёргаюсь в сторону. — Ну, пусти.
— Успокойся, Земляникина. Пока ты дрыхла, пуская слюнки, в моей постели, я спустился вниз и устранил улики нашего прелюбодеяния.
Наконец-то паника отпускает меня, и я вижу мир более четко. Мой работодатель … с ним что-то не так.
— Захар Пантелеймонович, вы случаем, когда на кухню спускались, виски на душу не принимали? Может, у вас тоже пунктик — после секса пропустить пару стаканчиков.
— Это с чего такие выводы? — дёргает меня за собой, как буксир, что тянет по направлению к кровати.
— Откуда такая жизнерадостность и вера в женщин? — поддергиваю повыше болтающуюся вокруг меня простынь, чтобы в случае чего ещё эпично не грохнуться.
Краем глаза замечаю знакомый цвет авокадо. Моя пижамка аккуратно висела на спинке стула, а на сиденье, как на витрине магазина, красиво расположились трусики. Боже! Стыдно!
Вырываю руку из расслабленного мужского захвата, даже забывая, что задала мужчине вопрос.
Сгребаю нижнее бельё в кулак и прячу в складках ткани.
— Вероника, это ещё глупее, чем всё время кутаться в простыню, — Яровой складывает руки на груди, кивая головой в сторону моих трусов.
— А как по мне, ещё глупее расхаживать передо мной в одних боксерах с выпирающим хоботом слона.
— Действительно, Ники. Давай поговорим об этом. Может, мне и трусы снять для связки диалога? — зло рычит Панталонович.
— Нет, — истерически воплю я, так как сейчас при свете дня мы впервые такие голые и беззащитные.
Лёгкая паника сковала мозг, не давая возможности решить, как правильно себя вести в этой неразберихе, но только до момента, когда раздался удивлённый голосок.
— Папа?
Теперь в голове наступил сплошной коллапс.
— Папуля, а где… ой, Ники, ты здесь? — Лика, потирая кулачком сонные глазки, заходит в спальню.
Отрываю взгляд от ребёнка, но впервые, а то, может быть, и в последний раз вижу ошарашенную моську Ярового.
Эх, придётся снова спасать мир самой. На мужиков порою никакой надежды.
— Я здесь ищу кое-что, Ванилопа, — голос от ночных стонов и нервного утра сел, что приходится прокашляться.
— А что потеряла?
Совесть, гордость и репутацию, но об этом попозже.
— Серёжку. Утром проснулась, а я ее нет. Я давай искать, а нигде нет, — говорю, а сама потихоньку свою пижамку со стула под простынь прячу.
— Вот думаю, может, вчера в машине слетела. Решила спросить у папы твоего, пока он на работу не уехал.
Девочка уже как медвежонок коалы заползла на ручки отца и, обвив его шею, уложила сонную головушку на плечо.
— Нашла? — зевая и совсем расслабляясь, интересуется любопытная душонка.
Так как обе серьги у меня на месте, то с большим позитивом киваю.
— Да-да. Папа твой вчера нашёл.
— Папуль, ты молодец. Ники очень любит эти серьги.
— Спасибо, дочь, а ты, может, подремлешь ещё немного. Рано ещё, — ласково журчит Яровой, направляясь к своей кровати.
— Я Ники потеряла.
Меня же передёргивает от мысли, что он сейчас в это лоно разврата уложит малышку, но Захар, как всегда, читает мои мысли на расстоянии. Придерживая дочь одной рукой, второй расправляет одеяло, а поверх него кидает плед. Я выдыхаю и начинаю беззвучно двигаться в сторону ванной, чтобы уже наконец-то одеться и слинять из хозяйской спальни, пока ещё кого-нибудь нелёгкая не принесла. Захар бросает на меня какие-то взгляды, сигналы которых я не могу и ещё больше не хочу понимать.
Поэтому просто прячусь за дверью, успевая услышать, как девочка просит мужчину полежать с ней. Отлично!
Торопливо натягиваю трусы и пижаму, бросаю простынь в корзину с грязным бельём и выхожу в спальню.
Ярового облепил всеми конечностями мило сопящий спрут под именем Лика, так что можно спокойно линять в свою комнату.
— Вероника, не так быстро, — пытается грозно остановить меня Захар, но из-за шёпота выходит совсем смешно.
Моя ночная заторможенность отходит на задний план, являя миру несравненную Земляникину — дитя приюта и трёх неудачных приёмных семей.
— Ну, как скажете, Захар Панталонович! Пойду медленно как черепашка, — и, практически изображая лунную походку, двигаюсь на выход.