– Выходит, я должен вас поблагодарить, – сказал глава тайного общества «Сомния» после непродолжительного молчания. – Шелдон давно бредил этой идеей, и никак не мог ее осуществить. Теперь, когда «Каборах» уже не просто фантазии старика на бумаге…
– Меня не волнуют дела «Сомнии», сэр Крамароу, – резко оборвал его Блохх. – Я всего лишь связываю одних людей с другими. Для меня предоставить полковнику Шелдону человека, способного осуществить то, что перевернет этот мир кверху дном, – ровно то же самое, что свести какую-нибудь кумушку из Тремпл-Толл, отравившую мужа и желающую избежать наказания, с адвокатом из «Гришем и Томм», обожающим все, связанное с ядами. Я не измеряю клиентов, согласно степени их мнимой важности. Для меня они все равнозначно важны. Хотят ли они устроить побег из тюрьмы, ограбить картинную галерею, преждевременно заполучить наследство или… раздобыть себе уникального зверя на ужин.
Сэр Крамароу сглотнул.
– Перейдем к делу. Чего именно вы хотите от «Сомнии» и от меня?
– Я здесь в некотором роде как обеспокоенный житель города.
– Это еще что значит?
– Очередная тварь в Габене.
– Я знаю.
– Уверен, об этой твари вы не знаете. Потому что именно я доставил ее в Габен.
Сэр Крамароу опешил.
– Вы?! Вы с ума сошли?!
Консьерж преступного мира проигнорировал этот выпад: несведущие люди часто воспринимают то, что им не дано осознать, как чужое безумие.
– Мне пришлось, – сказал Блохх. – Это часть договора.
– Нет, вы точно спятили. Да знаете ли вы?..
– О, я знаю…
– Тогда как вы могли?!
– Я ведь уже сказал: это часть договора. И тем не менее, как вы помните, я говорил, что пришел оказать «Сомнии» услугу. Тварь будет уничтожена. Значимость ее присутствия в городе себя исчерпала.
– Ваши игры, Блохх! Вы рискуете всем городом!
– Мой обычный рабочий день, – пожал плечами мистер Блохх. – Но вернемся к вашему затруднению.
– Моему?! – возопил сэр Крамароу.
– Вашему. В городе появилась тварь, что буквально головная боль «Сомнии».
– Поверить не могу, как вы все развернули…
Мистер Блохх улыбнулся под шарфом – разворачивать, или, вернее, изворачивать было неотъемлемой частью его работы.
– Итак, – сказал он. – Я предоставлю вам тварь на блюдечке. Но это еще не все. И тут вы должны оценить мой подарок вашему обществу, сэр Крамароу. Тварь будет сопровождать некая… назовем ее «зараженная». Женщина из Ворбурга. В случае, если она попадет к вам живой, эта женщина может предоставить «Сомнии» множество полезных для проекта «Каборах» сведений. Она обладает знаниями о Ворбурге, которых вы никогда, ни за что и нигде не получили бы. Это неимоверно ценный свидетель.
Сэр Крамароу молчал, раздумывая. Дым от его сигары медленно полз в сторону приоткрытого окна.
– Чего вы хотите взамен?
– На этот раз ничего
– Вам всегда что-нибудь нужно.
– Что ж, если откровенно, то сейчас мне нужно избавиться от твари, так что…
– Вы решили использовать меня для того, чтобы подчистить хвосты.
– Скорее, как… – Блохх прервал себя и кивнул. – Вы выразились предельно точно. Но есть условие, сэр Крамароу. Когда вы получите эту мисс из Ворбурга, сведения должны быть получены без пыток. Уверен, у вас есть средства, как доставать сведения без вреда допытываемому.
– У нас есть такие средства, но я не уверен, что…
– Мне нужно от вас слово. Мой клиент рассчитывает, что дорогая ему женщина не будет мучиться. После того, как вы получите нужные сведения о ее пребывании в Ворбурге, я жду, что вы вернете ее мне.
Сэр Крамароу глядел на него не мигая. Видимо, он изо всех сил сейчас просчитывал варианты, искал подвохи.
– Даю слово, – наконец сказал он. – Что с ней будет после того, как я вам ее верну?
– Пережитая трагедия, предательство и влияние Ворбурга – все это сказалось на рассудке несчастной. Ее поместят в «Эрринхауз», где ее будут ждать мягкий уход и долгожданный покой. Она достаточно настрадалась.
– Не знал, что вы обладаете столь гуманными нотками.
– Это всего лишь условия договора. Вы лучше других знаете, что я обеспечиваю соблюдение всех пунктов, без исключения.
– Знаю. Мистер Блохх, я…
Сигара нервно задрожала в пальцах сэра Крамароу, он чуть подался вперед. Выражение его вдруг помрачневшего лица сообщило консьержу преступного мира, что сейчас начнется, и он утомленно вздохнул. Людские переживания, сожаления о содеянном, раскаяние – как же все это предсказуемо…
– То, что я сделал…
– Это дело закрыто.
– И все же… Я не знал, что последует за тем, что произошло. Пост-имаго…
– Вас одолело несварение?
Сэр Крамароу не заметил шпильки. Казавшийся пару мгновений назад непреклонным, властным и лишенным сомнений, этот человек будто переоделся, но вместе с костюмом снял и кожу, обнажив дрожащее склизкое нутро червя. Оголенные эмоции и чувства сделали одного из самых грозных людей этого города слабым, никчемным и жалким. Таким же, как и все прочие.
– Кошмары, они не покидают меня, – тихо проговорил сэр Крамароу. – Как только все закончилось, я… Я вдруг…
– Вы осознали, что сделали?
Он кивнул.
– Это была мания… Мною что-то овладело.
Блохх понимал, что этот человек от него хочет. Утешения, оправдания, хоть какого-то объяснения. Консьерж преступного мира никогда не осуждал своих нанимателей – более того, именно их мотивы создавали спрос на его услуги. К тому же такие понятия, как «добро» и «зло» в его расчетах всегда отсутствовали – у него попросту не было морального компаса. Люди склонны терзать себя сомнениями, сожалениями и раскаянием – отчасти из-за этого мистер Блохх предпочитал не поддерживать общение с бывшими клиентами. Ну а сэр Крамароу… Он представлял собой страстную и очень противоречивую натуру – было ожидаемо, что его одолеет определенный ряд эмоций, вызванных его поступком. Выступать в роли утешителя у мистера Блохха не было никакого желания, но сейчас ради дела он вынужденно подыграл:
– Вы слишком долго противостояли Ворбургу, сэр Крамароу, всем этим тварям – неудивительно, что вы стали…
– Как они?
– Напомню вам, что это существо не было человеком. Более того – оно было опасным кровожадным монстром. Если вас это немного успокоит, то, согласно моим расчетам, в следствие неких событий и обстоятельств, лекарство, которым монстр удерживался в клетке, в определенный момент должно было перестать действовать. Пост-имаго вырвалось бы наружу и начало бы убивать. Это было неизбежно. Вы предотвратили неизбежное. Положим, не обязательно было его есть, но кто я такой, чтобы осуждать чьи-то вкусы.
Сэр Крамароу будто не услышал:
– Я жалею о том, что сделал. Если бы я мог повернуть время вспять. Вы ведь способны на многое. Вы можете все обратить?
– Даже если и мог бы. Если бы вернул вас за миг до содеянного. Кого бы вы увидели в зеркале? Человека с манией. У человека с манией нет выбора: манию невозможно сдерживать, рано или поздно она набухает в нем, разрастается, пока в один момент не вырывается. Вы сами вспороли себя и выпустили ее. Вам невероятно повезло, что она прошла. Могло быть хуже…
– Это не оправдывает… А я… Лишился души…
– О, душа на месте. Но она разорвана на лоскуты. Ваши терзания говорят о том, что вы пытаетесь сшить ее заново. Возможно, вам это однажды удастся и то благо, которое вы делаете, перекроет ваш поступок. Тем не менее ваша душа не будет прежней. Это навсегда останется с вами. Боюсь, вам предстоит много страданий, сэр Крамароу. Сшивание души заново – это мучительный процесс.
Сэр Крамароу взял себя в руки и вновь предстал в своем привычном обличье. Он криво усмехнулся.
– Вы говорите так, будто знаете, о чем речь.
– Есть души, которые уже не сшить, сэр Крамароу, – сказал мистер Блохх пустым голосом. – Предлагаю вернуться к делу. Мне нужна микстура «Морок», я знаю, что у вас есть запас…
Сэр Крамароу и мистер Блохх еще примерно полчаса обсуждали все нюансы и тонкости дела.
Когда они закончили разговор и покинули кабинет, бумажная бабочка выбралась из кем-то приподнятого футляра и взмыла под потолок, а затем выпорхнула в открытое окно.
***
Хмурая аллея не случайно получила свое название: самый угрюмый в Тремпл-Толл бульвар видел на своем веку немало хмурых процессий, ведь упирался он ни во что иное, как в ворота Чемоданного кладбища.
Изо дня в день по его темно-серой мостовой меж двумя рядами старых, будто высеченных из камня дубов громыхали черные экипажи, везущие в застекленный парк кладбища новых постояльцев и их скорбящих (порой не сильно) родственников. Дубы на аллее переплетали ветви, образуя местами просто арки, а кое-где и вовсе некое подобие коридора. Под их сенью жили тени, и временами было сложно понять: это люди в траурных костюмах бредут по тротуару или же сплетенные из тумана призраки, заблудившиеся, но позабывшие человеческую речь, чтобы спросить дорогу.
Висящие меж ветвями дубов фонари лишь усугубляли сомнения, и констебль Хоппер, стоящий в некотором отдалении от ворот кладбища, с тревогой разглядывал женщину в траурном платье и двух девочек, напоминавших две ее миниатюрные копии. Они медленно брели по аллее, то ныряя в вечернюю темноту, то вновь появляясь в пятне очередного фонаря. Ветер колыхал вуали и шевелил подолы платьев.
Глядя на женщину и девочек с подозрением, констебль пытался понять, насколько они вещественны и копил во рту слюну, чтобы суеверно сплюнуть через плечо, если все же они окажутся…
– Мистер Хоппер? – раздался за спиной голос, и констебль едва не вскрикнул от неожиданности.
К нему подошел бледный молодой человек в угольном фраке и цилиндре. В одной руке он держал потертый футляр с трубой, под мышкой другой сжимал пускающего слюни хряккса. Свинокрыс, как называл этих существ Хоппер, глядел на него своими черными глазами и совершенно непочтительно шевелил пятачком.
– Пруддс! – тихо, чтобы не нарушать покой Хмурой аллеи, гаркнул Хоппер. – Будешь так подкрадываться, получишь дубинкой. И будешь сам виноват.