Гоббин выпучил глаза.
– Ты…
– Сэр, я ведь приказал вам опустить оружие. Не заставляйте меня вас дырявить.
– Да как ты смеешь, вокзальная крыса?! Думаешь, что можешь…
Его слова прервал раздавшийся из прихожей влажный чих.
– Кто там?! – крикнул Гоббин. – Покажись! Все выходите, шелудивые псы!
– Сэр, сопротивление бесполезно. Не усложняйте все.
– Усложняю?! Я?! Да кем ты себя возомнил, урод тупоголовый?!
Хоппер, казалось, потерял самообладание.
– Заткнитесь, сэр! Я возомнил себя собой! Констеблем на службе города! И я здесь делаю свою работу! Арестовываю убийцу! Ясно вам?!
Гоббин ошалело выслушал отповедь подчиненного. А затем усмехнулся и покачал головой.
– Что бы ты там себе ни думал…
– Вам ведь сказали, – начал доктор Доу и, когда Гоббин повернул к нему голову, нажал на спусковой крючок инъектора, который до этого прятал под локтем.
Ампула вонзилась в шею старшего сержанта. Тот поднял руку, чтобы вытащить ее, открыл рот, явно намереваясь высказать очередное ругательство, и в следующий миг рухнул на пол.
– Сопротивление бесполезно, – закончил доктор…
…– Вот чего я не могу понять, – сказал Натаниэль Френсис Доу. – Зачем нужны гардины в доме без окон?
– Вас это сейчас волнует? – возмущенно бросил Хоппер. – Главное, что у этих треклятых гардин оказался подходящий шнур.
Старший сержант Гоббин сидел в кресле со связанными руками, опустив голову на грудь.
Глядя на него широко раскрытыми глазами, Шнырр Шнорринг прятался в потемках. Он опасался приближаться и старался не издавать ни звука: даже обездвиженный старший сержант полиции Тремпл-Толл вызывал у него трепет вперемешку с острой чесоткой в той части головы, которая отвечала у него за сохранность собственной шкуры.
Вокзальный констебль испытывал схожие чувства. Отчасти он до сих пор не верил, что все это происходит наяву. Где там! Даже в кошмаре Хоппер не смог бы увидеть то, на что пошел. Он влез в дом начальства, подкараулил упомянутое начальство, помог его усыпить и лично связал его. Сейчас требовалась настоящая выдержка – беда в том, что он внутренне так сильно напрягался, что, казалось, вот-вот лопнет где-то в районе живота и треснет в районе нахмуренных бровей.
– Думаю, вы переусердствовали со снотворным, доктор, – отметил Хоппер. – Что-то он не приходит в себя.
– Снотворное оказалось сильным и подействовало достаточно быстро. Мистер Лемони постарался на славу.
Доктор Доу поднес к носу Гоббина флакон с раствором нашатыря, и старший сержант дернулся.
– Замечательно, – сказал доктор и сел в кресло напротив пленника.
Гоббин огляделся кругом. Отметив присутствие Шнырра, лишь скривился, но ничего не сказал. В итоге перевел взгляд на доктора. Подчиненного он демонстративно игнорировал.
– «Собачником» вы не отделаетесь, – пересохшими губами произнес старший сержант. – Я буду настаивать на тройке пеньковых воротников для вас, вашего шушерника и этого хмыря.
– Моё имя Хмырр, сэр… – начал Хоппер, но доктор лаконично качнул головой.
– Когда я сказал, мистер Гоббин, что нам все известно, – начал доктор, – я позволил себе некоторое преувеличение. Нам известно почти все.
– Думаете, я стану развязывать язык?
– Думаю. Вы ведь так и не поняли, что происходит, верно? До сих пор не знаете, кто открыл охоту на ваших констеблей?
Гоббин промолчал, ожидая продолжения. Для связанного человека, которого пришли арестовывать, он выглядел чрезвычайно спокойным. И будто бы даже равнодушным. Это разозлило Хоппера.
– Парней убили из-за вас, сэр, – резко проговорил он. – Убийца хотел достать вас из-за того, что вы сделали.
Гоббин поднял на него презрительный взгляд.
– Что ты несешь? Причем тут я?
– Лилли Эштон, – сказал доктор, и Гоббин вздрогнул. Натянутая маска равнодушия сползла. – О, я вижу, вы все поняли.
– Нет. Не понимаю, о чем вы.
– Что ж, я поясню. Названная мною мисс не так давно вернулась в город. В попытках найти вас она убила нескольких констеблей. Полагаю, мисс Эштон думает, что вы изменили внешность за последние годы, а быть может, она попросту не помнит, как вы выглядите. Ей дали список имен, среди которых, могло оказаться ваше. Признаюсь, мне претят ее средства, но ее целеустремленности можно позавидовать. И это неудивительно, учитывая, что вы с ней и ее воспитанниками сделали. Ею движет понятная мне месть.
– Лилли Эштон мертва, – глухо произнес старший сержант.
– Вы полагали, что и констебль Хоппер мертв, но вот же он, стоит рядом.
Гоббин процедил:
– Вы лжете: Лилли Эштон мертва.
– Я видел ее, сэр, – ответил Хоппер. – И говорил с ней. Всю эту неделю я шел по ее следу.
Самоуверенность старшего сержанта развеялась, как дым на ветру.
– Этого не может быть…
– Потому что вы лично сбросили ее за борт парохода «Гриндиллоу»? – прищурившись, спросил доктор.
– Все было не так!
– Сразу после того, как сбросили за борт ее воспитанников?
Гоббин сжал зубы, гневно уставившись на доктора, и тот продолжил:
– Вы задавались вопросом, что мы здесь делаем, мистер Гоббин. Что ж, отвечу: мы пытаемся опередить мисс Эштон в ее попытках до вас добраться. Она, вне всяких сомнений, убила бы вас, но мы считаем, что вы должны предстать перед судом за то, что сделали. Боюсь, ваш покровитель, господин Сомм, в данном случае вам не поможет: вряд ли он захочет, чтобы на него пала тень от убийства детей.
Гоббин попытался подняться, но тяжелая ладонь Хоппера на плече вернула его обратно.
– Вы идиоты! – воскликнул он. – Я ничего не делал!
– Не имеет смысла отпираться, мистер Гоббин. Мы знаем, что произошло на борту «Гриндиллоу». Знаем, зачем вас нанял хозяин корабельной компании «Чайноботтам».
– Ничего вы не знаете! Вас там не было!
Доктор достал из портсигара очередную папиретку и закурил.
– Развяжите старшего сержанта, мистер Хоппер.
Констебль распахнул рот от неожиданности. Шнырр Шнорринг попятился. Даже сам пленник слегка опешил.
– Чего? – спросил Хоппер. – Вы спятили, доктор?
Происходящее вдруг перестало напоминать допрос, и это констеблю очень не нравилось.
– Он не представляет угрозы. К тому же, вынужден признаться: нас ввели в заблуждение. Полагаю, мистер Гоббин говорит правду: он не убивал детей господина Боттама.
– И этот вывод вы сделали…
– Знаете, мистер Хоппер, меня с самого начала смущала вся эта история. То, что нам рассказали, зияет слишком большим количеством дыр и противоречий. А еще произошедшее на борту «Гриндиллоу» слишком отдает… театральностью. А значит, оно пропитано ложью.
– Теперь я понимаю, – сказал Гоббин, задумчиво глядя на доктора, – как вы умудрялись опережать этих идиотов. У вас есть то, чего нет у них, – мозги. – Он протянул Хопперу руки. – Развязывай.
Констебль вынужденно подчинился, но бдительности не утратил: он знал своего начальника намного лучше, чем доктор Доу.
– Прошу вас, будьте с нами предельно откровенны, мистер Гоббин. Убиты констебли, похищены дети – это больше не ваша личная тайна.
– Я очень надеюсь, Хоппер, – с угрожающей улыбкой проговорил Гоббин, – что ты аккуратно отвязал шнур от гардин моей бабушки, а не использовал нож.
Освободившись от пут, старший сержант занял в кресле более приличествующее, как ему казалось, положение – закинул ногу на ногу, откинулся на спинку и скрестил руки на груди.
– Должен отдать честь вашему бесстрашию, доктор Доу, – сказал он со всем возможным презрением в голосе. – Напасть на главу полиции в его же доме. Тем не менее…
– Глава полиции Тремпл-Толл – Железный комиссар, – уточнил доктор, но Гоббин будто не услышал:
– И хоть меня это все очень позабавило, я дам вам шанс: уходите сейчас – и я, так уж и быть, сделаю вид, что произошло недоразумение.
Доктор наделил Гоббина долгим пристальным взглядом, и тот усмехнулся.
– Кажется, я переоценил ваши умственные способности.
– Прошу вас, мистер Гоббин. Мы с вами оба понимаем, что вы первый не хотите, чтобы мы просто так ушли. В тот момент, как в этой гостиной прозвучало некое имя, маятник качнулся. Я вижу, как вас снедает любопытство, вижу, что вы боитесь…
– Боюсь?
– Поэтому предлагаю оставить споры. Вы должны узнать, что происходит. Мы, в свою очередь, должны узнать, как все привело к тому, что мы сейчас разговариваем.
Гоббин скосил взгляд на Шнырра Шнорринга и сморщил нос.
– Я не скажу ни слова, пока эта помойная крыса толчется в моей гостиной. Исходящая от него вонь доходит даже сюда.
– Мистер Шнорринг, – сказал доктор, – будьте так любезны, обождите в коридоре. И прикройте дверь.
Бродяга и сам был рад ретироваться подальше от грозного сержанта. Никто между тем не сомневался, что он уже наслюнявил ухо, чтобы подслушивать. Когда Шнырр покинул гостиную, Гоббин воскликнул:
– Если хоть слово из сказанного покинет эти стены…
Дальше прозвучал список угроз, от которых проняло даже Хоппера. Подробно живописав последствия кое-чьей болтливости, Гоббин перевел все свое внимание на доктора.
– Что ж, давайте прикинемся старыми приятелями и поболтаем. Что вас интересует?
– Меня интересует все. – Доктор Доу обвел взглядом гостиную, на миг задержал его на семейном древе. – Начните с того, кто вы. Как вас зовут на самом деле?
– Что за чушь? Вы прекрасно знаете, как…
– Все это ненастоящее, – прервал его доктор. – Ваши предки, фамильные реликвии… Напрашивается вывод, что и ваше имя вымышлено. Предположу, что древнего рода Гоббинов не существует.
– Существует. У меня есть все бумаги, а раз есть бумаги…
– Сэр! – рявкнул Хоппер, утратив терпение. – Выкладывайте! И лучше бы вам не юлить – мы не в настроении тянуть кота за хвост. Доктор спросил: кто вы такой?
Старший сержант бросил на него испепеляющий взгляд, но констебль выдержал – его брови ни на миг не перестали хмуриться.
– Откуда взялось прозвище Ворон? – спросил доктор.