Хоппер первым увидел прошмыгнувшую в дыму невысокую фигуру.
– Там!
Доктор и полицейские ринулись следом.
Мальчишка скрылся на узкой деревянной лестнице, которая вела, судя по всему, на чердак.
Они едва успели добраться до нее, когда сзади открылась еще одна дверь. Очередная тень выбралась в коридор вместе с дымом. Увидев доктора и его спутников, мальчишка захихикал и бросился к лестнице, что вела вниз.
– Я за ним! – крикнул Хоппер и устремился следом.
Доктор Доу и Гоббин переглянулись и двинулись вверх по ступеням. Когда они поднялись, чердак уже горел. Огонь охватил чемоданы, полз по одежным вешалкам, отчего казалось, что под стенами стоят пылающие фигуры. Занялись шляпы и зонты.
Поджигатель обнаружился тут же. Доктору впервые удалось рассмотреть одного из прихвостней Няни. Жуткий оскал, черные глаза, в которых отражается пламя… В одной руке мальчишка сжимал керосиновую лампу без плафона, в другой – жестянку с носиком, в которой, вероятно, был керосин.
Гоббин без промедления нажал на спусковой крючок. Ампула вонзилась в шею мальчишки. Он вскрикнул и бросился прочь, видимо, пытаясь спрятаться в глубине чердака.
Это ему, впрочем, не удалось, и, когда доктор со старшим сержантом подошли, он уже лежал на полу.
За спиной раздался скрип. Доктор резко обернулся и выстрелил, но ампула, пролетев над плечом еще одного мальчишки, вонзилась в косяк чердачной двери. Беглец скрылся за ней.
Гоббин в отчаянии огляделся кругом. Чердак, стремительно наполняясь дымом, горел уже в нескольких местах. Бросаться и тушить его не имело смысла.
– Мой дом! – заревел Гоббин. – Мои вещи! Все, что я собирал годами!..
– Это ужасно, сержант. Но, боюсь, его уже не спасти. Нам нужно…
– Мне плевать, что вам там нужно, Доу! – Старший сержант направил инъектор на доктора. Рука его дрожала.
– Не дурите!
Огонь, взобравшись по деревянной колонне, пополз по проходящей над их головами балке. Одна за другой загорались висевшие под ней картины, упакованные в бумагу. Охваченный пожаром чердак стремительно превращался в большой камин.
От жара лицо Гоббина раскраснелось, из глаз текли злые слезы.
– Послушайте меня, сержант, – попытался образумить его доктор. – Вам представился шанс хоть как-то исправить то, что совершил Клык. Эти дети жили своей обычной жизнью, они ничего плохого не сделали, но их втянули в свои грязные игры против воли – превратили в марионетки. Вам не удалось спасти воспитанников мисс Эштон, но вы можете спасти этих бедолаг.
Гоббин тряхнул головой.
– Спасти их?
– Несколько детских жизней. Они в ваших руках, сержант.
Доктор не мигая глядел на старшего сержанта, ожидая, что тот предпримет. Лицо Гоббина было искажено от гнева, тяжелая складка рта искривилась, и губы дрожали, словно их хозяин неслышно говорил сам с собой. Затянутый белесой поволокой глаз тонул в тени, а другой, казалось, горел. Было видно, что сержант готов нажать на спусковой крючок, взять нож и отправиться вниз в поисках детей, чтобы лично перерезать горло каждому из них. Несмотря ни на что, Натаниэль Доу почувствовал, что его слова смогли заронить в душу этого человека сомнение.
Гоббин опустил инъектор, вытер лицо рукавом мундира.
– Я не верю в искупление.
Доктор Доу кивнул: он тоже не верил.
Старший сержант спрятал инъектор в карман мундира и, схватив за шиворот лежащего мальчишку, поволок его к выходу с чердака. Доктор Доу поспешил за ним. Стоило им оказаться на лестнице, из-за двери донесся грохот – кажется, рухнула одна из колонн.
На втором этаже доктор и сержант едва не натолкнулись на Хоппера. Констебль, похожий на свежесваренного лобстера, стоял у лестницы. У его ног лежали двое усыпленных мальчишек.
– Итого трое, – отметил доктор Доу. – Сколько их здесь всего?
– Я видел еще одного. Шустрый мерзавец – проскочил у меня между ног. Он где-то внизу.
Коридор уже весь тонул в дыму, разобрать кругом что-то было сложно. Из комнат доносился треск пламени.
– Вы уверены, что на втором этаже никого нет, мистер Хоппер?
– Уверен.
– Тогда нужно поймать последнего и убираться отсюда, пока…
Слова доктора прервал крик.
– Шнорринг! – воскликнул Хоппер.
– Хватайте детей, констебль!
Хоппер взгромоздил себе на плечи двоих мальчишек, как мешки с соломой. Гоббин поднял на руки третьего, и они поспешили вниз.
Доктор уже собирался велеть Хопперу вынести усыпленных детей из дома, но на первом этаже им открылась преотвратная картина: огонь был уже и в прихожей. Входная дверь оказалась завалена мебелью и вещами – все они были объяты пламенем. Пробраться через них возможным не представлялось.
Они поспешили в гостиную. Здесь все обстояло так же паршиво. Обойная ткань была будто облита рыжей краской и отпадала от стен кусками. Трещал лак, горел купленный на аукционе гарнитур, пылали портреты на стенах – краска бугрилась и надувалась пузырями, семейное древо пожирал огонь, а лица вымышленных родителей старшего сержанта Гоббина плавились и текли. В огне исчезали жизнь и воспоминания. Было ли здесь что-то подлинное? Ответ мог дать только хозяин дома.
Помимо прочего, последний мальчишка успел поджечь и шкаф с тайным проходом.
Сам мелкий поджигатель находился неподалеку – угрожающе надвигался на пятящегося к камину Шнырра Шнорринга.
Доктор решительно ступил на тлеющий ковер, шагнул к мальчишке. Голова с зализанными волосами повернулась к нему, и в следующий миг в щеку зубастого монстра вонзилась ампула.
Мальчишка закричал, вырвал ее и бросился на доктора. Тот ударил наотмашь саквояжем, и ребенок отлетел в сторону. Зубастый прихвостень Няни попытался подняться, но веки его дрогнули, опустились, и он рухнул на пол, где и застыл без движения.
– Мистер Шнорринг! – Доктор гневно повернулся к бродяге. – Почему вы все еще здесь?!
– Я пытался… выскользнуть, но… Дверь… А потом этот… жуткий…
– Неважно. Берите его. И следуйте за нами. Мы спустимся через люк.
Голос доктора звучал так грозно, что Шнырр не посмел ослушаться, лишь что-то забормотал. Подойдя к мальчишке, он сморщил лицо от отвращения, осторожно потрогал его носком башмака, после чего схватил за ногу и потащил по полу.
Покинув гостиную, они вошли в кухню и спустились в погреб. В углу чернело круглое отверстие люка. Первым в него полез старший сержант. Хоппер начал одного за другим передавать ему усыпленных мальчишек. Когда они все переместились вниз, следом спустился и сам констебль, а за ним и доктор.
Натаниэль Доу ожидал, что в тоннель вот-вот спустится и Шнырр Шнорринг, но прошло мгновение, затем еще, и еще, а бродяга все не появлялся.
– Да чтоб меня! – пророкотал доктор. – Где он?! Мистер Шнорринг! – задрав голову, позвал он, но никто не ответил.
Выбора не оставалось.
Доктор взялся за ржавые скобы лестницы.
– Вы что, хотите туда вернуться?! – возмутился Хоппер.
– Уносите детей, констебль. Найдите люк и вытащите их на поверхность. Я догоню.
В ответ раздалась ругань, но доктор уже не слушал. Поднявшись в погреб, он ринулся к кухне. Бродяги не было и там.
Прихожая уже напоминала один большой костер. Дым застлал собой все кругом, и доктор, вытащив платок, зажал им рот и нос…
Обнаружился Шнырр Шнорринг в гостиной. Увидев его, доктор даже не поверил в то, что подобная глупость может существовать.
Пытаясь обогнуть горящий диван, бродяга пробирался к стене с медалями.
– Шнорринг! – закричал доктор. Его легкие тут же наполнились дымом, и он закашлялся.
– Она моя! Моя! – не поворачивая головы, ответил Шнырр.
Доктор Доу шагнул в гостиную. Нужно было хоть как-то привести в чувство этого болвана.
Глаза слезились, а удушливый запах гари проникал даже сквозь платок. Кругом пылали стены, огонь тек по ним, облизывая панели, он был уже и над головой. Шкафы напоминали горящие колонны. От жара сам воздух уже плавился.
Шнырр Шнорринг добрался до стены и схватил медаль.
– Да! Я заполучил ее! Моя…
Наверху раздался треск. Доктор успел отпрыгнуть в последний момент, когда вниз провалился кусок перекрытия. К золе и пеплу добавилось облако каменной пыли.
Натаниэль Доу поднял взгляд. Шнырр стоял у стены в нескольких шагах от него. Он все еще улыбался, но ужас уже затопил его глаза.
– …Награда, – закончил бродяга, и в следующий миг между ним и доктором столбом поднялось пламя.
Шнырр Шнорринг закричал, а потом крик оборвался. Бродяга исчез в огне…
Пребывая в одном шаге от обморока, доктор Доу попятился. Вытесненный огнем и опаляющим лицо жаром, он выбрался из гостиной и, пошатываясь, двинулся на кухню – только в погребе, куда еще проникло не очень много дыма, ему удалось как следует прокашляться. Несмотря на это, рот его, по ощущениям, был полон золы…
Спустившись в канализацию, доктор отряхнул пальто, сорвал с головы цилиндр, а затем просто вернул его на место – чистить этот кошмар не имело никакого смысла.
Бросив последний тяжелый взгляд на проем люка, он крепко сжал ручку саквояжа и двинулся по тоннелю.
«Награда, – думал доктор Доу. – Он получил свое. Джон-щёлк-щёлк спустя годы после своей казни отомстил тому, кто его разоблачил…»
…Колесико запала провернулось под пальцами доктора, и… отвалилось.
Впервые за долгое время Натаниэлю Доу захотелось как следует выругаться, но, к его огорчению, подходящего случаю ругательства в его памяти не нашлось.
Его любимая переносная лампа не выдержала столкновения саквояжа с напавшим мальчишкой. Плафон разбился, также можно было констатировать смерть зажигательного устройства.
Доктор решил действовать старым способом и зажег фитиль от спички. Пятно рыжего света чуть расползлось, но его было достаточно, чтобы разглядеть завал. Тоннель, по которому Натаниэль Доу шел, вдруг уперся в нагромождение старой мебели, каких-то ящиков, бочек и прочего хлама. Видимо, жильцы ближайших домов решили устроить под землей свалку.