– Значит, мы приготовим ужин, – улыбаясь под маской, сказал Блохх. – Но до тех пор вам нужно спрятаться. Никто не должен догадаться о вашем присутствии.
– О, я умею прятаться лучше всех. Я ведь мимик.
– При этом, – продолжил Блохх, – вы должны быть всегда при мне – кто знает, когда мы в следующий раз столкнемся с Чернильником.
Он поднялся из кресла и, осторожно миновав тварь, снова подошел к зеркалу. Повернув голову, уставился через прорези в маске на переброшенный через спинку стула разодранный шарф.
– Мой любимый шарф… Эта глупая блоха изуродовала его. Потеря из потерь… Где бы мне найти замену? Что скажете, мистер Заубах?
Когда консьерж преступного мира обернулся, черной твари уже не было, но на полу лежала точная копия его алого шарфа. Блохху не нужно было видеть, как мимик превратился в предмет гардероба – он знал, что эти существа буквально выворачиваются наизнанку, чтобы стать той или иной вещью.
Извиваясь змеей, шарф пополз по полу к Блохху. Добравшись до него, он забрался по штанине и выше – по фраку, пока не обвился вокруг шеи консьержа преступного мира. А потом замер.
Блохх уставился на свое отражение. Обновка была ему весьма к лицу, но главное – теперь образ сформировался окончательно, словно художник сделал последний мазок кисти на портрете.
– Идеально, – сказал человек-портрет. – Просто идеально.
***
Дверь по-старушечьи скрипнула, и доктор Доу поднялся на чердак.
Встретили его пыль, затхлость и запах формалина.
Большая часть чердака в доме № 7 была заставлена коробками, ящиками и чемоданами, помеченными двумя большими черными буквами «Д», – все они прежде хранились в комнате, которую сейчас занимала Полли Трикк. Как и всегда, увидев этот знак, доктор не сдержал досады на лице: такое с ним регулярно случалось, когда он вспоминал о том, кому принадлежали данные инициалы.
За упакованными вещами раздражающего Д. Д. проглядывала стойка, какие обычно ставят в гримуборных театров; на ее перекладине висели анатомические плакаты, на кирпичной стене над стойкой разместился «нервный человек» – извлеченная лично доктором Доу из тела желавшего послужить науке пациента нервная система в раме под стеклом. Слева от входа стоял меха-хирургический стол с фиксирующими ремнями и машиной, вооруженной скальпелями.
С ним соседствовали полки, на которых были аккуратно расставлены банки с бальзамирующим раствором и различными органами. В одной из них располагался любимый экспонат доктора – Фи́липп – младенец с крысиной головой. В отличие от прочих «обитателей» банок, Филипп был скорее жив, чем мертв, но до того, чтобы переселить его в более подобающее место, руки никак не доходили. К тому же миссис Трикк была бы против. Помнится, она устроила настоящий скандал, когда доктор его принес. «Унесите его, доктор! – требовала она. – В этом доме будет либо он, либо я!» И тогда Натаниэль Доу всерьез задумался, а так ли ему необходима экономка. К сожалению, Филипп не умел готовить тосты с маслом, и выбор пал на миссис Трикк. Она до сих пор считает, что он избавился от Филиппа…
Еще на чердаке были два громоздких шкафа, возвышающихся по обе стороны от большого круглого окна.
У многих людей есть скелеты в шкафах, что уж говорить о докторе Доу, который, как уважающий себя практикующий врач, обязан был иметь парочку подобных костлявых экспонатов в виде наглядного пособия.
В последнее время доктор редко доставал из шкафа мистера Крючитта и мисс Менди, но они всегда были чрезвычайно непоседливыми. Вот и сейчас из-за приоткрытой дверцы шкафа торчала скелетская рука мистера Крючитта.
Бросив на нее утомленный взгляд – вечно они пытаются выбраться! – доктор запер за собой дверь и прислушался.
Из «мусорного» прохода доносилось клацанье садовых ножниц – мальчишка слишком занят, чтобы подсматривать и подслушивать…
Замечательно!
Доктор Доу прошел через чердак и, остановившись, у старинных напольных часов, открыл дверку. Достав из кармана ключ, он вставил его в замочную скважину на циферблате и начал проворачивать, про себя считая обороты.
«Три… Семь… Одиннадцать и…»
На двенадцатом обороте ключ замер. Доктор перевел стрелки на семнадцать минут пятого и качнул маятник.
В тот же миг, как тот совершил два хода – туда и обратно, сверху, с балок посыпалась пыль, раздался скрежет, и часы отодвинулись в сторону, открыв темный низкий проход.
Натаниэль Доу зажег висевшую тут же керосиновую лампу и, пригнув голову, нырнул в него. Часы встали на свое место.
Проход не был длинным – всего шесть шагов – и, преодолев его, доктор оказался в крошечной комнатушке, в которой не было почти ничего, кроме кресла и сундука. «Почти» – это то, что Джаспер ни за что не должен увидеть.
Дальняя от входа стена была вся залеплена фотокарточками, фрагментами карт, страничками отрывного календарика и картонками, исписанными рукой самого доктора. Все они были соединены красной шерстяной нитью, которая сплеталась в настоящую паутину.
Оказавшись в своей тайной комнатке, доктор первым делом открыл сундук и поставил в него банку, которую принес с собой. К еще нескольким стоявшим там до того стеклянным тюрьмам с паразитами занфанген присоединилась еще одна.
Закрыв крышку сундука, доктор повесил лампу на крючок, свисающий из-под потолка, и подошел к стене с записями. Он быстро нашел подходящее место и прикрепил на стену фотокарточку. Улыбающаяся Лилли Эштон и старший сержант Гоббин со стертым лицом на борту парохода «Гриндиллоу».
Рядом с ней он повесил фрагмент плаката с грубо нарисованным лицом Шнырра Шнорринга. Далее свои места заняли две фотокарточки, подписанные: «Сэр Герхарт Гринвелл» и «Доктор Кеннет Роджерс». Это были те двое, что забрали Няню.
– Думали, я не узнаю ваши имена? – едва слышно произнес доктор.
Натаниэль Доу уселся в кресло напротив стены и сцепил кончики пальцев. Взгляд его привычно нашел главный узел паутины. На страничке отрывного календарика стояла дата: «17 млевна»; к ней скрепкой была присоединена метеокарточка с сообщением от Погодного ведомства: «Внимание! Объявлено Срочное Тревожное Предупреждение. Близится туманный шквал». Почти все нити сходились к этой страничке. Одна из них соединяла «17 млевна» и старую потертую фотокарточку, которая появилась на этой стене первой. Человек во фраке, в двууголке, носатой маске и с алым шарфом. Фотокарточка была подписана: «Кукольник Гудвин. Личность № 2».
Влево от нее тянулась нить – прямиком к клочку плана Тремпл-Толл с Каштановой улицей и красным крестиком на месте дома № 24. Ползущая вправо от изображения Гудвина нить оканчивалась на газетной вырезке с заголовком «ДЕРЗКОЕ ОГРАБЛЕНИЕ «РИГСБЕРГ-БАНКА! ПОХИЩЕНО СТО ТЫСЯЧ!!! А МОЖЕТ, МИЛЛИОН?!!». Рядом располагалась этикетка с изображением плюшевого медведя и подписью «Тио-Тио».
Помимо этого, на стене было еще множество мест, дат, людей и событий.
Доктор пробежал взглядом некоторые, останавливаясь на собственных пометках: «Зачем ему Калеб Мортон?», «Куда исчез мистер Келпи?», «Мистер Лемони замешан?», «Связь с Враньим полком?»…
Множество вопросов – пока что без ответов.
Доктор переключил внимание на фотокарточку Лилли Эштон и старшего сержанта Гоббина.
– Невероятная интрига, – прошептал он задумчиво. – И все удалось бы скрыть, если бы не…
Что ж, доктор не хотел этого признавать, но Бикни и правда можно было назвать «его человеком». Особенно после того, что он сделал и какие сведения добыл.
Еще перед тем, как отправляться к сержанту Гоббину, доктор велел ему спрятаться неподалеку и наблюдать – ни за что не вмешиваться и смотреть за всем, что будет происходить. Бикни исполнил поручение на отлично. Он видел и то, как Шнырр Шнорринг впустил прихвостней Няни в дом, а затем во всех подробностях рассмотрел происходившее в переулке. Подручный Блохха подменил коляски, применив дымовую завесу, а затем, воспользовавшись неразберихой, увез ее из переулка.
Это означало, что тварь не уничтожена – она попала к Блохху, а вместе с нею и микстура, ограничивающая действие боя часов.
Именно в этом и состоял его план. Но зачем ему тварь из Ворбурга? Что он собирается делать дальше?..
Доктор Доу закрыл глаза и потер уставшие веки. Еще одна ниточка в паутине… еще одно дело… очередная интрига, которая, как полагает этот хитроумный человек, осталась никем не замеченной. Он считает, что Натаниэль Френсис Доу ни о чем не догадывается… Любопытно, как он отреагировал бы узнав об этой стене в тайной комнате, которую открывает качание маятника?
Игра набирает обороты, интрига наслаивается на интригу, в деле появляется все больше подставных…
Этот человек уверен, что уже несколько раз его, Натаниэля Доу, переиграл, вот только в действительности партия еще ни разу не была окончена. Она продолжается и продлится до тех пор, пока консьерж преступного мира Габена не будет разоблачен и не ответит за свои поступки.
Доктор Доу открыл глаза и пронзил фотокарточку с кукольником Гудвином ледяным взглядом. Игра продолжается, пока качается маятник.
И маятник вот-вот качнется снова.
– Ваш ход, мистер Блохх.
Конец.