– Потопали обратно, Сиротки, – велел вожак. – Все на посты. И смотреть в оба. А ты, Винки, в следующий раз заранее предупреди, если увидишь еще каких племянников различных докторов. Сделай уж мне такое одолжение.
Лис первым развернулся и двинулся к бакалейной лавке миссис Норвик. Остальные потянулись за ним.
Когда Винки повернул голову, кеб мистера Граппи уже затерялся в экипажной толчее.
***
В подвале на краю станции кебов, где хранились запасные части для экипажей и складировались сломанные детали, было тесно. Трубы паровых котлов соседствовали с колесами, повсюду были расставлены поршни и клапаны, на полках стояли сменные фары. Все это здесь лежало много лет, и любому из «старых» пришлось бы попотеть, чтобы в подвале не то что протолкнуться, но и хотя бы просто развернуться, не задев какой-нибудь паровой котел, или цепи, или рычаги. Впрочем, «старые» сюда и не заглядывали с момента, как похоронили кеб-диспетчера мистера Махеррана.
В небольшое окошко под потолком заглядывала ночь.
Винки лежал на старом промятом сиденье, вытащенном из салона кеба, укрывался сшитым из лоскутов ветоши одеялом и глядел на едва тлеющий огонек лампы.
Лис не хотел отпускать его на ночь, считая, что в вагоне под землей, со всеми, до Винки точно никто не доберется, но в итоге поддался на уговоры. «В семь утра у лавки миссис Норвик, – сказал он напоследок. – И не опаздывай…»
От усталости у Винки ныло все тело, глаза болели от вглядывания, в горле першило от выхлопов химрастопки, а спину он и вовсе не чувствовал: все-таки сидеть целый день за бочкой дело невероятно утомительное. К тому же день этот был долгим и исключительно тоскливым. Ловля странностей ничего полезного не принесла и после встречи с Джаспером превратилась для Винки в рутину. Когда солнце село и на Площади зажгли фонари, с ними в голове мальчика зажглась мечта отправиться в свой подвал и просто прилечь в тишине. Но до этого момента пришлось ждать еще целых четыре часа.
И вот наконец он здесь. Один. Сэмми снова где-то бродил.
Глянув на пустующий гамак под окном, с которого на пол сполз уголок «одеяла» – полосатой занавески (Сэмми умыкнул ее с какой-то веревки, куда ее вывесили просушиться после стирки), Винки снова задумался о своем друге.
«Нет, тут точно творится что-то неладное. Он уже давно должен был вернуться… А может, Сэмми тоже пропал? Как Сиротки, о которых говорил Лис…»
Сэмми ведь знал, что с наступлением темноты по Саквояжне бродить опасно – мало того, что вечерами из своих нор выползают бродячие собаки и крысы, которые не прочь перекусить мальчатинкой, хуже них те, кто ходит на двух ногах. Окрестности вокзала полны приезжих, и некоторые из них привозят с собой жуткие привычки и не менее жуткие традиции из диких стран. Сколько было историй про людоедов или кровавые ритуалы, которые проводили выходцы из джунглей Кейкута или с каких-то далеких островов в океане…
Сэмми, правда, был не робкого десятка и его просто так не заманишь в темную подворотню. Он знает, что нельзя связываться со смуглыми людьми, которые плохо говорят и носят странные украшения из перьев и костей. За время, проведенное на улице, он хорошо усвоил негласные законы Саквояжни.
Сэмми Джинкс оказался под открытым небом всего пару лет назад, но, в отличие от Винки, сиротой он не был. Хотя сам не раз вслух жалел, что его родители не умерли: отец с мачехой били его, и в какой-то момент он сбежал из дома.
Однажды Винки обнаружил его спящим под скамейкой на станции кебов. Сэмми совсем замерз, его лицо посинело, он кашлял во сне. Винки стало жалко этого мальчишку, он разбудил его и поманил за собой. Приведя его в подвал, он сказал, что тот может остаться, если ему некуда идти. И Сэмми остался – с тех пор они всегда были вместе…
Размышления Винки прервала тень. Тень прошмыгнула мимо окна – кто-то прошел там, наверху.
Винки затаился в кровати и крепко сжал край одеяла. Раздался звук шагов на лесенке, а потом скрипнула дверь.
Огонек на лампе дрогнул от прошедшего через подвал сквозняка, но не погас.
Винки повернул голову. В проеме стояла темная фигура.
– Сэмми, это ты? – дрожащим голосом спросил Винки.
– Кто же еще? – ответил пришелец и перешагнул порог.
Это и правда был Сэмми. Может, Лис и считал себя настоящим красавчиком, но Сэмми Джинкс больше подходил на эту роль. Газетчик мог бы даже стать юным актером на подмостках какого-нибудь театра, на него частенько заглядывались девчонки и из-за картинной внешности ему порой многое прощали. У Сэмми были открытое выразительное лицо, волосы цвета яичного желтка (из-под кепки выглядывали непослушные вихры), изогнутые брови и нос с небольшой горбинкой. Единственное, что его портило, – это привычка чесаться.
Что он тут же и сделал.
– Ты где был? – спросил Винки, пытаясь понять настроение друга – по-прежнему ли он на него злится?
Сэмми поджал губы.
– Ой да не лезь. И вообще, спи давай.
Пройдя мимо Винки, он подошел к своему гамаку и, откинув в сторону одеяло, сунул руку под наволочку. Ложиться спать Сэмми явно не собирался.
Винки не мигая смотрел ему в спину. Друг почувствовал взгляд и резко обернулся.
– Чего уставился?
– А что ты делаешь?
– Сказал же, не лезь, – грубо ответил Сэмми и спрятал что-то в карман. По характерному шуршанию Винки понял, что это бумажка, на которой Сэмми что-то записывал накануне.
Ничего не говоря, газетчик направился обратно, к выходу из подвала.
– Ты куда?
– У меня дела. Газетные. Мистер Трилби велел мне…
– Ты врешь! – воскликнул Винки.
– А хоть бы и так. У меня важные дела – тебя они не касаются.
– Сэмми, я… Не понимаю…
Сэмми на миг замер на пороге, а затем покинул подвал. Стукнула, захлопнувшись, дверь.
– Ну нет, – прошептал Винки, – я все узнаю…
Быстро выбравшись из постели, он натянул башмаки, схватил кепку и ринулся вдогонку за Сэмми…
…Винки не особо любил театр. Точнее, думал, что не любит, поскольку в настоящем театре ни разу не был. Но он видел представления уличных кукольников, и, в отличие от прочих детей, с восторгом взиравших на действо, разворачивающееся в сценическом чемодане, оно его скорее раздражало.
Особенно после пьески «Гадкий Левша», где злобные марионетки, которые демонстрировались хорошими и добрыми, шпыняли своего кукольного собрата за то, что тот был левшой, – они толкали его, лупили, а потом и вовсе прибили и похоронили на свалке сломанных игрушек. После чего устроили веселый праздник. В этом несчастном Винки видел себя и ему вдруг подумалось, что, когда он умрет, у всех кругом тоже будет праздник.
То, что он увидел, следя за Сэмми, очень походило на театр. Театр теней.
Преодолев станцию кебов, газетчик зашел в переулок и в какой-то момент остановился у глухой кирпичной стены. Опасаясь приближаться, Винки замер в некотором отдалении. Самого Сэмми он не видел – лишь подсвеченную фонарем тень на стене. Друг кого-то ждал. И вдруг раздался скрип.
«Колёса! – понял Винки. – Я уже слышал этот скрип…»
К тени Сэмми приблизилась высокая стройная тень с темным сгустком в основании – по очертаниям Винки понял, что принадлежит она женщине, и женщина эта катила перед собой детскую коляску.
– Ты принес, дорогой? – спросила незнакомка.
Тень Сэмми ей что-то протянула.
– Я записал, мэм, как вы и просили: здесь указаны все флики, которые меня обижали.
– Ну же, юный джентльмен, – с легким укором сказала женщина, – это очень грубое слово. Тебе не стоит его произносить. Называй их «констеблями».
– Да, мэм. А вы принесли то, что обещали? Мои десять фунтов…
– Разумеется, но сперва у меня для тебя будет еще одно задание, дорогой. Подойди ближе, я расскажу тебе все.
Маленькая тень придвинулась к тени женщины с коляской, а затем…
Винки от ужаса зажал себе рот ладонью. Из большой тени-коляски вырвались другие – длинные, извивающиеся, как черви. Черные щупальца набросились на Сэмми, обхватили его. Он даже не успел вскрикнуть.
Кошмарный теневой клубок на стене шевелился – узел, в который был заключен маленький газетчик, задергался. А тень женщины казалась совершенно неподвижной – она просто ждала, когда тварь, выбравшаяся из коляски, дожрет бедного Сэмми!
Услышав стон друга, Винки отмер и сделал шаг к тому месту, где на его глазах происходил весь этот кошмар.
– Кто здесь?! – спросила женщина, пара теневых щупалец оторвалась от клубка и взмыла вверх, до самого карниза.
Винки развернулся и бросился прочь из переулка. Он мчался, не решаясь обернуться. Сердце билось где-то в горле, мысли смешались. Его гнал вперед такой страх, какого за всю жизнь он еще не испытывал.
Оказавшись на станции, Винки слетел вниз по ступеням и нырнул в подвал.
Лампа все еще горела. Но огонек уже почти скрылся в «воротничке» керосинки, запасные детали кебов почернели, их тени выросли, и впервые место, которое Винки называл домом, показалось ему темным и стылым, как могила.
Винки бросился в угол, спрятался за стоявшими там багажными кофрами и будто врос в холодную каменную стену. Отчаяние рвалось наружу криком, но горло так свело, что он не издал ни звука.
«Сэмми! Оно сожрало Сэмми! Чудовище из коляски! Оно меня почуяло… И придет за мной! Оно и меня…»
До Винки донесся звук шагов на лестнице.
«…Сожрет!»
Кто-то приближался.
Затаив дыхание, Винки слушал. Шаг за шагом… Все ближе и ближе…
А затем в дверном проеме кто-то появился и встал, поворачивая голову из стороны в сторону, высматривая свою жертву.
Винки забыл, как дышать. Он так крепко вцепился в уголок кофра, что заболели пальцы.
И тут тот, кто стоял на пороге, увидел его! Покачнувшись, он сдвинулся с места и…
Винки не поверил своим глазам. Сэмми! Это Сэмми! Он был жив!
Но ему все равно требовалось убедиться.
– С-С-Сэмми… Это ты? – сбивчиво спросил он.
– Кто же еще? – последовал ответ.
Газетчик подошел, и Винки охватило оцепенение – не в силах ни пошевелиться, ни хотя бы просто моргнуть, он расширенными от ужаса глазами глядел на друга.