А потом Джаспер надолго пропал. Когда он появился снова, выяснилась ужасная вещь: произошла трагедия и его родители погибли при крушении дирижабля.
«Теперь я живу с дядюшкой, – сказал Джаспер. – Он мерзкий и похож на ворону. Я больше не хожу в школу и теперь у меня новая фамилия – очень гадкая. Теперь я Джаспер Доу…»
Джаспер продолжал сбегать, но не из школы, а от дядюшки, который, по его словам, был настоящим тираном и бессердечным автоматоном.
Время шло, произошедшую трагедию постепенно пережевала скучная серая жизнь. Джаспер снова стал прежним: беззаботным и веселым. Он даже сказал, что подобрал к дядюшке ключик и что тот на самом деле скорее забавный, чем мерзкий… Наверное, ключик подошел идеально, поскольку вскоре они с дядюшкой начали заниматься очень интересными делами – вместе разгадывали тайны и разоблачали заговорщиков. Ходили слухи, что они принимали участие даже в расследовании ограбления банка.
«Может, сейчас они тоже что-то расследуют? – подумал Винки, глядя на проезжающие мимо его бочки по площади экипажи. – Ведь не просто так Джаспер вчера “пиявил” на кебе…»
Лис щелкнул пальцами перед его носом.
– Эй! Ты что, снова уснул?!
– А? Что?
– Ты решил вообще меня сегодня не слушать? Я спросил: что ты вообще знаешь о докторе из переулка Трокар?
Винки задумался. На самом деле он мало что знал. Общее впечатление о нем он составил в основном из рассказов Джаспера. Из них следовало, что его дядюшка затворник, терпеть не может всех людей и совсем не понимает шуток. А еще – что он лучший доктор в мире и хуже всего, что он знает об этом.
– Он очень строгий, – сказал Винки. – И постоянно заставляет Джаспера ходить на почту и подстригать розовые кусты у дома.
– Фу ты, ну ты! Прям каторга! – пренебрежительно бросил Лис. – Но, если хочешь знать, до меня доходили кое-какие слухи об этом докторе. Говорят, он якшается с крысоловами и даже с «башмачниками».
Винки шепотом переспросил:
– С «башмачниками»?
Его испуг был понятен, потому что упомянутые личности не имели никакого отношения ни к каблукам, ни к подметкам. Так на улице называли наемных убийц.
Лис, довольный его реакцией, закивал и добавил:
– А Пыльный Клоп из банды Слепого Бэзила мне лично рассказывал, что не так давно этот доктор отрезал какому-то мальчишке лицо.
– Как это… отрезал?
– Очень кроваво и жестоко. А потом долго зловеще смеялся.
Винки вздохнул с облегчением: все это точно были враки, поскольку, как ему говорил Джаспер, доктор Доу никогда не смеется – даже не улыбается.
Лис еще продолжал рассуждать – говорил что-то о докторах и их саквояжах, но Винки не слушал. Постепенно голос вожака шайки Сироток превратился в неясный гул. Глаза слипались, голова опустилась на грудь…
– Винки!
Винки дернулся и открыл глаза.
– Я не сплю!
Лис гневно отшвырнул окурок папиретки.
– Конечно, спишь!
– Все равно ничего не происходит.
– Верно, но когда произойдет, ты все проспишь. Мне это надоело! Ты своим жалким видом вгоняешь в сон и меня. Отправляйся спать – от тебя никакого толка! Все-таки я был прав, когда выгнал тебя из Сироток: ты не способен даже понаблюдать за Площадью, чтобы не воронить и не клевать носом. Все, убирайся с глаз моих! Вернешься, когда выспишься!
***
Винки снова был в том переулке и во все глаза глядел на стену, по которой совсем недавно ползали страшные тени.
Теней сейчас не было, рядом никто не стоял, но что же тогда только что скрипело? Он ведь ясно услышал скрип колес…
Фонарь, пятно света на стене и…
«Что это там стоит?»
Винки подошел ближе и от недоумения вперемешку со страхом стащил с головы кепку.
Коляска!
Будто почувствовав его присутствие, тот, кто в ней был зашевелился, коляска качнулась.
И тут прямо на глазах у пораженного Винки из коляски высунулась рука в перчатке – слишком большая, как для младенца. Это была рука взрослого человека!
Она схватилась за борт коляски. За ней последовала другая – и сделала то же самое. А затем… Наружу начал кто-то выбираться. Показалась голова в цилиндре, пальто с меховым воротником, и вот на мостовой уже стоит высокий джентльмен.
Лицо джентльмена тонуло в потемках, но Винки узнал этот цилиндр, вишневый, с атласной лентой, узнал пальто того же цвета, что и головной убор.
Он не мог поверить и сдавленным голосом произнес:
– Па… па?
Ответа не последовало. Из коляски вылетел сложенный вишневый зонтик с резной ручкой, и, резко выставив руку, джентльмен в цилиндре поймал его.
Следом наружу, словно из погреба, выбралась дама в вишневом платье с кружевными манжетами и высоким воротником. Ее лицо в тени широкополой шляпы также представляло собой сгусток мрака.
Винки не мог пошевелиться, глядя на нее. Это же… Это…
– Мама?
Винки понимал, что это какое-то наваждение. Все это не взаправду. Его одурманили…
Но ведь это они! Мистер и миссис Килгроув, в точности такие, какими он их запомнил… Стоят и глядят на него.
Мама нарушила молчание:
– Винсент, – холодным тоном произнесла она, – ты нас разочаровал.
Папа кивнул.
– Ты должен был переучиться, Винсент. У тебя на это было четыре года. Но ты по-прежнему…
Дальше они сказали одновременно, вложив в это слово как можно больше презрения:
– Левша.
Винки словно вновь оказался в том экипаже, словно не прожил один целых четыре года, словно они куда-то едут и он еще не знает, что произойдет.
– Про… простите… – попытался он оправдаться. – Я стараюсь. Но у меня не получается.
– У тебя было достаточно времени, – отрезал мистер Килгроув.
– Мы больше не намерены ждать, – добавила миссис Килгроув. – Твое уродство неисправимо. Мы не можем допустить, чтобы в нашем роду был гадкий левша.
Они одновременно шагнули к нему и, схватив за руки, потащили к коляске.
Винки брыкался, пытался вырваться.
– Нет! Я исправлюсь! Я переучусь! Обещаю!
Его жалкие обещания родителей не заботили. Папа и мама подтащили его к коляске, и он поперхнулся от ужаса. Там не было никакого младенца, как и пеленок, – лишь большая круглая пасть с тремя рядами острых зубов. По белесым деснам стекала бурая слюна…
Винки уперся ногами в камни мостовой. Грудь сдавило.
– Не-е-ет! Я не хочу! Пустите меня!
Родители склонились к нему. Отец прошептал в одно ухо:
– Ты позор рода Килгроув, Винсент.
Мать прошептала в другое:
– И мы избавимся от этого позора раз и навсегда.
Родители придвинули его к коляске еще ближе – из ее глубины раздалось голодное урчание, а затем мистер и миссис Килгроув толкнули его вперед. Ноги Винки оторвались от брусчатки, и он полетел прямо в пасть…
Винки вскрикнул и проснулся.
Он тяжело дышал, пытаясь понять, где он и что происходит. По лицу стекал холодный пот.
Время, судя по всему, еще не добралось до полудня. Он в своем подвале. Лис отправил его отсыпаться.
«Мне что-то приснилось?»
Винки не помнил, что увидел во сне, но всем своим существом ощущал: это была жуть жуткая.
Сбоку раздался стон, и он повернул голову.
Гамак под окном легонько покачивался. В нем лежал Сэмми. Газетчик часто приходил в подвал поспать перед обедом, между двумя выпусками «Сплетни». Вот и сейчас он был на месте, только отдохнуть и набраться сил у него явно не выходило: Сэмми ворочался и стонал во сне.
«Кажется, ему тоже снится кошмар. Я должен спасти его и разбудить…»
– Сэмми, – позвал Винки, но тот не ответил.
Выбравшись из-под одеяла, Винки спустился с сиденья кеба и пошлепал босыми ногами по холодному каменному полу. Подойдя к другу, он осторожно коснулся его плеча и ощутил исходящий от него жар. Сэмми била лихорадка.
От прикосновения газетчик, не просыпаясь, повернул голову, и Винки увидел, что губы его в крови, как будто он их прокусил. Под крепко сжатыми веками метались глаза. Ему точно снилось что-то страшное.
Винки уже собрался разбудить друга и вдруг увидел на ящике рядом с гамаком нечто странное. Ящик этот служил Сэмми чем-то вроде шкафа: внутри хранился весь его нехитрый скарб. Обычно сверху лежали кепка и перчатки-митенки газетчика, но сейчас там стояло…
«Яблоко?! Откуда он его взял?»
Винки не был уверен, что это яблоко, так как видел их очень редко. Может, это и не яблоко вовсе – плод был размером с его кулак, темно-красным, с коротким хвостиком. Он казался вырезанным из дерева и покрытым лаком.
Винки стало любопытно. Он потянулся, чтобы как следует рассмотреть диковинку, и тут Сэмми перехватил его руку.
– Хочешь украсть яблоко, воришка? – прошипел он.
– Нет, я просто хотел посмотреть…
– Оно мое! Если увижу, что ты пытаешься его стащить, проучу. Понял?
Сэмми отпустил его руку, вытер губы рукавом, и Винки с удивлением не увидел на них ранки от укуса – откуда же в таком случае взялась кровь?
Наделив его злым взглядом, Сэмми отвернулся к стене и, судя по раздавшемуся почти сразу после этого храпу, заснул.
Винки обиженно засопел. Бросив досадливый взгляд на яблоко, он вернулся в постель. Мрачные мысли и тревоги сбежали из его головы, стоило ему лишь опустить ее на подушку. Он и сам не заметил, как заснул.
На этот раз ему ничего не снилось…
…Проснулся он от того, что рядом кто-то выругался.
С трудом разлепив веки, Винки тут же зажмурился от яркого света, который пробирался в окошко.
Винки зевнул, потер глаза и снова открыл их. На деле свет не был таким уж ярким – скорее молочным и дымчатым. Он окутывал весь подвал, но все равно не мог осветить темные углы, заставленные поршнями и трубами.
– Гадство! – рядом в очередной раз выругались, и Винки наконец увидел Сэмми.
Газетчик стоял у своего гамака. Рядом на полу валялась пустая консервная банка, из нее вывалилась ложка.
Сэмми повертел что-то в руке, а затем отшвырнул это прочь. После чего напялил кепку, натянул перчатки и быстрым шагом направился к выходу из подвала.