скорбления. Он принес той женщине какой-то список, говорил, что исполнил ее просьбу, а значит, они виделись до того. Она дала ему сосиску?.. Именно в этой незнакомке причина перемен, произошедших с его другом?
Мысли о Сэмми сменялись мыслями о мистере Боури и Лисе. Все на него злятся, все его ненавидят… Более одиноким и несчастным Винки, казалось, себя еще не чувствовал.
В итоге, далеко за полночь, сон наконец его одолел.
Утром, когда часы на здании вокзала пробили шесть раз, Сэмми слез с гамака и оделся. Воровато оглянувшись на Винки и убедившись, что тот спит, спрятал что-то в кармашек подушки, где хранил свое жалованье. А потом спешно направился к выходу.
На самом деле Винки не спал и уже какое-то время наблюдал за другом через щелочки прикрытых век.
Когда шаги Сэмми стихли, он выбрался из постели, подскочил к гамаку и сунул руку в кармашек подушки – Винки был уверен, что газетчик спрятал там вовсе не два фунта, заработанные накануне.
В кармашке ничего не было!
За спиной раздался голос.
– Это ищешь?
Винки обернулся. Сэмми, прищурившись, глядел на него. Как он смог вернуться так незаметно, что даже дверь не скрипнула?!
Сэмми вытянул руку и раскрыл ладонь – на ней что-то лежало…
– Подойди, посмотри. Тебе же так любопытно.
На лице друга застыло настолько злорадное выражение, что Винки затрясся от страха. Кажется, Сэмми готовил какую-то подлость. Понимая, что Винки подглядывает, он все спланировал. Подходить к нему совершенно не хотелось.
– Давай! – рявкнул Сэмми, и его голос огрел Винки сильнее пощечины.
На негнущихся ногах маленький работник станции кебов подошел и, увидев то, что показывал ему Сэмми, почувствовал, как в горле встал ком. На ладони у Сэмми лежала горсть зубов.
– Сэмми, что это?
Газетчик раскрыл рот, и Винки побелел: больше половины зубов в нем отсутствовало.
На немой вопрос друга Сэмми пояснил:
– Мистер Слиппсон, сторож в редакции, пару дней назад угостил меня «Желудевым грильяжем». Это конфетки такие. Очень вкусные, но твердые, как камешки, и от них выпадают зубы.
Винки не поверил ни единому слову, но страх за Сэмми пересилил подозрения.
– Нужно поскорее пойти к доктору. Я знаю одного. Он тебе поможет.
– Никакого доктора!
– Сэмми, но если у тебя выпадут все зубы…
– Я же сказал, никакого доктора!
– Сэмми…
Сэмми разозлился и схватил Винки за воротник.
– Мне надоело, что ты вечно суешь нос в мои дела!
В глазах защипало от слез.
– Почему ты стал злыднем? Я же тебе ничего не сделал! Это как-то связано с?..
Винки замолчал, вдруг почувствовав, что договаривать ему ни за что не стоит. Кто знает, как Сэмми отреагирует, если он скажет про женщину с коляской.
– Связано с чем?
– Ни с чем.
– Нет уж, говори, раз начал.
– Сэмми, я…
– Говори!
В дверь загрохотали. Из-за нее раздался голос:
– Винки, ты тут?!
Сэмми разжал пальцы, развернулся и бросился к выходу из подвала. Распахнув дверь, припустил вверх по ступеням.
– Эй, осторожнее! – возмущенно крикнули ему вслед. – Чуть дверью меня не стукнул!
На пороге стоял Лис. Поправив цилиндр, он хмуро глянул на Винки:
– Ты где пропадал вчера? Я тебя повсюду искал. Впрочем, неважно. Мы нашли ее!
– Ее?
– Дамочку, которая похищает наших!
– Как это, нашли?
– Она забрала Пуншика. Но мы знаем, куда она идет. За мной! И «шкет» не забудь! Начинается охота!..
…Светало. Холодное осеннее солнце нехотя выползало на небо, кутаясь в одеяло из облаков. Дул пронизывающий до костей ветер.
Сиротки быстро шли по улице Бремроук. Чемоданная площадь давно осталась за спиной, а с нею и Старый пассаж, и «Меблированные комнаты господина Жубера».
Несколько юных беспризорников в грязных залатанных костюмах, державшие в руках дубинки, вызывали своим видом у прохожих недоумение и возмущение. Две дамы с ковровыми сумками поспешили отойти в сторону, уступая им дорогу, а мальчишка-доставщик из бакалейной лавки, увидев их, загодя свернул и перебрался на своем велоцикле, груженном коричневыми пакетами из лавки, на другую сторону улицы. Парочка констеблей у тумбы на углу предпочла сделать вид, будто ничего не замечает – к тому же чайничек на печке в тумбе так кстати закипел. Гоняться за малолетними уличными хулиганами, большинство из которых злостно нарушали закон о ношении шляп в Тремпл-Толл, никто не собирался.
Впереди бежал Жабич. Раз примерно в полсотни ярдов он останавливался, наклонялся и, отметив оставленный на тротуаре знак мелом, продолжал путь. Остальные следовали за ним.
По дороге Лис рассказывал Винки о том, что произошло. По его словам, около двадцати минут назад на Площади появилась незнакомка в черном, будто бы траурном, платье. Какое-то время она расхаживала повсюду, заглядывала в каждый подъезд, совала нос в каждую канаву. При этом женщина что-то постоянно записывала в свой блокнот. Наконец она увидела Пуншика и подошла к нему. Вакса стоял неподалеку и своими ушами слышал, как незнакомка попросила его помочь ей с чем-то и пообещала, что щедро его вознаградит.
Как и было условлено на случай если кто-то попытается увести Сиротку с Площади, Пуншик дал незаметный сигнал Ваксе и отправился с женщиной.
– Мы пройдем следом за этой гадкой похитительницей, – подвел итог Лис. – Пуншик приведет нас прямо в ее логово. А там, глядишь, мы и усыновленных отыщем. Главное, чтобы она не заподозрила ничего и не стала допытывать Пуншика, отчего это у него так часто развязываются шнурки…
Знаки привели Сироток аж на угол Бремроук и Файни. На перекрестке у семафора на тротуаре они нашли белый крестик, рядом Пуншик нарисовал стрелочку: она указывала на другую сторону улицы.
Перейдя мостовую, Сиротки принялись озираться. След оборвался – отметок поблизости не было. Незнакомка могла увести Пуншика как вверх по Бремроук, к заброшенному кабаре «Тутти-Бланш», так и по Файни, в сторону пожарной части и парка Элмз. Лис разозлился и даже отвесил подзатыльник Жабичу – с такими-то очками и упустить знаки! – и тут Вакса воскликнул:
– Сьюда! Я нашёль!
Все подбежали к нему. Вакса тыкал пальцем в отметку, стоявшую на двери подъезда, рядом с медной табличкой «№ 2/бис». У крестика была нарисована стрелочка, направленная вверх.
– Они вошли сюда, – озвучил очевидную для всех вещь лохматый Сиротка со шрамом на губе (Винки не знал, как его зовут).
– Крепче держим «шкеты», парни, – велел Лис. – И внимательнее. Если запахнет жареным, сразу лупите ее – и не смотрите, что она дама.
Сиротки вошли в подъезд и двинулись вверх по лестнице. Стараясь ступать как можно тише, они поднялись на второй этаж. На полу в коридоре стрелочка заворачивала и указывала выше – на следующий пролет.
На третьем этаже была точно такая же картина. А вот на четвертом уже ни стрелочек, ни лестниц не было. Зато через приоткрытую дверь в конце коридора лилась узкая полоска солнечного света. Судя по всему, дверь вела прямо на крышу.
Приставив палец к губам и крепко сжав рукоять стилета, Лис первым направился к двери, остальные не отставали.
Подойдя, Сиротки услышали голоса:
– Давай же, дорогой, еще чуть-чуть! – воскликнула женщина.
– Я не могу, мэм! – с легко различимым отчаянием в голосе, едва не плача, крикнул Пуншик. – Больше не могу! Пощадите! Мэм, прошу вас!
Происходило там что-то, вне всякого сомнения, отвратительное. Сиротки испуганно переглянулись.
Лис скрипнул зубами, кивнул своим и, распахнув дверь, выбежал на крышу с криком:
– Не трогай его! Это мой друг! Забери от него свои мерзкие грязные…
Лис неожиданно встал как вкопанный. Сиротки, ничего не понимая, замерли за его спиной.
На крыше происходило что-то странное.
Начать с того, что там была вовсе не одна женщина. На изящных раскладных стульчиках рядком у парапета сидело пятеро дам – судя по их аккуратненьким костюмам и шляпкам, это были никакие не бандитки-похитительницы детей, а вполне почтенные городские обывательницы, смахивающие на очень воспитанных тетушек, и не более. Хотя у них все же было кое-что общее, что вызывало мысли о преступном сообществе, поскольку у многих преступных сообществ есть свои знаки отличия. К примеру, у Свечников – это рыжие прически, похожие на застывший огонек свечи, у Догвиллей – пряжки на поясе в виде бульдожьей морды, у Синих Платков Меррика – собственно, синие платки, которые они повязывали на лица. У самих Сироток это были «шкеты». Что касается этих дам, то у них на лацканах пальто и жакетиков серебристо поблескивало одинаковое украшение – брошь в виде знака вопроса. При этом в руках каждая из «бандиток» держала раскрытую книгу в зеленой обложке, на которой красовалась витиеватая надпись: «Убийство в одном ботинке. Сыщик Шершо́ блистает!».
Когда Лис и прочие Сиротки увидели стоявшие рядом две корзинки, полные разнообразной снеди, и переносной кофейный варитель «Лакофф», все стало еще страннее.
Дамы недоуменно глядели на Сироток.
Сиротки недоуменно глядели на дам.
Откуда-то из-за дымоходов раздался голос Пуншика:
– Мэм, что там творится? Вы записываете? Он не пролазит! Даже наполовину!
Лис и его подопечные повернули головы и увидели, как в крошечное окошко чердака в дюжине шагов от них пытается вылезти что-то пухлое, красное, резиновое…
– Это же… – начал Жабич.
– Воздушный шарик, я и сам вижу, – проскрипел Лис и, понизив голос, добавил: – Спрятать «шкеты», быстро.
Дамы между тем пришли в себя. Одна из них поднялась.
Вакса шепнул:
– Это она увьела Пуншика.
Женщина выглядела то ли сонной, то ли чем-то опечаленной. Ее платье, жакетик и шляпка и правда походили на траурный костюм.
– Мэм, что здесь творится? – потребовал ответа Лис. – Вы куда-то увели нашего друга, и мы решили, что его похитили.
Дама округлила глаза. Прочие начали перешептываться. Самая молодая из них (на вид ей было около двадцати пяти лет) с лукавой улыбкой глянула на Лиса, отметив его костюм и прическу с явно недружественным настроением. Лис покраснел, одновременно польщенный и слегка испуганный. Он сразу догадался, кто она, увидев виднеющиеся под наброшенным на плечи пальто форменное темно-серое платье, белый фартук и торчащий из кармана мелованный чепчик.