Тем не менее никаких ужасов здесь не наблюдалось – снаружи особняк казался намного страшнее. Внутри же это место еще сохранило отпечатки былой роскоши: стены обшиты панелями из темного дерева, которые дополняют узорчатые обои, на плиточном полу лежат ковры, даже мебель осталась.
В центре холла стоял круглый столик, который украшало большое чучело осьминога. Видимо, прежде оно первым встречало гостей. Не осмотреть его поближе, было бы упущением, и мальчишки подошли к столику.
Вблизи осьминог выглядел еще более впечатляющим: здоровенная раздутая голова, некоторые щупальца застыли, вздернутые, как будто приготовились кого-то хватать, другие сползали со столика и опускались на пол. На табличке, стоявшей у чучела, была гравировка: «Наш преданный друг Кристоф. Ты навсегда в нашем сердце». Судя по всему, этот Кристоф когда-то был питомцем хозяев особняка, и они не смогли с ним расстаться.
«Вот бы и у меня дома было такое страшилище, – подумал Джаспер. – Оно бы заметно оживило гостиную… Хотя дядюшка принял бы идею разместить чучело в гостиной, только если бы я умер, и он сделал чучело из меня…»
И тут же спросил себя: «Это было бы так в его духе, согласен?»
Джаспер осознал, что эта мысль принадлежала не ему, и по спине пробежал холодок.
«Что?» – задал он себе вопрос, больше всего опасаясь, что получит на него ответ. Ответа не было, но губы неожиданно сложились в ехидной ухмылке.
– Жуткий семиног, – сказал Винки, и его голос вырвал Джаспера из оцепенения. Пугающие мысли и ощущения исчезли из головы, словно выбежали за дверь.
– Он – осьминог. Их так зовут, потому что у них восемь щупалец.
– Но у этого их всего семь.
Джаспер пересчитал и кивнул.
– Пусть будет семиног. В любом случае, кроме него, здесь, кажется, никого нет, – сказал он с легким разочарованием в голосе.
Винки так и не понял, кого Джаспер надеялся встретить в особняке. Сам он испытывал облегчение: больше всего маленький работник станции кебов боялся обнаружить здесь убийц, заговорщиков или… Сэмми.
Оставив столик с засушенным семиногом, Джаспер и Винки направились в глубину холла, где располагалась дубовая лестница с резными балясинами и завитками на перилах в виде морских волн. Рядом с ней темнела дверь с какой-то табличкой.
Когда они подошли, Джаспер стер манжетой пыль с таблички:
– «Чайноботтам. Контора», – прочитал он. – Значит, это не просто дом. Здесь еще трудились какие-то клерки. Фу, терпеть не могу клерков: дядюшка как-то сказал, что их выпускают на фабриках, чтобы они делали свою эту бюрократию. Надеюсь, здесь не будет скучно…
Он повернул ручку. Дверь покачнулась и открылась.
Контора эта оказалась вовсе не такой, как Джаспер ожидал, и его опасения тут же развеялись: скучным это место не выглядело. Помещение чем-то напоминало крошечный театр – столы стояли по кругу, некоторые нависали над другими на вторых и даже третьих ярусах – к ним вели лесенки. Вдоль стен выстроились шкафы, разделенные на секции, – они пустовали: видимо, люди из банка вывезли все документы прежде, чем опечатать дом. Самым примечательным здесь был стоявший в центре конторы здоровенный латунный глобус. Рядом с ним высилась стойка, с которой свисал колокол. Джаспер едва себя сдержал, чтобы не позвонить в него.
– У меня ощущение, что эта контора как-то связана с путешествиями, – сказал он. – Помнишь дверной молоток в виде якоря? А тут еще эти глобус с колоколом. Вот бы узнать, чем здесь занимались.
– Может, наверху что-то обнаружится…
Покинув контору, они нырнули в темноту лестницы. Ступени скрипели под ногами, и даже неразличимого цвета ковер не мог скрыть звук шагов.
Второй этаж пах затхлостью, но мысль о путешествиях, посетившая Джаспера в конторе, лишь укрепилась. На стенах висели полки со всевозможными чучелами рыб, кораллами, морскими ракушками и неясного назначения латунными приборами. Среди всех этих диковинок выделялась занимавшая значительную часть стены карта в раме. Джаспер, обожавший всякие карты и тут же нашел на ней свои любимые места: Кейкут, Хартум, Змеиную широту и Джин-Панг; по краям карту окаймляла белая дымчатая полоса – неизведанные земли и моря. В центр был вмонтирован круглый прибор, отдаленно похожий на компас, но с пятью стрелками.
– Идем? – тихо спросил Винки – он никакой страсти к «рисункам дальних стран» не испытывал и не понимал, отчего они так долго здесь топчутся.
В коридор выходило четыре двери. Две из них с табличками «Гостиная» и «Библиотека» были заперты, за двумя другими обнаружились спальни. Ничего особо любопытного Джаспер и Винки там не нашли и узнали лишь, что в доме когда-то жили дети. В одной из комнат стояли три детские кровати и открытые сундуки с игрушками: заводными пароходиками на колесах, куклами-морячками, плюшевыми рыбами. Другая комната, судя по всему, принадлежала хозяевам дома: в ней была большая кровать с пологом, повсюду стояли пуфики и лежали подушки, у стены, чуть покосившись, замерло высокое зеркало в массивной раме…
Умом Джаспер понимал, что здесь нет ничего страшного или хотя бы таинственного, но, осматривая брошенные вещи, запыленную мебель и покинутые интерьеры, его не отпускала мысль, что все эти люди – те, кто жил здесь, – как будто просто отправились в поездку и не вернулись. Или умерли одновременно. Что бы в «Чайноботтам» на самом деле ни произошло, Джаспер был уверен: это нечто зловещее, ведь не зря же название дома появилось на чистильном шкафу, в котором был найден труп констебля. А тот, кто подбросил записку с угрозой, явно намекал на ворона с банковской печати.
«Кто же отправил записку? – думал Джаспер. – Если это был мистер Блохх, то почему он хочет нам помешать? Как он связан с “Чайноботтам”? Кто-то отсюда был его клиентом и нанял его, чтобы придумать какой-то план?..»
Джаспер и Винки поднялись на третий этаж.
Здесь было больше дверей, и этот коридор казался существенно мрачнее – все из-за рыб и прочих морских существ, которые стояли на полках: они скалились длинными острыми зубами и топорщились шипами, их вытянутые тела змеились, в мутных остекленевших глазах навсегда застыла злоба. Джаспер про себя назвал это место Коридором Пастей. Даже в виде чучел все эти рыбы выглядели жутко, а если встретить таких вживую? Страшно просто представить…
В коридоре было холодно – почти как на улице, и Джаспер быстро понял, почему: по этажу разгуливал сквозняк – появиться он мог здесь лишь из одного-единственного места.
Джаспер кивнул Винки на приоткрытую дверь в конце коридора, и они направились к ней, провожаемые десятками незрячих рыбьих глаз, в любой момент ожидая, что пасти одна за другой вот-вот начнут захлопываться.
У двери было намного холоднее – где-то неподалеку заунывно подвывал ветер. Взявшись за ручку, Джаспер потянул дверь на себя и, увидев комнату, вдруг застыл. Это произошло так внезапно, что Винки даже испугался. Осторожно коснувшись локтя друга, он прошептал:
– Что случилось?
Джаспер повернул к нему голову. Его глаза блестели.
– Это оно, Винки, – дрожащим голосом сказал он. – Я наконец попал сюда. Я так давно об этом мечтал – и вот я здесь.
– Что? Где «здесь»?
– На месте преступления.
Винки распахнул рот.
– Какого еще преступления?
– Пока не знаю. Но я уверен, что оно здесь произошло.
В голове у Джаспера появился дядюшка – важно соединив кончики пальцев, он сказал: «Ты торопишься с выводами, Джаспер. И пытаешься выдавать желаемое за дей…».
Воображаемый дядюшка не договорил, потому что Джаспер захлопнул перед ним воображаемую дверь. Нет уж, он не позволит ему портить свое расследование.
В тупике третьего этажа особняка «Чайноботтам» располагался кабинет. И если в остальных частях дома, несмотря на запустение, сохранялось хоть какое-то подобие порядка, то здесь явно забыли или не успели прибраться.
– Винки, старайся ничего не трогать, наступай на пол осторожно и смотри под ноги. Не хотелось бы испортить улики…
Винки, пока ничего не понимая, кивнул. Джаспер достал из кармана блокнот, карандашик и лупу и взялся за осмотр «места преступления».
Прямо у двери поперек прохода лежали напольные часы с покосившейся дверцей и вывороченной дырой на месте циферблата. Сам циферблат лежал тут же, в осколках стекла.
Склонившись над часами, Джаспер лихорадочно закарябал в блокноте, а потом кивнул другу. По очереди переступив часы, они вошли в кабинет.
Ветер задувал через разбитое окно. И через него же в помещение нанесло листьев из сада. Большая часть ковра под окном вся пропиталась влагой, и когда Джаспер наступил на него, тот чавкнул под его ногой.
У окна стоял большой письменный стол, с выдвинутыми пустыми ящиками. На боку лежала перевернутая чернильница, а ее давно высохшее содержимое оставило на синем крепе обивки уродливое черное пятно. Рядом на полу застыло перевернутое кресло.
Джаспер многозначительно хмыкнул, указав на него карандашиком, но Винки ничего не понял.
Помимо стола, в кабинете были: шкаф с резными дверцами, когтистыми ножками и завитками на дверцах (также, как стол и шкафы в конторе, пустой), камин и корабль в бутылке на каминной полке. Над камином висела картина, на которой, сдвинув брови, хмурился господин со старомодной прической (двумя подвитыми буклями по обе стороны широкой, чуть приплюснутой головы), с объемистыми бакенбардами и моноклем в правом глазу. Выглядел этот господин ровно так, как и должен был выглядеть, в понимании Джаспера, человек, обладающий собственным портретом: чванливо, высокомерно и невероятно носозадранно. Внизу на ленте была подпись: «Бертран Дж. Боттам».
– Думаю, перед нами хозяин этого кабинета. А может, и всего дома.
– А может, это не он сам, а его… не знаю, папа? – предположил Винки.
– Нет уж, очень странно. Зачем вешать портрет папы в своем кабинете? Это как если бы я у себя в комнате держал портрет дядюшки. Хотя, думаю, он был бы не против, если бы не ненавидел портреты, считая их признаком… как он там говорил?.. чрез