– Парой слов переброситься?
– Ну да. Удильщик – мой кузен, думал передать ему привет от матушки.
Громилы, не сговариваясь, прыснули со смеху. Судя по всему, Бёрджес сказал что-то очень смешное, учитывая, что один из этих типов так душевно хохотал, что в один момент даже поперхнулся и закашлялся.
– Слыхали, парни?! Кузен!
– Давно так не смеялся.
Бёрджес угрюмо глядел на них, ничего не понимая.
– Уж поверь, приятель, – сказал другой громила – обладатель торчащих ушей и соломенных усов, – мы всех кузенов наших бойцов наперечет знаем. И ты в их число не входишь.
– Я только прибыл в Габен. Заглянул повидаться – с самого детства не видел Удильщика. Думал, сядем вместе и за бутылочкой угольной настойки вспомним былые деньки.
Ответом ему был очередной приступ хохота. Отсмеявшись, щербатый громила ткнул рукой в сторону пустыря.
– Мы не знаем, кто ты, приятель, но для тебя же будет лучше, если ты уберешься отсюда. По хорошему, отделать бы тебя сперва за то, что нос суешь к бойцам, но ты нас недурно повеселил. Так что проваливай, пока у нас вопросы к тебе не возникли.
Посчитав за лучшее последовать совету, Бёрджес развернулся и потопал к пустырю, а громилы еще какое-то время посмеивались и обсуждали странного «кузена»…
И все же так просто сдаваться Бёрджес был не намерен. Отойдя от главного входа в заведение Дядюшки Фобба, он нырнул в переулок, проскочил его насквозь и пошагал обратно, намереваясь обойти круглый дом и отыскать черный ход.
Вскоре тот и правда отыскался.
У невысокой двери стоял парофургон – его борта были отброшены в стороны на петлях, и двое худосочных типов разгружали с него на землю перевязанные веревкой брикеты соломы. Еще один, взгромоздив на плечи такой брикет, понес его к двери.
Прижимаясь к стене дома, Бёрджес приблизился и, улучив момент, когда стоявшие в кузове фургона типы отвернутся, шмыгнул к черному ходу. Проникнув внутрь, он быстро огляделся и спрятался за ближайшим штабелем ящиков. И вовремя: избавившись от брикета, зашедший ранее тип возвращался, видимо, за следующим.
Когда он вышел за дверь, Бёрджес покинул свое укрытие и двинулся вглубь помещения.
Место это походило одновременно и на склад, и на скотобойню. Повсюду штабеля ящиков, на поддонах стоят пирамиды больших банок, наполненных какой-то темно-красной жидкостью, с крючьев свисают облепленные жужжащими мухами то ли коровьи, то ли лошадиные туши.
Запах здесь стоял соответствующий. Даже в зловонных Моряцких кварталах пахло приятнее.
Пройдя склад насквозь, Бёрджес увидел дверь, у которой уже лежали сложенные брикеты соломы. Он обернулся и, пока тип с фургона не вернулся, поспешно открыл ее и шагнул в проход.
И тут-то и замер.
Бойцовая арена предстала перед ним во всей своей красе. Она заметно отличалась от тех мест, где дрались боксеры в Саквояжне. Начать с того, что здешняя арена была громадной – судя по виду, она занимала едва ли не все здание. На десяток ярусов вверх поднимались деревянные сиденья – к этим ярусам, как в цирке или театре, вели лестницы. В центре был организован круглый манеж, огражденный сколоченным из досок барьером, а сверху на него, словно крышка на чайник, была надета клетка-купол, уходившая под самые своды. Вытоптанный манеж был засыпан мятой ломаной соломой и залит успевшей подсохнуть черной кровью. Двое мужчин в мешковатых штанах на подтяжках и твидовых кепках граблями разгребали это месиво, подготавливая арену для следующих боев.
Приглядевшись, Бёрджес увидел еще одну дверь – от входа в клетку к ней вел узкий проход, ограниченный такими же, как и на самом манеже, барьерами – видимо, по нему обычно и шли бойцы к месту побоища.
Стараясь не привлекать к себе внимания, Бёрджес пошагал вдоль клетки. Уборщики, впрочем, были слишком заняты своим делом, чтобы его заметить.
Беззвучно открыв калитку в барьере, Бёрджес вышел в проход и, добравшись до двери, приготовился – за ней его ждала долгожданная встреча с Удильщиком…
Развешанные между деревянными колоннами гамаки или расставленные повсюду лавки. Среди них отдыхают, в ожидании боев, боксеры, куря папиретки, слушая радиофор, играя в карты или тренируясь с чугунными гирями. Что-то такое рассчитывал увидеть Бёрджес, но то, что ему открылось за дверью, заставило его потрясенно замереть на месте.
Помещение, в котором он оказался, почти не отличалось от того склада, который был у черного входа. Правда, ящики, банки и туши на крюках здесь отсутствовали. Как, впрочем, и лавки с гамаками.
Почти все место здесь занимали квадратные клетки – в них бойцы Дядюшки Фобба и жили. Лежали прямо на земле, в кучах соломы, сонно ворчали и хрипели.
Чувствуя, как заледенели ладони, а волосы на затылке встали дыбом, Бёрджес сжал зубы.
На негнущихся ногах он двинулся по проходу между клетками, заглядывая в них. Кажущиеся бесформенными здоровенные туши с лоснящимися покрытыми пластинами спинами и боками зашевелились. Завидев пришельца, существа в клетках проснулись и явно заинтересовались. Некоторые поднялись на свои тонкие, поросшие редкой черной щетиной ноги – а их у каждого из здешних обитателей было по три пары! – царапали землю изогнутые крюки-шпоры.
Существа повернулись к нему, придвинув покатые головы к прутьям. Маслянисто блеснули в тусклом свете развешанных под балками керосиновых ламп черные глаза, хищно заколыхались насекомьи щупики и хоботки.
«Блохи! – пронеслось в голове Бёрджеса. – Гигантские блохи Фли! Вот, кто сражается на арене у Дядюшки Фобба!».
Следуя вдоль клеток, он разглядывал висящие на них деревянные таблички, на которых были выведены клички бойцов: «Подлец», «Чернобрюх», «Скорлупа»… «Удильщик».
Бёрджес заскрипел зубами. Вот почему над ним потешались те громилы! Ну и дурак же он! Какого же бреда он им наговорил!
Страх перекрыла собой ярость.
– Ну привет, кузен, – процедил он, глядя в затянутые серой пленкой глаза блохи, и в сердцах воскликнул: – Шакара!
Его возглас эхом разнесся по блошиннику.
– Кто здесь?! – крикнул кто-то, и Бёрджес тут же пожалел о своей несдержанности.
В конце прохода появился высокий мужчина, из-за одной из клеток показался еще один.
Увидев Бёрджеса, они засвистели, дверь за его спиной открылась, и в блошинник вошли двое уборщиков.
– Ты кто? – рявкнул один из них. – Как сюда попал?
– Да я… Просто…
– Эй! – воскликнул один из типов, который вышел из-за клетки. – Да ведь это тот хмырь, который пролезть пытался!
Бёрджес узнал щербатого громилу.
– Я уже ухожу, – сказал он, но громила покачал головой и сплюнул сквозь щель в зубах.
– Э, нет, приятель. Напрасно ты сюда сунулся. Что, повидался с «кузеном»? Так мы тебя сейчас ему на обед и отправим.
Работники арены и громилы подоставали ножи и дубинки и начали придвигаться. Бёрджес попятился.
– Не подходите! – бросил он им. – Или хуже будет!
Но они, разумеется, не послушались. Перевес был на их стороне, да и куда он мог бы деться?
– Я предупреждаю! – Бёрджес выхватил из кармана пальто револьвер и направил его на одного из громил.
И тут с ужасом понял, что это не револьвер никакой, а… кукла! Под руку ему попалась треклятая кукла констебля!
Громилы выпучили глаза и тут же, само собой, расхохотались. Блохи в клетках переняли их настроение и принялись биться о прутья, напрыгивая на них. Ожил уже весь блошинник. Ситуация была швах.
– Ты вечно мне все портишь, Бэнкс! – закричал Бёрджес и, повернувшись к клетке с Удильщиком, потянул вверх штырь, торчавший в запоре на дверце.
Распахнув клетку, он бросился к следующей. Открыв ее, повернулся к еще одной…
Хохот мгновенно стих. Поняв, что чужак делает, громилы ринулись к клеткам, пытаясь их закрыть, но было поздно. Блохи выбрались. Сперва одна, затем другая, третья…
Блошинник наполнился грохотом и криками. Работники арены, не оглядываясь, побежали к выходу. Один успел выскочить за дверь, но второй чуть промедлил, и это его погубило. Здоровенная блошиная туша приземлилась прямо на него. Еще одна блоха попрыгала следом за вопящим громилой, бессмысленно отмахивающимся на бегу дубинкой. Единственный сохранивший самообладание служащий Дядюшки Фобба схватился за свисающий с языка колокола на столбе канат и зазвонил.
Бом-бом-бом!
С каждым мгновением переполох все сильнее охватывал блошинник. Крики смешивались с топотом, грохотали клетки, когда в них бились сидевшие там блохи. Из дверей появилось несколько человек с ловчими петлями на длинных палках. Прогремел выстрел, и кто-то закричал: «Не палите в бойцов, идиоты!» Закачалась задетая одним из освобожденных пленников лампа. В какой-то момент она сорвалась с крюка и упала на пол. Вылитый керосин загорелся, и огонь переполз на солому, занимался пожар. И где-то во всей этой суматохе пробирался, в поисках пути наружу, виновник происходящего…
Низкая неприметная дверь распахнулась, на улицу выбралось густое дымное облако, и из него вывалился Бёрджес.
Судорожно кашляя и пошатываясь, он двинулся к узкому переулку и вскоре в нем скрылся.
А потом из этого переулка раздалось:
– Как же я ненавижу Фли!
Часть III. Глава 2. Моряцкое отребье и прочие неприятности
Все не заладилось с самого начала. Кенгуриан Бёрджес был в одном шаге, чтобы превратиться в вокзального констебля Хмырра Хоппера, а эта личность мало кому могла понравиться. Стоило грубому неотесанному констеблю где-то появиться, как тут же стихали разговоры, взгляды упирались в пол, а на лицах в виде покраснения и обильного потоотделения проступало признание вины. Вины в чем угодно: в неношении головного убора в общественном месте, в озвучивании непозволительных слов, иногда – в краже со взломом.
Обычно «процедура» происходила намного проще. Хопперу хватало потребовать ответов, пригрозить, нахмурить брови, схватить кого-то за шиворот, но Кенгуриан Бёрджес всего этого не мог. Что ж, вероятно, Хоппер уже давно узнал бы все, что хотел, но Фли и Моряцкие кварталы жили по своим правилам – высока вероятность, что человека в темно-синей форме прирезали бы еще на подходе к гостинице «Плакса».