– Почему же «Гриндиллоу» встал на мель? Неужели экипаж не видел всех этих огней на берегу?
Мадам Пиммерсби покачала головой.
– Я не знаю. Это была довольно странная история. Брат говорит, что «Гриндиллоу» нарочно усадили на мель.
– Нарочно? Но зачем кому-то это делать.
– Я не… – Глэдис Пиммерсби вдруг замолчала. Даже в ночной темноте Бёрджес заметил, как изменилось ее лицо.
Проследив за взглядом мадам, он почувствовал, как спина покрылась холодным липким потом. Недалеко от берега, прямо в море по пояс в пыли стояла женщина в черном. Ее фигура казалась слепленной из чернил. Тонкая, смоляная, застывшая посреди бескрайней серой поволоки.
– При-и-израк! – испуганно воскликнул Бёрджес и суеверно сплюнул через плечо.
От этого его действия призрак и не подумал исчезать, но оно позабавило мадам Пиммерсби. Она рассмеялась.
– Нет, Кенгуриан, это никакой не призрак. Это всего лишь Регина.
Бёрджес не разделял ее веселости.
– Что еще за Регина? И почему она стоит в море! Как… как она стоит в море?!
– Регина Рэткоу, – пояснила мадам. – Ее дом находится на одном из причалов, здесь, недалеко. Она чудачка, хотя правильнее было бы назвать ее сумасшедшей.
– Это не объясняет, как…
– Там крошечный островок – его не видно из-за пыли.
– А как она?..
– На лодке. Регина не выходит в Кварталы и ни с кем из местных не общается. Сидит целыми днями у себя дома, глядит на море. Иногда она садится в лодку и приплывает на тот островок.
– Зачем? Что она там делает?
– Просто стоит и…
– Да, глядит на море. Но я не понимаю…
Мадам Пиммерсби вздохнула.
– Никто не понимает. Регина – вдова. Ее супруг, господин Рэткоу, когда-то владел этим маяком – здесь была научная станция, проводились какие-то эксперименты. Очень мрачные…
– Что за мрачные эксперименты?
– Я была маленькой, когда господин Рэткоу умер. Тогда здесь никто ничего не знал, и его считали просто странным человеком, живущим на маяке. Это потом пошли слухи, что он был из этих… – она одернула себя. – Ах да, вы же не из Габена и не знаете, Кенгуриан. Были времена, когда в нашем городе жили те, кого называют Злодеями Золотого Века. Они творили немыслимые вещи…
«Ну вот, – раздраженно подумал Бёрджес, – только этого мне и не хватало…»
Мадам Пиммерсби продолжила:
– Двадцать лет назад флики взяли маяк штурмом. Одни зашли с моста, другие подплыли с моря. Пытались схватить господина Рэткоу, но он сопротивлялся и был убит.
– А его вдова? – спросил Бёрджес, глядя на одинокую черную фигуру в море.
– Спятила. И не смогла смириться с тем, что произошло. Она до сих пор считает, что ее супруг жив. Бедняжка, мне жаль ее. Думаю, она приплывает туда в надежде, что он вдруг появится.
Бёрджес отвернулся и потерял из виду вдову Рэткоу всего на миг, но, когда он снова глянул на море, там уже никого не было. Кругом лишь расстилалась пушистая темно-серая гладь. Никакой плывущей к берегу лодки он не увидел.
***
Чиркнула спичка, и огонек, дрогнув, потух.
Кенгуриан Бёрджес выругался, зажег еще одну – керосиновая лампа загорелась, осветив его номер.
Стянув пальто и котелок, он уселся на край кровати. По страничке блокнота пополз, поскрипывая, карандашик: «Маяк, “Гриндиллоу”, нарочно усадили на мель. Зачем?».
Вечерняя прогулка с мадам Пиммерсби оказалась не такой уж и бессмысленной, вот только то, что она рассказала, вызывало еще больше вопросов. Хуже всего, что в расследование мышью в щель пытался пролезть еще и злодей Золотого Века.
«Не думал, что пожалею об этом, но сейчас не хватает вечно скулящего о прошлом Лоусона. Он ведь знает о злодеях Золотого Века больше всех – лично их когда-то ловил…» – постукивая карандашом по блокноту, думал Бёрджес. Тем не менее то, что владельцем маяка был вовсе не злодей и все это просто местные байки, исключать тоже не стоило: об этих типах когда-то трубили газеты, а Бёрджес до сегодняшнего вечера не слышал ни о каком господине Рэткоу. Хотя, если этот Рэткоу и входил в число злодеев Золотого Века он мог быть известен под каким-нибудь прозвищем, как и прочие из их братии…
Бёрджеса одолевали сомнения: Рэткоу два десятка лет как мертв, но то, что его имя вдруг всплыло, точно каким-то образом связано с имеющими место событиями.
«Какое же отношение может иметь старый габенский злодей к делу Няни?..»
Сбоку что-то зашуршало, и Бёрджес повернул голову. Звук шел из-за стены.
«Крысы?»
Кто-то приглушенно чихнул. Нет уж, этот чих издала не крыса! Ему показалось, что звук шел не из соседнего номера, а будто прямо из стены.
Подойдя, Бёрджес приставил к ней ухо и прислушался. Тишина…
И тут раздался крик.
Бёрджес дернулся и повернулся к двери. Отчаянный женский крик звучал откуда-то снизу.
Швырнув блокнот и карандашик на кровать, Бёрджес выскочил в коридор и ринулся к лестнице. Из номеров выглядывали ничего не понимающие постояльцы.
На втором этаже у лестницы стояла Бланшуаза Третч. Поймав взгляд Бёрджеса, она воскликнула:
– Это мадам Бджиллинг!
– Оставайтесь здесь!
Бёрджес бегом преодолел оставшиеся ступени. Оказавшись на первом этаже, он увидел мистера Пинсли. Старик прятался пол столом у камина. Увидев Бёрджеса, он вытянул руку, указывая на распахнутую настежь дверь кухни.
Влетев в кухню, Бёрджес застыл. На миг в его глазах потемнело. Он будто перенесся из прибрежной гостиницы во Фли в Тремпл-Толл на границу с Гарью – в комнату отчима, пешего вещателя Боргина, и увидел сестру, грязную, избитую, в порванном платье.
Руки его задрожали…
Свет керосинки, качающейся на задетом кем-то крюке, плыл, омывая разделочный стол и висящие повсюду вязанки каких-то растений. Тут и там били хвостами и корчились рыбины, выбравшиеся из лежащей на боку корзинки. Из открытых казанков на печи валил пар, застилая кухню грязно-серыми клубами. Один был перевернут, суп из него залил огонь, и в воздухе висело зловоние старой жженной резины.
На полу лежала мадам Бджиллинг, ее волосы были растрепаны, наполненные ужасом глаза заливали слезы, на скуле алела большая красная отметина, а из носа текли две тонкие дорожки крови.
Над ней, скрючив пальцы и тяжело дыша, склонился супруг. Повернув голову к Бёрджесу, он исказил лицо в гримасе ненависти.
– Пошел вон! Тебя это не касается!
Бёрджес сжал кулаки и шагнул к боцману. Разговаривать с этим проходимцем он был не намерен.
Боцман разогнулся и выхватил из-за пояса нож.
– Ну давай! – прорычал он. – Вспорю тебя, как селедку! А потом и женушкой займусь!
Боцман ринулся вперед и рванул ножом. Бёрджес резко отшатнулся. Блеснувшее лезвие прошло в дюйме от его груди. Второй удар был чуть точнее – Бджидлинг сделал выпад, пытаясь насадить Бёрджеса на острие, и поддел лацкан его жилетки. Затрещала вспарываемая ткань.
Бёрджес ударил сам, но Бджиллинг оказался ловким мерзавцем. Поднырнув под руку, он прыгнул ему за спину, попутно прочертив ножом по его боку.
Бёрджес сжал зубы и, развернувшись, нанес удар, вот только боцман мягко, как кот, ушел в бок и сделал какое-то быстрое замысловатое движение ножом. Разрезанный рукав рубашки потемнел от крови.
А затем боцман совершил ошибку:
– Я тебя на куски порежу, – процедил он.
Ох, не стоило ему растрачиваться на угрозы, впрочем, откуда этому хмырю было знать, что «шушерников первым делом ловят за язык, а не за руку».
Воспользовавшись мгновенной паузой, Бёрджес сорвал с крюка лампу и швырнул ее под ноги боцману. Зазвенело стекло, керосин вспыхнул на полу, огонь потек на его башмаки. Бджиллинг отпрянул, пытаясь его стряхнуть. Не теряя времени, Бёрджес шагнул следом и ударил, целясь в голову правым кулаком, и, когда боцман ожидаемо ушел вниз, левый кулак Бёрджеса влетел в его живот. Боцман согнулся пополам, хрипя и истекая слюной.
Тем не менее он еще попытался махнуть ножом, но, перехватив его руку, Бёрджес умело вывернул ему запястье. Раздался хруст, боцман заревел, и оружие выпало из разжавшихся пальцев.
Удар в лицо оборвал крик боцмана. Разбитая губа окрасилась кровью. Еще один удар сломал Бджиллингу нос, третий пришелся точно в правый глаз.
Боцман рухнул на колени.
Бросив быстрый взгляд на застывшую у стола на полу мадам Бджиллинг, Бёрджес схватил ее мужа за ворот бушлата и поволок к выходу из кухни, как мешок с брюквой.
У основания лестницы стояли мадам Третч и мистер Пинсли. Женщина потрясенно глядела на постояльца из четырнадцатого номера и на безвольно машущего руками моряка, а старик трясся всем телом и что-то бормотал.
Протащив Бджиллинга до двери гостиницы, Бёрджес распахнул ее и вышвырнул его за порог.
Боцман рухнул в грязь.
– Аэхр-ра… – захрипел он, и упершись руками в дощатый настил, попытался подняться, но тут же упал обратно.
– Только попробуй снова сюда сунуться, падаль, – рявкнул Бёрджес.
– Ты… – просипел боцман. – Ты еще поплатишься.
– Правда? – Бёрджес с презрением сплюнул. – Ты, видимо, так и не понял, с кем связался, крыса морская. Еще раз увижу, я тебя на фонарном столбе подвешу. Уяснил?
Бджиллинг вытер окровавленные губы рукавом бушлата и, со второй попытки поднявшись на ноги, покачнулся.
– Думаешь, я просто…
Бёрджес так крепко сжал кулаки, что заскрипели покрытые кровью костяшки. Боцман не выдержал и попятился.
Не отрывая взгляда от Бёрджеса, он прошел несколько шагов, затем развернулся и направился в сторону берега.
Когда его ковыляющая фигура исчезла в тумане, Бёрджес закрыл дверь и повернулся. Бланшуаза Третч и мистер Пинсли смотрели на него, боясь моргнуть. За их спинами виднелись привлеченные шумом фигуры прочих постояльцев. Из-за стойки испуганно выглядывала Марисолт, прижимая к себе куклу.
– Вы ранены! – воскликнула мадам Третч, но Бёрджес усмехнулся:
– Этот хмырь только затупил нож о мою шкуру.
– Мистер Бёрджес…
В дверях кухни стояла мадам Бджиллинг.