Бёрджес задрал голову. Мадам Бджиллинг, переводя револьвер с одного матроса на другого, кивнула ему…
У главного входа в «Плаксу» все обстояло куда хуже. Стало очевидно, что хозяйка гостиницы слегка обсчиталась, когда сообщила, что ее муж привел всего лишь двадцать матросов. Рассчитывая, что к этому моменту там их останется хотя бы шесть-семь, Бёрджес с досадой закусил губу: приятелей Бджиллинга было еще с дюжину…
Из рыбаков мистера Грэма на ногах остались лишь двое. Они отмахивались от подступающих со всех сторон матросов кривыми баграми. Сам старик лежал на земле, раскинув руки в стороны, остальные попали в лапы боцманским прихвостням. Бджиллинг, поставив ногу на стонущего Грэма, хохотал и сыпал оскорблениями в адрес рыбаков.
«Эх, сюда бы отряд констеблей, – подумал Бёрджес. – Мы бы живо разогнали всю эту шушеру…»
– Эй, крысы морские! – крикнул он, и все повернули к нему головы. – Вам ведь я нужен?!
– Взять его! – велел боцман. – Тащите его ко мне, парни!
Пятеро матросов сорвались с места и припустили к Бёрджесу и Пиммерсби. Прочие остались разбираться с рыбаками.
И вот тут началась настоящая драка.
На ловца удильщиков напали двое, Бёрджес схватился с тремя.
Первый матрос бросился вперед с ножом, но Бёрджес увернулся и нанес удар дубинкой по его запястью. Нож шлепнулся в грязь. Одновременно второй и третий матросы зашли с боков – они оказались ловчее собрата. Нож прочерчил по руке Бёрджеса над локтем, разрезав пальто, лезвие другого черкануло его по скуле – не отшатнись он в последний момент, точно лишился бы носа.
И все же пусть за плечами этих матросов была не одна пьяная драка, но что они могли противопоставить опыту и ярости городского констебля. Ткнув дубинкой одного в живот, Бёрджес схватил его за бушлат и швырнул в другого. Тот успел отскочить в сторону, но замешкался, провожая взглядом летящую мимо тушу, и дубинка Бёрджеса опустилась ему на голову. Матрос растянулся на земле.
Бёрджес уже повернулся было к третьему, но тут кулак врезался ему в челюсть. В голове зазвенело, рот наполнился кровью, и все же самообладания он не потерял. Пнув матроса ногой, отчего тот отлетел на пару шагов, Бёрджес замахнулся дубинкой, и… Кто-то перехватил его руку. Чьи-то пальцы вцепились в волосы. В самое ухо прохрипели:
– Додергался, саквояжник…
Бёрджес резко ткнул головой назад и попал во что-то мягкое. Вывернувшись из хватки, он обернулся. Перед ним стоял один из матросов, напавших до того на Пиммерсби, – он зажимал разбитый нос и подвывал.
Ударив его дубинкой под колено, отчего тот согнулся, Бёрджес приложил его по голове и повернулся к Пиммерсби.
Дела у ловца удильщиков были плохи. Он лежал на земле и полз, прикрывая голову руками, а матрос бил его дубинкой, опуская ее раз за разом.
Бёрджес бросился на помощь к Пиммерсби. Матрос не успел даже головы повернуть. Удар в затылок. Вскрик. И тело в бушлате падает в грязь.
Протянув руку ловцу удильщиков, Бёрджес помог ему подняться.
– Все напрасно, чужак, – раздался за спиной насмешливый голос. – Ты наш.
Бёрджес повернул голову и заскрипел зубами. С пятеркой матросов он справился, но к ним с Пиммерсби медленно подступали остальные – еще семеро и боцман Бджиллинг, поигрывая ножами, крюками и дубинками. Избитые рыбаки лежали в стороне, издавая стоны и хрипы.
Треклятый боцман был прав: вряд ли они с Пиммерсби справились бы с Бджиллингом и его людьми. Составляя план, Бёрджес не учел, что их будет так много.
Тем не менее он крепко сжал дубинку и, сплюнув кровь, проскрежетал:
– Ну давайте, шушера! Подходите!
– Шушера? – осклабился Бджиллинг. – А я вам говорил, парни? Тут у нас саквояжник! Ну ничего, тем приятнее будет тебя топить.
– Я ведь не хотел вас убивать, – бросил Бёрджес с таким уверенным видом, как будто перевес был на его стороне. – Но, видимо, многие из вас больше не вернутся на свои корыта!
Боцман и его прихвостни ответили ему презрительным смехом.
– Уходи, Пиммерсби, – не поворачивая головы, прошептал Бёрджес. – Им нужен я.
– Ну да, Бёрджес, – сказал ловец удильщиков. – И как потом сестре в глаза смотреть?
Пиммерсби поднял дубинку.
Рваный туман напоминал разодранное когтями одеяло. От моря доносились всплески – штиль закончился, как заканчивались и приключения недотепы Хоппера во Фли.
Бджиллинг и его люди медленно придвигались, словно пытались растянуть пытку. И это работало.
Уверенность Бёрджеса таяла с каждым их шагом. Он вспомнил о сестре. Как она будет без него? Вспомнил о своей уютной тумбе на вокзале, о нелепом Бэнксе. Он подумал о Пиммерсби и рыбаках – это все его вина. Столько лет он жил с принципом «не вмешиваться не в свое дело» – подобное ведь всегда несло неприятности. И вот он вмешался, встрял… Если бы тем утром после общего сбора в Доме-с-синей-крышей он не послушался Бэнкса и просто отправился бы на вокзал…
«Вот и спета песенка, – подумал Бёрджес. – Кажется, “пока еще” жив здесь наиболее уместно… Главное – прорваться к Бджиллингу и успеть забрать его с собой. Нельзя допустить, чтобы он разобрался с женой и схватил девочку…»
Матросы были уже в трех-четырех шагах от них с Пиммерсби, Бёрджес даже присмотрел одного, долговязого увальня с длинной шеей, – с него можно начать. Приятели боцмана больше не улыбались, и лишь на опухшем лице самого Бджиллинга застыло победное выражение. Крюки ножи и дубинки поднялись и…
И тут произошло то, чего не ожидал никто.
От дверей гостиницы раздался женский голос:
– Так, мне все это надоело, мальчики!
Все повернулись и, включая Бёрджеса и Пиммерсби, выпучили глаза, не в силах им поверить.
У входа в «Плаксу» стояли Бланшуаза Третч и ее автоматон. Бёрджес тут же понял, что за «музыкальный инструмент» был в закрытом футляре в ее номере.
Мадам сжимала в руках… шестиствольный рычажный пулемет, из которого свисала лента с патронами! В каждой из трех рук ее механоида было по револьверу. Все девять стволов глядели на матросов.
– Пьеска затянулась! – усмехнулась Бланшуаза Третч. – Эй, морячки, забирайте своих и проваливайте! А то у нас с Бенджамином руки чешутся пострелять!
Никто не сдвинулся с места. Все продолжали потрясенно глядеть на мадам. За ее спиной появились мадам Бджиллинг, сжимающая револьвер, и мистер Пинсли с подобранной где-то дубинкой.
– Я что сказала?! – крикнула Бланшуаза Третч. – Стоять и пялиться?! Или проваливать?!
Матросы пришли в себя. Пулемет подействовал на них отрезвляюще. Один глухо ответил:
– Мы уходим, мадам!
Боцман разъяренно заревел:
– Куда?! Всем стоять!
Матросы не слушали.
– На такое мы не подписывались, Бджиллинг, – пробурчал кто-то.
– Да, мы думали, просто отделаем да притопим чужака, – добавил другой. – Нам лишние дырки в теле не нужны.
– Сам с женушкой своей разбирайся…
Бджиллингу не оставалось ничего иного, кроме как злобно вращать глазами и наблюдать, как матросы собирают своих и пятятся прочь, стараясь не вызывать у мадам сомнения в том, что они и правда уходят.
– За гостиницей своих дружков не забудьте! – воскликнула мадам Бджиллинг…
Отступление заняло минут десять. Вскоре матросы скрылись в тумане. Последним, сжимая кулаки в бессильной ярости, ушел и Бджиллинг, озираясь и шепча проклятия.
Бёрджес не обманывался: злобный боцман попытается вернуться и сделает какую-то подлость.
Когда скрюченную фигуру супруга поглотила мгла, хозяйка гостиницы бросилась к рыбакам, помогая одному за другим подняться на ноги. Все они, к счастью, были живы, хотя и досталось им неслабо: расквашенные носы, разбитые губы, шишки и ссадины, порезы, кто-то недосчитался нескольких зубов.
Бёрджес, до сих пор не веря в то, что все закончилось, глянул на Пиммерсби – тот кивнул, и они подошли к Бланшуазе Третч, которая опиралась на пулемет, как на трость, и заметно скучала.
– Мэм, откуда у вас эту штуковина?
Мадам с улыбкой подмигнула ему.
– Знаете, как говорят, мистер Бёрджес: не хотите чихать – не суйте нос в дамскую пудреницу. Ну что, дорогой, я заслужила благодарность? Как насчет поцелуя в ручку за то, что я всех спасла?
Она вытянула руку и застыла в ожидании.
– Разумеется, – сказал Бёрджес. – Мистер Пинсли, рассчитайтесь с мадам за оказанную нам помощь.
– О, с радостью!
Старик уже полез было к руке мадам, чтобы как следует ее облобызать, но та оттолкнула его.
– От вас поцелуй, мистер Бёрджес! Я что, многого прошу?
Бёрджес вздохнул и осторожно приложился губами к руке мадам. Бланшуаза Третч поднесла ее к лицу и замахала на манер веера, как будто ей вдруг стало жарко.
– Какова страсть! Я начинаю таять!
К ним подошла мадам Бджиллинг. Следом подтянулись и рыбаки.
– Это было… было… – не в силах подобрать слова, заголосила хозяйка гостиницы. – Я так вам всем благодарна! Если бы не вы…
– Мадам Бджи, – сказал мистер Грэм, прощупывая багровую вмятину на лбу, – вы ведь знаете традицию.
– О, само собой! После славной драки должен быть и славный ужин…
– У-у-ужин?
Помятые и припухшие, покрытые кровоподтеками лица всех рыбаков грустно вытянулись.
– И не только! – воскликнула хозяйка гостиницы. – Пинсли, разжигай камин, заводи граммофон! И тащи из погреба десять – нет, двадцать бутылок «Меро-мер»! Мистер Пиммерсби, бегите за сестрой! Я становлюсь к казанкам! Мы празднуем! Если это будет не лучший ужин во всем Фли и если он закончится до утра, то я не Альберта Бджиллинг!
Кенгуриан Бёрджес вдруг ощутил все последствия схватки: тело болело с ног до головы – и внутри тоже, ушибы ныли, да и от усталости он едва мог соображать. Перспектива гулянки на всю ночь его по-настоящему испугала.
– А можно я пойду в свой номер и лягу спать? – спросил он.
– Нет! – хором ответили все, кто стоял у дверей «Плаксы».
***
Где-то за подступающими к самому берегу домами раздался гудок парохода, и он тут же отозвался похожим гудком в голове Хоппера… или Бёрджеса?