Мисс Эштон начала читать вслух. Тот, кто спрятал письмо, приветствовал мистера Заубаха и мисс Эштон в Габене. Он писал о каких-то людях, указывал названия каких-то улиц. Марисолт ничего не поняла, кроме того, что речь шла о троих мужчинах – по словам автора письма, мисс Эштон нужен был один из них, но он, к сожалению, так и не выяснил, кто именно. Еще он писал, что в шкатулке оставил средство, которое поможет мисс Эштон расплатиться с тем, кого она ненавидит, – мол, это будет красивая и изящная месть: тот человек снова встретит то, чего боится больше всего. Также он успокаивал мисс Эштон и уверял, что эффект средства обратим.
В шкатулке была какая-то склянка с чернилами. Увидев ее, мисс Эштон разозлилась и сказала, что ни за что не применит это на детях. Но монстр начал ее уговаривать и нашептывать – он твердил, что это и правда будет изящная месть, а когда все закончится, он лично проследит, чтобы тот, кто отправил письмо, сдержал слово.
Мисс Эштон все равно отказывалась, и они с монстром долго спорили…
Марисолт поняла, что должна рассказать обо всем маме и, выбравшись из застенного прохода, побежала вниз. Но ничего рассказать не успела: мама злилась на нее за то, что она утром швырялась рыбой в мистера Пинсли, и решила ее наказать.
Спустя какое-то время девочка снова пробралась в тайный ход и продолжила наблюдать за няней и ее жутким монстром. Мисс Эштон сидела у окна, а коляска сновала из угла в угол. Мистер Заубах был не в настроении. Он злился и говорил, что не доверяет автору письма. Мисс Эштон спорила: он ведь вызволил их из плена, помог добраться до Габена и поможет отомстить. Но мистер Заубах был непреклонен. Он настаивал на том, что у автора письма есть свои коварные цели, что он потребует что-то взамен и все обернется тем, что они сменят одну тюрьму на другую. Мистер Заубах сказал: «Мы выбрались, мы на свободе, мы с тобой вдвоем, няня, и нам больше никто не нужен. Когда ты отомстишь, мы сбежим отсюда, и он не сможет нас найти…»
А потом он начал жаловаться, что проголодался. Мисс Эштон предложила ему еще одну жемчужину, но мистер Заубах сказал, что хочет есть по-настоящему и что прошло уже много времени, после того, как он съел кочегара и матроса с корабля, на котором они приплыли.
Няня пообещала, что, когда стемнеет, найдет для него еду. И действительно: вечером они отправились в Кварталы.
Марисолт была невероятно испугана, но решила проследить за мисс Эштон и ее монстром в коляске.
Няня бродила по Кварталам долго, пока в один момент не наткнулась на какого-то моряка, курившего у паба «Гнутый Якорь». Моряк начал приставать к мисс Эштон, она ответила, что его любезности ее не интересуют и отправилась обратно в Кварталы. Моряк увязался за ней. Но она знала, что так будет, и завела его в тупик Колеса. А там – Марисолт рассказывала дальше, сбиваясь и запинаясь, – из коляски вырвались щупальца. Мистер Заубах убил моряка и сожрал его внутренности, после чего недоеденное сбросили в люк.
Марисолт побежала обратно в гостиницу. Она хотела наконец сообщить обо всем маме, но ей снова это не удалось. Девочка сразу поняла: мама плакала. И когда она спросила, что произошло, та ответила: «Пришла весточка из кабаре в Гамлине от моей подруги. “Ржавый Гвоздь” отплыл и направился в Габен». Это значило, что отец Марисолт скоро объявится на пороге.
В тот миг это показалось девочке намного страшнее всякий монстров. К тому же мисс Эштон вскоре сдала ключ и ушла, забрав с собой мистера Заубаха, свои секреты и свои кошмары…
Вот, что рассказала Бёрджесу Марисолт. И сейчас, стоя над трупом моряка, он с досадой вспоминал ночной разговор. И как можно было такое забыть?!
Выбравшись из люка и вернув крышку на место, Бёрджес направился к выходу из тупика. После увиденного и всего того, что он вспомнил, не осталось и следа похмелья. Как не осталось и ни одной мысли, что делать дальше…
…Покинув тупик Колеса, Бёржес направился вглубь Кварталов.
«Еще и монстр в коляске… – думал он. – Монстр, пожирающий людей. Нужно отыскать Удильщика и как можно скорее возвращаться в Тремпл-Толл: никто там не догадывается, кого Няня возит в коляске. Может быть, пока я здесь, монстр сожрал еще кого-то… И не стоит забывать о мелких зубастых тварях…»
Мыслями он все возвращался к трупу, найденному в канализации, и разговору с Марисолт. То, что она рассказала, подтверждало сведения, которые они с Бэнксом узнали из найденного в комнате Няни письма: таинственный автор письма как-то поспособствовал побегу Няни из тюрьмы, подсказал ей, где найти Зверушку – этого мистера Заубаха, пообещал помочь с местью. Но на этом все – неясно ни кому именно она хочет отомстить, ни почему…
Размышления Бёрджеса прервали крики из переулка:
– Отпустите меня! Вы – гадкие проходимцы! На помощь! Помогите!
Не раздумывая, Бёрджес бросился на крик и увидел, как двое типов в потертых пальто и с натянутыми на носы сине-белыми полосатыми шарфами прижимают в темном углу к стене молодую мисс. Один из негодяев приставил нож к ее горлу, другой обшаривал ее платье и пальто, одновременно разыскивая, чем бы поживиться, и грязно ее облапывая.
Услышав шаги за спиной, они обернулись.
– Иди куда шел, приятель! – гаркнул один.
– Да, не лезь не в свое дело! – добавил другой. – Прояви такт – не видишь, люди заняты!
У Бёрджеса были свои разумения в том, что такое «его дело» (ночной урок, очевидно, прошел для него даром), да и такту он отчего-то не выучился.
Уяснив, что уходить он не собирается, проходимцы отпустили девушку и двинулись к нему. Один поднял нож, другой сжимал в руках веревку.
Бёрджес шагнул навстречу. Преподать урок манер парочке болванов перед завтраком? Пригласите еще парочку! А то эти, кажется, на один зуб…
Так и вышло. В сравнении с матросней Бджиллинга, двое типов из подворотни явно были, как говорил Бэнкс, «картонной шушерой». Когда один махнул перед ним ножом, а другой попытался оплести его руку веревкой, Бёрджес с легкостью увернулся от удара, перехватил веревку и потянул за нее. Лицо одного типа само налетело на кулак Бёрджеса, и тот зажал подбитый глаз. Его подельник еще пару раз бестолково махнул ножом и, судя по округлившимся глазам, очень удивился, когда оружие из его руки было выбито, а сам он поднялся в воздух.
Бёрджес держал проходимца за воротник пальто перед собой, ноги последнего нелепо дергались в футе от земли.
– Да! – воскликнула девушка. – Покажите им, мистер! Отделайте их как следует!
Висящий в руках Бёрджеса тип испуганно покосился на нее.
– Мы поняли, поняли, мистер! – залепетал он. – Вы не в настроении! Ошибочка вышла! Отпустите!
Бёрджес швырнул его на землю.
– Убирайтесь, пока я добрый.
Проходимцы подобрали оружие и, глухо проклиная свою работу, попятились к выходу из переулка.
Когда они скрылись из виду, девушка схватила Бёрджеса за руку. Крепко сжала ее ладонями. Задрав голову, поглядела на него, широко распахнув глаза.
– Вы спасли меня! Я уже совсем отчаялась, но вы появились, храбрый сэр, и проучили этих негодяев!
– Гм… да. Не стоит благодарности.
– Нет же, стоит! Мне было так страшно! Я делала покупки на Просоленной улице, и один из местных нищих – мне показалось, что он нищий! – стоял здесь. Он попросил подать ему пару медяков, я подошла, и они напали на меня! Это было так ужасно!
– Все закончилось, мисс…
– Эдит. Эдит Бишеллоу. Прошу вас, вы не проведете меня к экипажу? Он стоит тут, недалеко.
Бёрджес удивился:
– Экипаж? Думал, на берегу нет ни одного.
– Несколько есть, – ответила мисс Бишеллоу. – Не все же здесь бедняки!
Подобрав с пола оброненный антитуманный зонтик и подхватив Бёрджеса под руку, она уверенно повела его на Просоленную улицу.
Мисс Бишеллоу была красива: мягкий овал лица, каштановые волосы, собраны в прическу, похожую на волны, темно-синее платье и шляпка с кружевной вуалеткой ей шли, да и выглядели так, будто их купили вовсе не на взморье.
А еще она оказалась довольно разговорчивой особой. Мисс Бишеллоу забрасывала спутника вопросами и, не дожидаясь ответов, тут же заводила речь о погоде, о ценах на рыбу, о местной моде (в Моряцких кварталах была своя мода, подумать только!). Бёрджес почти всю дорогу молчал и лишь изредка вставлял: «Гм», «Хм», «Шакара» и «Очень интересно, мисс».
Оставив за спиной переулок и два квартала, они вышли на крошечное пространство между домами, которое, если верить вывеске, называлось «Площадь Трюм», но на деле напоминало двор-колодец. Здесь, у облепленной чайками статуи какого-то важного моряка с усами и бакенбардами и стоял экипаж мисс Бишеллоу – темно-синий «Трудс» старой модели.
– Позвольте я отвечу вам любезностью на любезность, мистер Бёрджес, – сказала Эдит Бишеллоу, кивнув на экипаж.
– Слишком много любезности, – пробурчал Бёрджес, не понимая, что она имеет в виду.
– Я просто обязана вас подвезти!
– Что вы! Не нужно… Мне недалеко…
– Это не обсуждается! Вы же не хотите нанести мне смертельное оскорбление своим отказом?
Она открыла дверцу и довольно элегантно умостилась на заднее сиденье. Бёрджес продолжал топтаться у экипажа, но тут из салона высунулась ручка в кружевной перчатке и пальчиком поманила его внутрь. С тяжким вздохом забравшись в «Трудс», Бёрджес закрыл дверцу.
Спереди, за рычагами и на соседнем месте, уже сидели двое обладателей… полосатых сине-белых шарфов.
– Трогай, Бёрк! – велела мисс Бишеллоу, и экипаж, качнувшись, отправился в путь.
Девушка принялась щебетать о том, как рада компании Бёрджеса, но тот, не обладая выдержкой и терпением, решил раскрыть карты и потребовать ответов.
Он не был дураком, так как в последнее время думал за двоих, и еще там, в переулке, понял, что все это, как говорит Бэнкс, «воняет тухлятиной»: взгляд, брошенный на мисс Бишеллоу одним из якобы напавших на нее якобы проходимцев, когда она просила Бёрджеса отделать их как следует, выдал, что они знакомы. Слишком хорошо знакомы как для случайной встречи в темном переулке. Ему стало любопытно, что здесь творится и к чему приведет весь этот…