дбежав к нему, Удильщик осторожно высунул голову – от твари можно было ожидать чего угодно – и заглянул в люк.
Задрав голову, Чужак смотрел на него. Подняв руку, он издевательски поманил его пальцем. А потом ринулся прочь.
«Думаешь, сможешь от меня сбежать на моем же судне?!»
Удильщик быстро спустился по трапу, готовясь отбивать нападение, но твари рядом не было. Вновь раздался смех. Звучал он со стороны прохода к кубрикам членов экипажа.
«Твоя игра подходит к концу, мразь, – подумал Удильщик. – Второй люк наверх завален – через него не выбраться…»
Тем не менее Чужак и не думал к нему идти. Вместо этого он спустился еще ниже – к трюмам.
Удильщик последовал за смехом, но и там тварь не задержалась.
Оказавшись в машинном отделении «Гриндиллоу», преследователь остановился и огляделся кругом. Здесь было темно, но он превосходно видел в темноте.
«Где же ты?!»
По сторонам от прохода высились четыре громадные паровые машины, от них отходили валы, ведущие к ходовым винтам. В забвении и мертвенной тоске проглядывали очертания котлов и угольных бункеров. Вдаль меж ними тянулись решетчатые мостки.
Удильщик прислушался. Звуки шторма и грозы долетали сюда глухо, порой борта подрагивали, когда в них бились волны, но в самом машинном отделении было тихо. Тварь могла прятаться где угодно.
Впервые за много лет Удильщик почувствовал гадкий привкус… не страха, но ощущения загнанности. И это было странно, неестественно – словно не он преследовал тварь, а наоборот.
Он уловил шевеление за одним из котлов справа, а потом тварь выскользнула на мостки и замерла в дюжине шагов от него у овального проема переборки. Свою штормовую шляпу она держала в руке, прижимая к животу. Фонаря не было…
– Это ищешь?! – насмешливо воскликнул Чужак и чуть отвел от себя край шляпы. Спрятанный в ней «люминатор» осветил его грудь и нижнюю часть лица.
– Я тебе вырву сердце! – закричал Удильщик, и его голос эхом разошелся по машинному отделению.
– У меня его нет! – хвастливо ответила тварь. – У меня даже нет глаз!
– Что ты такое?!
– Я похож на тебя, занфанген! Но я сильнее – намного сильнее!
– Почему ты меня так называешь?
– Вас так зовут. Всегда звали.
– Нас?
– Вас много у скважин на берегу Червивого моря. Мы давно пытаемся вас истребить, но всякий раз, как мы пожираем одну колонию, где-то появляется новая…
– Я не знаю, о чем ты говоришь! Червивое море? Колонии?
Тварь рассмеялась.
– Ты слаб, занфанген! Твой носитель тебя подавил. Ты сросся с ним, вернее, он с тобой. Он адаптировался. Не полностью, но этого недостаточно, чтобы ты захватил его. Занфангены… Презренный вид, ничтожный – не то что… – Чужак вдруг оборвал себя. – Мы отвлеклись! Ну же, забери фонарь!
Удильщик сорвался с места, но тварь сделала шаг назад и переступила проем переборки. А затем проклепанная дверь закрылась. Провернулся вентильный запор.
Оказавшись у двери, Удильщик потянул за него со своей стороны, но тот и не подумал сдвигаться. Глянув в иллюминатор, он увидел, как тварь корчится в беззвучном смехе.
– Удильщик без фонаря! Жалкое зрелище! Но это еще не все. Я знаю, что ты прячешь… Футляр с буквой «М» на крышке. Твоя самая большая ценность. Мне так любопытно, что в этом футляре лежит…
– Не смей, – прошипел Удильщик.
– И кто меня остановит? Подожди здесь, я принесу футляр и уничтожу твою самую большую ценность прямо на твоих глазах!
Развернувшись, Чужак бросился по проходу прочь. Удильщик не сомневался: тварь знает, где он держит футляр, она найдет его!
Нужно было опередить эту мразь…
Удильщик побежал обратно по мосткам, к выходу из машинного отделения. Сейчас все зависело от того, кто доберется до футляра первым…
…Из смотровых окон капитанского мостика «Гриндиллоу» открывался превосходный вид. Понравиться он мог, правда, разве что одному из злодеев Золотого Века – профессору Погоднику.
Кругом бушует шторм. Море вздымается, гроза плетет молнию за молнией, а дождь то идет почти строго вертикально, то уходит наискось под пощечинами ветра.
Да, злодей из старых газет был бы счастлив, но всем остальным это зрелище показалось бы не просто угрожающим, но по-настоящему устрашающим.
Несмотря на рев стихии снаружи, сам мостик напоминал вырванный из времени островок спокойствия, которого будто бы не касались волнения и страсти внешнего мира. Ни дождь, ни ветер не могли проникнуть внутрь.
Всего лишь за пять лет капитанский мостик превратился в место, схожее с теми, где обычно живут призраки. Темные столы с панелями управления судном походили на надгробия. Стрелки датчиков навигационных приборов на них давно не шевелились, ни одна лампочка не горела, штурвал и гирокомпас вросли в свои основания, а в ячейке машинного телеграфа чернело, будто приговор в судейском деле: «Стоп машина». Никто не решился запустить машину, и, казалось, «Гриндиллоу» так и обречен остаться навсегда приколотым якорем к мели, словно засушенная бабочка булавкой в коллекции лепидоптеролога.
Когда дверь рубки распахнулась, влетевший порыв ветра качнул висящий в углу гамак, шевельнул развешенную у переборки на бечевке рыбу, перевернул страницы раскрытой книги. Все эти неуместные для мостика предметы оказались здесь не просто так, ведь в его глубине устроил себе логово жуткий мстительный дух, которым стращали друг друга жители Моряцких кварталов.
И сейчас этот мстительный дух, ворвавшись в помещение, лихорадочно оглядывал свое жилище.
«Где он?! Я его опередил?!»
Ни следа присутствия Чужака на мостике не наблюдалось. Все вещи лежали вроде бы на своих местах, и тем не менее…
Удильщик бегом преодолел разделявшее его от гамака расстояние, сунул руку в стоящий под ним мешок. Его пальцы коснулись крышки футляра, прощупали знакомую гравировку.
«Он здесь…»
В мысли Удильщика закралось подозрение. Да, футляр лежит там же, где он его и оставил, но на месте ли содержимое? Вдруг тварь добралась сюда первой и опустошила его?
Он достал футляр, но отщелкнуть замки не успел. За спиной чавкнул башмак.
Удильщик резко обернулся. На лице у стоявшей неподалеку твари застыло разочарованное выражение: подкрасться не вышло.
Впрочем, план мелкого уродца раскрылся: на деле он не знал, где Удильщик хранит свою самую большую ценность, и проследил за ним. Видимо, это было частью его игры.
Прятаться больше не имело смысла. Достав из шляпы «люминатор», Чужак вдел два пальца в кольцо и принялся раскачивать его туда-сюда перед собой.
– Что ты там прячешь, занфанген? – спросил он, ухмыляясь. – Меняю фонарь на футляр.
Сунув футляр обратно в мешок, Удильщик бросился к твари. Та увернулась буквально за миг до того, как он схватил бы ее за горло, после чего ударила его фонарем.
Звякнуло стекло, но «люминатор» уцелел. Тварь рассмеялась. Очевидно, ей было плевать на сохранность этого уникального предмета. Или же она просто была в восторге от осознания, что может разбить его в любой момент…
Удильщик не помнил, что такое быть человеком. Он знал все, что было с ним после того, как они с братом и сестрой зашли в подвал особняка, который отец использовал как склад своего особого груза. Знал, что было после того, как они заглянули в ящик. С того момента он изменился, его мысли и чувства стали другими. Он будто превратился в одну голодную пасть, которую невозможно насытить. Эта пасть, впрочем, и не жаждала есть – ею управляло желание кусать, вонзать зубы в плоть, отрывать от нее кусок за куском.
Братья Финлоу, которые называли тогда еще не Удильщика племянником, как-то отучили его кусаться. Он был зверем и испытывал лишь ярость, потом ненависть, а затем и она отступила. Появились мысли, пробудилась память. Он вернулся, но не полностью. Желание кусаться не ушло, но его заглушало осознание: «Я не должен этого делать…» Порой удерживать себя было невероятно трудно, но той самой всепоглощающей звериной ярости он не испытывал больше десяти лет.
И сейчас испытал ее снова. Эта тварь была самым мерзким существом, которое он встречал. Хуже обычных убийц, хуже тех родителей, которые мучают своих детей, хуже отца. Чистое зло – Удильщик это чувствовал. Зло просачивалось сквозь кожу твари, вырывалось наружу со смехом. Если бы он умел бояться, то сейчас точно трясся бы от ужаса.
Но Удильщик оставил страх в прошлой жизни, когда он был глупым мальчишкой, до того, как поддался на уговоры брата и сунул нос в запретный ящик.
Глядя в один, проглядывающий меж мокрыми растрепанными волосами глаз твари, он видел в нем лишь тьму. Намного более кромешную злобную тьму, чем та, что жила в его собственных глазах.
«Я не дам тебе разбить фонарь!»
Удильщик исторг из груди рев и предпринял еще одну попытку отобрать «люминатор» у Чужака, но тот был невероятно ловким. Шмыгнув вбок, тварь размахнулась и ударила фонарем снова. Удильщик отпрянул. «Люминатор» пронесся мимо его головы.
Чужак наслаждался яростью Удильщика. А тот снова ринулся на него. Пальцы скользнули по штормовому костюму. Чужак подался назад, а затем каким-то невероятно быстрым движением прыгнул за его спину. Удильщик повернулся и рванул руками, но тварь провернула уже однажды сработавший трюк – зацепилась за пелерину пальто, повисла на нем, попыталась укусить.
Удильщик крутился на месте, тянул руки за спину, стряхивая Чужака, но тот вцепился как репьях. Мальчишка болтался из стороны в сторону, у уха скрипело кольцо фонаря…
Расстегнув пуговицы одну за другой, Удильщик сорвал с себя пальто. Оно упало на пол, но Чужак успел спрыгнуть.
Очередная попытка схватить его не увенчалась успехом.
Мелкая тварь казалась неуловимой и, словно кусок мыла, всякий раз выскальзывала в самый последний момент. Все усложнялось тем, что она то и дело пыталась ударить его фонарем.
Свет «люминатора» прыгал и дрожал, скользил по полу и окнам мостика. Удильщик вертелся, дергал руками, уворачивался от ударов в попытках уберечь «люминатор» от столкновения, но Чужак напрыгивал со всех сторон.