– Как собрались вылечить и меня?
– Верно. Но сперва расскажите нам, что знаете. От этого зависит множество жизней.
– Что будет со мной после того, как вы меня вылечите?
Доктор отошел от него и сел за свой стол.
– Мы решим это после, мистер Боттам, но ваша дальнейшая судьба зависит от того, насколько вы будете искренни. В любом случае времена вашего самосуда на берегу под прозвищем Удильщик закончены.
– Самосуд? – с презрением проговорил пленник. – Вы так это зовете?
– Вы взяли на себя роль мстителя в маске, мистер Боттам. Пять лет вы выискивали на берегу людей, которых считали заслуживающими воздаяния, и…
– Они заслужили!
– Я в этом не сомневаюсь. И я понимаю вас: порой невероятно трудно сдержаться, когда видишь несправедливость.
– Ничего вы не понимаете, – возразил Удильщик. – Вы не знаете Фли, не знаете о том, что там творится. По ту сторону канала нет полиции. Да даже если бы и была! Думаете, такие, как он, что-то сделали бы?!
Пленник дернул головой в сторону Хоппера, и тот что-то глухо забормотал, грозно шевеля бровями.
– Знаете, мистер Боттам, – сказал доктор Доу, – я приверженец строгих формулировок и всего лишь называю вещи своими именами. Кто-то говорит, что подобное – это навешивание ярлыков, но я ведь доктор. Взгляните на мой шкаф с лекарствами: все склянки в нем подписаны. Именно благодаря ярлыкам я знаю, с чем мне приходится работать. Я сейчас скажу одну вещь, которая, вероятно, оскорбила бы до глубины души тех, кто придает слишком большое значение собственной личности… кхм… некоей собственной «значимости» и «уникальности»: люди мало чем отличаются от этих склянок на полках. Будь моя воля, я бы многих подписал, чтобы ни у кого не возникало сомнений в том, кем они являются. Также я бы с радостью запер их в каком-нибудь шкафу, но, к моему глубочайшему сожалению, подобное вряд ли осуществимо.
– И как бы вы подписали себя?
– «Замечательный доктор, благовоспитанный джентльмен и человек, вынужденный мириться с нескончаемым людским невежеством».
Джаспер и констебль Хоппер, не сговариваясь, закатили глаза.
– Но сейчас мы говорим не обо мне, мистер Боттам, – продолжил доктор. – Прошу вас, будьте откровенны. И я обещаю, что сделаю все от меня зависящее, чтобы помочь вам.
– Что вы хотите знать? – спросил Удильщик.
– Для начала: зачем вы убили моряков с «Гриндиллоу? Лишь из мести?
– Это были не моряки. Почти все из них состояли в Братстве Чужих.
Доктор покивал. О чем-то подобном он и догадывался. Тем не менее он спросил:
– Как вы это поняли?
– Клеймо. У них на коже был знак Братства.
– Допустим, но вы сами сказали, что не все из них…
– Они знали! – Пленник в гневе тряхнул головой, и его длинные черные волосы колыхнулись. – Прекрасно знали, что происходит, и ничего не сделали, чтобы этому помешать. Весь экипаж «Гриндиллоу» участвовал в заговоре. Они убили моих брата и сестру, пытались убить мою няню. Убили бы и меня, если бы не Джоран Финлоу.
– А ваш отец?
– О, мой отец, – проскрипел Удильщик. – Человек, который решил убить своих детей… Он говорил, что не хотел этого, лгал, что и правда думал, будто отправляет нас на лечение, и якобы не отдавал приказа сбросить ящики в море – мол, он не представляет, что за флики были на борту. Разумеется, я не поверил ни единому его слову. Ваш племянник, доктор, почти угадал – в ту ночь все обстояло примерно так, как он и сказал. За некоторыми исключениями. Что бы вы ни думали, я не собирался убивать отца.
– Зачем же вы к нему пришли?
– Мне нужны были имена. За поставкой чернил в Габен стояло Братство Чужих, и я хотел узнать, как их можно найти. Впрочем, я не успел это выяснить – отцу стало плохо, и он рухнул замертво, а мне пришлось сбежать. След завел в тупик.
Эмоции на жутком лице Удильщика отличались от эмоций обычных людей – черные глаза были непроницаемы, острые зубы с каждым его словом сходились и расходились, будто перемалывая реплики, но пропитанный старой болью голос не оставлял сомнений – этот искаженный болезнью человек не лжет.
– Мистер Блохх, – тихо произнес доктор. – Что вы можете рассказать о нем?
Удильщик скривился.
– Мерзкий, пронырливый человек. Хлыщ, который продает угря в мешке. Я понял, что с ним нельзя иметь дел, как только встретил его. Около месяца назад Блохх вызвал меня на маяк при помощи фонаря. Я полагал, что сигнал подал Уолтер, но там был этот тип. Он сказал, что хочет помочь, предложил сделку.
– В чем именно она заключалась? – спросил доктор.
– Он пообещал мне помочь отомстить – якобы он знает того, кто был послан на «Гринлиллоу», чтобы убить нас. Но я не поверил, и тогда он сказал, что вернет няню Лилли. Это было невозможно – так мне казалось: Джоран рассказал, что ее сбросили за борт и она утонула. Я сообщил об этом Блохху, но он все отрицал – по его словам, няне удалось спастись, и все эти годы она провела в заточении на другом конце мира. Признаться, Блохх был весьма убедителен, и я почти поддался – уже был готов подписать договор, но то, что он потребовал взамен…
– Футляр с буквой «М», – вставил Джаспер, и Удильщик бросил на него скользящий взгляд.
– Что в футляре, мистер Боттам? – спросил доктор Доу, но Удильщик демонстративно щелкнул зубами.
– Это уже неважно. Блохх получил то, что хотел…
– Что в футляре, мистер Боттам? – жестким голосом повторил доктор.
– Изобретение Мраккса. Сыворотка. Не имеющее аналогов средство, подавляющее бой часов для… таких, как я.
Хоппер непонимающе уставился на доктора. Тот помрачнел. Джаспер крепко сжал в руке карандаш, который по-прежнему держал.
– Если ему нужна такая сыворотка, – предположил мальчик, – значит, он хочет передать ее какой-то твари из Ворбурга?
– Все намного хуже, Джаспер. – Удильщик кивнул, и доктор продолжил: – На основе того, что было в футляре, Блохх может сделать больше сыворотки. А это значит, что он способен предоставить всем тварям из Ворбурга защиту от едва ли не единственного, чего они боятся.
– Он хочет… Что? – недоуменно спросил Хоппер. – Привезти сюда больше таких же уродов, как тот, из коляски Няни?
– Мы не знаем точно, чего он хочет, мистер Хоппер. Но подобное возможно. Я только не могу понять, зачем ему это. Блохх решает затруднения и предоставляет услуги, заключает договора…
– Он заключил договор с кем-то из Ворбурга! – воскликнул Джаспер.
– Надеюсь, что так, – сказал доктор.
– Вы надеетесь?! – изумленно спросил констебль.
– Я надеюсь, что по другую сторону от предполагаемого договора кто-то конкретный из Ворбурга. Хуже, если это сам Ворбург.
В кабинете поселилась тишина. Доктор раздумывал, Хоппер не знал, что и думать, а Джаспер боялся. В эти мгновения он испытывал такой страх, какого не испытывал ни разу во время своего путешествия во Фли.
Натаниэль Доу нарушил молчание:
– Вы ответили отказом Блохху, мистер Боттам. Как он отреагировал?
– Сказал, что разочарован, но отметил, что понимает мое недоверие. И предположил, что я стану сговорчивее, когда он вернет няню Лилли. Назвал это… как он выразился?.. залогом в доказательство своей честности.
– И потом Няня вернулась, – подытожил Джаспер.
– Блохх сказал, что сообщит, когда она сойдет на берег. Все так и произошло. Я отправился в гостиницу «Плакса». Няня Лилли ждала меня там. Это была она и… в то же время не она. За все эти годы она совсем не изменилась. Она больше не была человеком.
– Как ей удалось спастись? Что она вам рассказала?
– Ее история зияла пробелами – няня Лилли и сама мало что помнила. Но все дело было в некоем судье. Этот судья и семь его детей поднялись на борт «Гриндиллоу» в одном из портов на пути его следования. Судья был вдовцом, и дети совершенно его не слушались – они были проказливыми и непоседливыми, но няне Лилли как-то удалось их обуздать. Она сказала, что ей стало жаль этого бедолагу-отца, и она решила помочь ему из благих побуждений. Судья был впечатлен тем, что она смогла приструнить маленьких безобразников и предложил ей работу в его доме. Говорил, что она – настоящее сокровище и что он искал именно ее. Его дети тоже умоляли мисс Лилли стать их няней, но она отказалась, ведь у нее уже были воспитанники. Судья сделал вид, что понимает. Тем не менее в благодарность за помощь с детьми он угостил ее чем-то – какой-то заморской сладостью, похожей на сушеный виноград. Именно эта «сладость» няню и заразила. В тот миг, как она проглотила ее, она стала меняться. А потом произошло то, что я представлял все эти годы: Роджера и Талию сбросили за борт. За ними сбросили и няню Лилли. Что произошло дальше, она помнила обрывочно. Из воды ее вытащили семь тварей, похожих на спрутов. Схватив няню, они догнали «Гриндиллоу» и заволокли ее на борт, а потом притащили в каюту судьи. Тварями оказались его дети. Няня была в ужасе после пережитого и могла думать только о своих воспитанниках, но судья сказал, что теперь ее это беспокоить не должно – мол, ее ждет новая работа. Няню усыпили и засунули в большой чемодан. Пришла в себя она уже на берегу. Судья подчинил ее волю, сделал покладистой и безропотной. Вместе с ней и детьми они отправились в Ворбург, и там, на пустошах, в доме судьи она и провела пятнадцать лет, пока не очнулась на борту парохода, везшего ее обратно в Габен.
– А как она попала в тюрьму? – спросил Джаспер.
– Что? – удивленно глянул на него Удильщик. – Какая еще тюрьма? Все эти годы мисс Лилли провела в доме судьи, лишенная разума и памяти, – присматривала за его детьми.
– А что насчет монстра в коляске? – поинтересовался доктор.
– До того, что я услышал в этом кабинете, я не знал ни о каком монстре. Няня сказала, что коляска пуста и что она как-то поможет ей отомстить. Мы покинули «Плаксу» и направились в Тремпл-Толл. Я расспрашивал ее, пытался выяснить, кто виновен в убийстве Роджера и Талии, но она и сама не знала – Блохх предоставил ей три имени, и этим человеком мог быть один из них.