Он замолкает. Рассматривает меня несколько секунд, а потом садится напротив и подается вперед. А у меня мысли скачут в голове, как блохи. Хаотично мечутся по всей черепной коробке, пока я пытаюсь заново осознать, во что меня втянули.
— Если ты будешь молчать — проживешь дольше. Я тебя успею найти. В твоем браслете трекер и прослушка. Откроешь рот — тебя пристрелят.
— Для чего все это? — шепчу я, — зачем? Все было подстроено с самого начала? Ты знал, но молчал? Издевался надо мной просто так?
— Все это было подстроено. Не мной. Твоей сестрой и ее любовником по имени Андреа Торегросса, — криво усмехается Амир, — тут другого порядка игры. Ребенка тебе подкинули не просто так. И я над тобой не издевался. Не гони, Рита.
— Ты меня укусил. Угрожал пистолетом. Приказал увезти Вову, цитирую “куда-нибудь поглубже”, — произношу я, — заставлял переодеваться при тебе. Держал в полном неведении. Я просто сходила с ума. Это не издевательство?
Он снова смотрит на меня молча, сверлит взглядом, который пробирает меня до самого нутра.
— Тебе было уготовано умереть, Рита, — медленно отвечает он мне, — ты была в моем полном распоряжении. Я мог бы сделать с тобой все, что угодно, как с вещью. И не понести наказание. Я реально хреново с тобой обращался, учитывая это всё? Ответишь на вопрос?
Я закрываю лицо ладонями. После его слов боль разъедает меня изнутри. Моя жизнь настолько ничтожно значима, что мне кто-то отвел роль вещи. Неодушевленного предмета. Это еще хуже, чем просто терпеть плохое отношение, думая, что играешь роль для того, чтобы Амир нашел блудную жену. Просто сбежавшую женщину.
— Ты отстойное время выбрала, чтобы рыдать. Потом поплачешь.
— Замолчи, — выдавливаю я, — я тебе не робот.
— Давай соберись. Потом порыдаешь, говорю. Подставлю тебе плечо, или чего там удобнее будет.
Я убираю руки от лица и выдыхаю протяжно. Нет, я не успокоилась, но должна же я выслушать остальные вещи?
— Зачем это Мирославе? — спрашиваю я, — зачем ей меняться со мной? И при чем тут ее любовник?
— Ты запомнила, что я тебе сказал? Остальное тебе знать необязательно.
— Амир!!! — кричу я, — ты издеваешься?!
— Я тебе задал вопрос, Рита.
— Боже, — выдыхаю снова я, — да, я запомнила.
— Повтори, — Амир делает жест рукой, а меня начинает трясти от ярости.
— Браслет не снимать, твоей жене ничего не говорить. Это все?!
— Молодец. С Торегросса у нас давние терки. Мечтает он мне поднасрать, спит и видит, как я дохну. А если меня вальнут — все достанется твоей сестре и Тимуру. Допираешь, Рита?
— Она… — выдавливаю я, — вернется. И получит наследство. Они с Андреа преследуют общую цель и поэтому спелись.
— Догадливая, молодец. Торрегросса давно уже пасут спецслужбы. В этот раз я решил помочь им, — усмехается Амир, а я холодею. Так вот что значит “поговорить без лишних свидетелей”. Нас, видимо, прослушивали и следили за нами сутками, — я тебе говорил “меньше будешь знать — уйдешь живой”. Посидела бы дома, не высовываясь, помычала бы на допросе, рассказывая про день сурка — и все было бы нормально. Но у тебя все через жопу, Рита. Теперь либо я оставлю тебя у себя, либо сольют тебя, как лишнего свидетеля.
— Мне что, тебе женой стать, что ли? — пораженно произношу я. Сердце уже бьется у горла. После таких новостей, — или любовницей? Я не смогу. Всю жизнь не смогу жить так, как эти дни. У меня нет другого выхода?
— Есть, — пожимает Амир плечами, — можешь помереть.
— Ты невыносим. Мирослава из-за этого от тебя сбежала к этому Андреа?
— Нет, — он отвечает мне мрачным и давящим взглядом, — еще один такой вопрос — и ты не сможешь сесть на задницу, Рита. Я отвечу: мне сообщили о ее измене. Ей пришлось бежать. Иначе я бы ее закопал. Учти это, Рита. Если выберешь вариант “остаться в живых”. Уйти с кем-то другим ты потом не сможешь. До конца жизни останешься со мной.
Я молча смотрю в сторону. На меня только что опрокинули ушат информации. Я должна разложить ее в голове, потому что не могу даже нормально соображать сейчас.
Он поднимается с дивана.
— Это всё. У тебя есть время подумать.
Эпизод 44
Я благодарна ему, что он дает мне время подумать в одиночестве. Стоит только Амиру уйти, как я падаю на диван, вытягиваю ноги и смотрю в иллюминатор напротив, на бесконечное, голубое небо.
В конце концов, меня накрывает апатия. Боль уходит, оставив после себя равнодушную пустоту, а мысли в голове текут абсолютно холодно и спокойно, начиная выстраиваться в понятную картину.
Что толку сейчас с моих переживаний? Бабушка любила говорить “все перемелется — мука будет”. Сколько раз мне казалось, что все ужасно, что я никогда не смогу жить, как прежде, и сколько же раз потом я смеялась над своими переживаниями, потому что выход можно найти почти из любой ситуации.
Я не больна, пока никто не приставил пистолет к моему виску… все будет плохо, только если я умру. Вот там я точно уже не смогу ничего исправить. Но ключ к моему выживанию — Амир. Доверять ему сложно. Очень сложно, несмотря на то, что я откровенно говоря понимаю — он действительно может вытащить меня из этой задницы. У него хватит власти. Мне предстоит нырнуть в эту пропасть с закрытыми глазами, надеясь, что меня согласятся поймать.
Я медленно облизываю губы, все еще ощущая покалывание — отголоски поцелуя. На них остался вкус Амира. Какой-то гель, которым он, видимо, умывался с утра — на языке чувствую горьковатые нотки.
“Давно хотел сделать две вещи”… - звучит в голове та фраза. Он неравнодушен ко мне? Я бы не хотела, чтобы он видел во мне просто неплохую и удобную замену своей жены.
Такие люди, как он, просто так не станут предлагать остаться с ними рядом навсегда. Но я не знаю, как смогу с ним жить. Мы даже не говорим. У меня не было возможности узнать его поближе, потому что он только и делает, что отдает приказы и показывает себя с самой плохой стороны, вызывая ненависть, как это случилось в тот день, когда он приказал избавиться от Володи. Не оставляет ни шанса создать между нами хотя бы дружеские отношения. Хотя бы!
И я… я не умею управлять такими мужчинами. Сашка — умеет. Она говорила мне “эти мужчины любят женщин, которые не навязываются. Не выскочек. Бабы с золотыми мозгами им тоже не нужны. Они ищут удобных, и только”. Будь милой, тихой, умей просить и намекать. Разве я так смогу? Притвориться ненадолго — да, а всю жизнь жить в роли покорной куклы — вряд ли.
Я встаю с дивана, понимая, что мне пора перестать отсиживать зад и копаться в своих мыслях. Времени осталось немного. А я не хочу больше ошибаться. На кону моя жизнь, поэтому я должна сегодня сыграть по правилам.
Когда я возвращаюсь обратно, Амир даже не поднимает на меня взгляд. Он сидит в кресле, опирается локтями на стол и вертит на нем бутылку с водой, будто бы рассматривая надписи.
Я снова смотрю на шрам, расчерчивающий руку, на сбитые костяшки, и поражаюсь в очередной раз — какие же мы с ним разные. Он сильный, жестокий, деспотичный. Я обычная девушка. Буквально девушка с улицы, без крутого образования, с достаточно серым и незаурядным бэкграундом. И “останешься до конца жизни со мной?”…
Я сажусь в кресло напротив. Браслета уже на столе нет — видимо, его куда-то спрятали.
— Я согласна, — произношу я. Не верю, что это сказала. Но ведь выхода-то нет.
Амир будто бы даже не слышит, продолжая мучить бутылку. Я протягиваю руку и забираю ее. Просто хватаю и придвигаю к себе, а Амир приподнимает бровь и смотрит на меня скептически.
— Чего ты от меня хочешь?
— Я сказала, что согласна, — повторяю я, а он хмыкает.
— Отлично.
— И всё? Ты не хочешь больше мне что-нибудь рассказать, предупредить о чем-то? Мне страшно, Амир.
— Нет, — усмехается он, — я тебе все сказал. И я тебе слабо верю. Не факт, что через полчаса ты решишь, что умнее будет сбежать от меня через окно или попробовать договориться со своей родственницей.
Я чувствую, как у меня закладывает уши. Самолет снижается, а значит, у меня осталось совсем мало времени.
— Я тебе тоже слабо верю, Амир, — медленно произношу я, — однако, ты мог бы просто попробовать развеять мои страхи. Раз уж я согласилась… провести с тобой жизнь.
Ему что, серьезно плевать? Что согласилась, что отказалась….
— Пристегнись. Самолет садится, — абсолютно спокойно произносит Амир, а я сжимаю зубы, и пристегиваю себя ремнями. Откидываюсь на кресло и закрываю глаза, чувствуя волны раздражения. Прибью. Господи, ну какой же сложный человек.
Мы садимся в полном молчании. Молчу я, и когда мы спускаемся по трапу. Я вдыхаю воздух Италии полной грудью — боже, он даже пахнет по-другому. Хотя, это ведь всего лишь воздух. Солнце еще высоко, хотя, вот-вот должно начать клониться к горизонту. Я в другой стране. Впервые. Точнее, по факту это не я, а Мирослава — ведь у меня даже загранпаспорта не было. Ни к чему он был мне.
Мы направляемся к белому автомобилю, который нас ждет. С каждым шагом сердце начинает биться быстрее. Я все ближе и ближе к развязке всей этой ситуации с моей сестрой, Амиром и Андреа. Становится все страшнее и страшнее, и даже нервы будто превращаются в натянутые канаты, гудящие от напряжения.
На талию неожиданно ложится рука. Амир скользит ладонью чуть выше — она оказывается прямо под грудью, там, где бьется сердце.
Я даже не против сейчас. Пусть держит меня так весь вечер! Пусть план сорвется, никто меня не украдет, мы улетим обратно, и все решится как-то проще, чем было задумано!
Он чувствует, наверное, это нервное биение, и я слышу его голос:
— Расслабься.
— Не могу, — шепчу я, — не могу отвлечься. Сделай хоть что-нибудь. Обнадежь меня чем-нибудь.
— Я знаю только один способ сбросить напряжение, Рита.
— Нет, — качаю я головой, — алкоголя мне только не хватало. Мне нужна ясная голова.
Я слышу ироничную усмешку в ответ. Больше Амир не произносит ничего, потому что мы подходим к машине, садимся в нее и уезжаем из аэропорта. В машине Амир берет меня за руку, и снова защелкивает на запястье тот самый браслет. Потом включает телефон.