Я совершенно не понимаю, почему она так спокойно называет Амира по имени, и даже не уходит, как делала предыдущая нянька. Словно она тут хозяйка.
Мне становится некомфортно, несмотря на то, что это, возможно, последние минуты, когда я вижу Тимура. Они ведь останутся у меня в воспоминаниях на всю жизнь. Теперь там смешается боль от расставания и еще какая-то странная, затаенная боль.
Я не хочу расставаться на этой ноте, но и выгнать девушку не могу. Я тут никто.
Я притягиваю к себе Тиму и крепко его обнимаю. Мы с Мирославой близнецы, но, видимо, именно мне по ошибке отдали всю любовь к детям. Ее слишком у меня много. Настолько, что даже чужого ребенка я люблю почти как собственного. Мирослава же такого чувства совершенно лишена.
— Будь счастлив, малыш, — тихо произношу я ему на ушко, а на глазах выступают слезы. Не могу поверить, что сейчас я уйду и все. А он останется здесь.
Тима обнимает меня в ответ.
— Люблю мам, — выпаливает в одно слово он, и мои нервы сдают окончательно. Я целую его в щечку, выпрямляюсь и выбегаю из детской. Почти ничего не вижу из-за тумана в глазах.
У меня появляются сомнения, что мое решение уехать будет правильным.
Эпизод 57
Почему-то я возвращаюсь в комнату, которая принадлежала Мирославе, а не обратно к Амиру. Я медленно прохожу по ней, провожу пальцами по вещам в открытом шкафу, и смотрю, как за окном под фонарем танцуют маленькие мотыльки.
Я слышала, как Тима плакал, когда я ушла. Я предала его, и предам еще раз, просто исчезнув из его жизни. Это разумно и нормально — уйти, потому что я не его мать, и не обязана положить свою жизнь ради его благополучия. Так говорит разум, но сердце с ним никак не может согласиться.
Правильнее уехать, начать новую жизнь. Выйти замуж, родить своего малыша… и потом вспоминать, как предала маленькое сердечко другого, который считал меня мамой. Ему два года, может, он и не запомнит меня? А если, все же, запомнит? Бывает ведь и такое.
— Черт, Амир, — вырывается у меня вслух, — будь ты менее сложным человеком, я б хоть другом тебе осталась. Придумали бы что-нибудь. Притворились. Может, потом и любовь бы появилась между нами…
Вздохнув, я оглядываюсь на дверь. Амир любит появляться внезапно, но в этот раз мои реплики он не услышал. А я уже настолько устала думать об этом, что разговариваю сама с собой вслух.
Ну да, зачем ему подглядывать. Тут, в доме, есть красивая нянька. Красивее предыдущей.
Я скептически фыркаю. Бесцельно пошатавшись еще минут десять и погоняв в голове одни и те же мысли, я решаю уйти из комнаты. Хочется вернуться в детскую и еще раз взглянуть на Тимку. Может, тогда чаша весов склонится однозначно к какому-нибудь решению?
Перед дверью я сталкиваюсь с Амиром, который аккуратно запихивает меня обратно и заходит сам. Искал, что ли? Или просто решил зарулить в место, где обитала его бывшая жена?
— Чего не вернулась-то? — спрашивает он, — и чего слезы льешь?
Я хватаюсь растерянно за лицо. Нет, оно не мокрое. Неужели до сих пор опухшее от слез?
— Нянька сказала? С ней болтал? — хмыкаю я. Как бы я не пыталась скрыть свои эмоции, но они все же прорываются, и Амир, видимо, их замечает.
— Ревнуешь, Рита?
— Боже, вообще ни капли, — я поднимаю на него взгляд, — глупость какая. Я все равно уезжаю.
— Действительно глупость, — усмехается Амир, — тем более, она мне сестра.
Ох, дьявол. Мое сердце делает странный кульбит в груди. Будто бы падает после слов Амира вниз, и неожиданно подскакивает, радостно забившись. Ну почему я такая? Чему я радуюсь? Ведь кроме няньки есть еще много “но” в наших отношениях…
— Да? — бормочу я, — понятно. Она красивая очень.
Ну почему я об этом даже не подумала? Они ведь действительно чем-то похожи. Те же темные волосы, темные глаза, прямой нос… и у сестры Амира хоть и очень пухлые губы, но формой они все равно похожи…
— Рита, — произносит Амир, оставив меня стоять и думать о своей недогадливости. Он начинает обходить меня, по кругу, — что у тебя в голове, женщина? Ревнуешь ведь. Плачешь из-за ребенка. Но уйти все равно готова. Убегаешь, даже не поговорив.
Я молчу. Говорить ведь мне придется много. С ним это вообще возможно? Придем ли мы к какому-нибудь консенсусу?
Ладони Амира неожиданно ложатся мне на плечи и сжимают их.
— Обещание свое я выполню, Рита. Уедешь, если хочешь, — произносит он мне куда-то в макушку, — но я-то буду знать, где ты. Все равно тебя найду рано или поздно. Свободной легче решения принимать, только стоит столько времени терять?
Во рту у меня пересыхает от волнения.
— Найдешь? Зачем тебе это? — спрашиваю тихо я, а Амир хмыкает.
— Угадай с трех раз.
— Амир, — я разворачиваюсь в его захвате и смело смотрю ему в глаза, — я не хочу угадывать. Ты ведь даже не говоришь со мной почти. Просто отговариваешься короткими фразами, как вот сейчас. Даже когда я спрашиваю тебя, о том, что происходит вокруг меня, вокруг нас, а ты всё скрываешь. Так жить сложно.
— Мое отношение к тебе и так понятно, нет разве? Что об остальном — я не буду с тобой обсуждать мужские дела. Зачем тебе эта грязь? — парирует спокойно Амир, — никогда. Обо всем другом можем разговаривать. Есть много других тем.
“В этом-то и проблема” — думаю невесело я, — “муж и жена ведь должны поддерживать друг друга. Знать о проблемах, чтобы они стали общими. Чтобы было доверие”.
Амир неожиданно отпускает меня, убрав руки.
— По глазам твоим вижу — ничего сейчас не решишь. Собирайся, Рита. Денег я тебе дам за все, что пережила. Глотнешь свободы полной ложкой, — он усмехается.
В душе снова поднимается смятение, но я киваю. Так, наверное, будет лучше.
— Но, если Тима будет плакать… — начинаю я, а Амир меня перебивает.
— Рита, это уже будет не твое дело.
Он уходит, а я провожаю его спину взглядом. Вот так — раз и закрылся. Всё. Дела его семьи — не мои, раз я должна уехать. Даже ничего сказать не дал. Не попрощался напоследок.
Я медленно поднимаю взгляд на зеркало напротив. Вот и все. Настало время навсегда попрощаться с образом Мирославы. Как я и хотела. Как и мечтала.
В сердце снова будто колет острая игла, но я, взяв себя в руки, выхожу из комнаты. Наверное, в последний раз.
Месяц спустя.
— Маш, подкинуть тебя до дома? — спрашивает мужской голос рядом со мной. Я сначала не отвечаю. Только когда кто-то трясет меня за плечо, я внезапно вспоминаю, что я Маша Петрова, и вроде как должна отозваться. Спохватившись, я поворачиваюсь на стуле и смотрю на блондинистого парня в рубашке и брюках, который улыбается мне.
— Ой, Миш, спасибо. А то там на остановке вечно какие-то личности странные торчат, — киваю я.
Первый месяц моей обычной жизни уже подходил к концу. Как и мой испытательный срок на работе, на которую я устроилась практически за пару дней, только бы меня не жрали мысли о Тимуре и Амире.
Он даже не отвез меня тогда. Поручил это своим ребятам. Мне казалось, что он просто разрубил таким образом между нами узел, который связала судьба, больно и наживую. Не дал возможности мне передумать.
Если Амир считает, что я должна пожить свободной, чтобы уложить все в своей голове по полочкам — значит, так тому и быть. Я никогда не смогу решить мысленный конфликт без этой передышки. Мне действительно казалось, что она была нужна мне, но…
На самом деле, как бы я не пыталась вернуться к обычной жизни, мыслями я была от нее далеко.
Мне казалось, что стоит только оказаться на свободе, как спадет какая-то пелена с глаз. Наши отношения с Амиром были не сильно нормальными. Начались они крайне странно. Я думала, что как только я дистанцируюсь от него — и всё откроется для меня в другом свете.
Но пока я ясно поняла только одно: Амир был просто другим человеком. Будь он тираном, который хотел бы сломать меня — он бы воспользовался моим смятением из-за Тимки, и я бы осталась рядом с ним. Вероятно, он действительно деспотичен в отношениях — ну да что с него взять? Мы воспитывались в разных культурах. Деньги у него водились не за мягкий характер — это точно.
Я, поняв, что в очередной раз задумалась о прошлом, выключаю компьютер и забираю со стола маленькую сумочку перекинув через плечо. Улыбаюсь вежливо Мишке — нашему программисту. Ничего больше, кроме вежливости. Мишка слишком похож на моего бывшего мужа. Такая внешность вызывает у меня аллергию. И я не готова сейчас заводить какие-то отношения.
— Поехали, — произношу я. Подхожу к двери и с усилием толкаю ее, а Мишка плетется следом. Ловлю себя на мысли, что он даже не придержал дверь. Не помог. А у нее тут что-то с пружинами, открывается она с большим трудом. Но Мишке, видимо, нормально, что женщина пыжится, напрягаясь.
— Мань! — меня ловит в коридоре секретарша с ресепшена. Миленькая брюнеточка. Катя. Мы как-то совсем быстро с ней нашли общий язык, и даже начали по-приятельски общаться, — мы в субботу вечерком с девочками хотим пойти в кафе. С нами потопаешь?
— Давай, — киваю я, — позвонишь, чтобы предупредить?
— Ладно, — она бросает взгляд на Мишку, который торчит за моей спиной, и подмигивает мне, — хорошей тебе ночи, — шепотом произносит она, и, хихикнув, убегает.
Она что, считает, что моя крепость сегодня падет перед ним? Я скептически хмыкаю. Почему-то все девчонки думают, что я отхватила себе лакомый кусок. Симпатичный, на фитнес ходит. С телом все в порядке. Еще и зарабатывает очень хорошо — из бухгалтерии шепотом доносят о примерном размере зарплаты программистов. Не мужик, а сказка. Только мне Миша казался каким-то птенцом неоперившемся. Так, паренек, еще не доросший до мужчины.
И то, что он первым залетел в свой “Ауди”, забыв открыть мне дверь — мои мысли подтверждало.
Вздохнув, я сажусь на переднее сиденье и пристегиваюсь. Миша включает радио.
— Может, посидим где-нибудь? — предлагает он, — не хочешь поесть? Я б перекусил. С утра желудок болит. У меня так всегда, если нормально не поем. Мать говорит, что жениться мне пора, чтобы не голодать, — он весело смеется, а у меня сами по себе скептически поджимаются губы, — ты умеешь готовить, Маш?