Мы проехали несколько деревень, каждая из которых была похожа на картинку из учебника истории. Я останавливался у местных жителей, спрашивал у них про Люсю Петрову. Они смотрели на меня с таким недоумением, словно я спрашивал дорогу на Марс.
— Ой, да тут таких Люсек в каждом доме по три штуки! — сказала одна бабушка в цветастом платке, которая сидела на лавочке и вязала носок размером с валенок.
Я начинал отчаиваться. Мои поиски были похожи на поиск иголки в стоге сена. В очень, очень большом стоге сена, размером с небольшой район.
И тут, когда я уже начал думать, что это безнадежно, я увидел ее.
Она сидела на крыльце маленького домика с покосившимся забором и смотрела куда-то вдаль пустым, потерянным взглядом. Ее обычно румяные щеки были бледными, плечи поникли, и даже издалека было видно, что она плачет. Мое сердце буквально остановилось, а потом забилось с удвоенной силой.
Мое сердце сжалось от боли при виде ее страданий. Я медленно вышел из машины, стараясь не напугать ее внезапным появлением.
— Люся, — прошептал я, и мой голос прозвучал охрипшим от волнения.
Она вздрогнула, как будто ее ударило током. Подняла голову, и я увидел ее лицо. Ее глаза, эти огромные голубые блюдца, которые я так любил, были красными и опухшими от слез. Она посмотрела на меня, потом на выскакивающую из машины Анютку, потом снова на меня. В ее взгляде читались удивление, недоверие, боль и что-то еще, что я не мог расшифровать.
— Максим Игоревич? — прошептала она, и ее голос дрожал. — Вы... вы что здесь делаете? Как вы меня нашли?
— Я приехал за тобой, Люся, — сказал я, делая осторожный шаг к ней. Мой голос, к моему удивлению, прозвучал нежно, без привычных ноток сарказма или высокомерия. — За тобой и за нашей семьей.
Анютка, не обращая внимания на взрослые сложности, выскочила из машины и бросилась к Люсе с радостным криком.
— Люся! — воскликнула она, обнимая ее. — Я так скучала! Папа всю дологу говолил, что ты самая лучшая! И мы плиехали тебя спашать!
Люся обняла Анютку и заплакала еще сильнее. Но теперь в ее слезах было что-то другое – не только боль, но и облегчение.
Я подошел ближе и присел на корточки перед ней, чтобы быть на одном уровне.
— Люся, — сказал я, и мой голос дрожал от переполнявших меня эмоций, — я... я все понял. Лиза... То, что ты видела... это ничего не значило. Мы с ней разведены и сходиться я не собираюсь. Пусть едет в свой Лондон. Я... я люблю тебя, Люся. Безумно, безнадежно, навсегда.
Люся подняла на меня глаза, полные слез.
— Я... я видела, как вы целовались. И поняла, что я... что я никто. Что я просто наивная дура, которая поверила в сказку.
— Нет! — резко сказал я. — Не смей так говорить о себе. Ты не дура. Дурак – это я. Я, который позволил этой змее войти в нашу жизнь. Я, который не сказал тебе сразу, что люблю. Я, который чуть не потерял самое дорогое в своей жизни из-за собственной гордости.
Я взял ее за руки. Они были холодными и дрожали.
— Выходи за меня замуж, Люся, — сказал я, глядя прямо в ее глаза. — По-настоящему. Потому что ты сделала мою жизнь настоящей. Потому что рядом с тобой я не олигарх Максим Гром, а просто человек, который умеет быть счастливым.
Люся смотрела на меня, и в ее глазах медленно появлялась надежда.
— Но я же... я же толстая. Неуклюжая. Деревенская. Я не знаю, как себя вести в вашем мире.
Я улыбнулся.
— Ты не толстая – ты моя пышная фея! Ты добрая, искренняя, умеешь любить просто так. А я вредный, циничный и богатый. Идеальная пара, не находишь?
Анютка, которая внимательно слушала наш разговор, вдруг захлопала в ладоши.
— Ула! — воскликнула она. — Теперь мы точно будем мифутской семьей! И злая мама Лиза больше не велнется!
Я обнял Люсю, чувствуя, как она постепенно расслабляется в моих объятиях. Я нашел ее. Нашел свое счастье. В этой маленькой деревне, на крыльце покосившегося домика, в объятиях самой настоящей, самой прекрасной женщины на свете.
___________
Приглашаю вас в еще одну мою книгу, НОВИНОЧКУ.
ДВА МАЛЕНЬКИХ БАНДИТА ДЛЯ ЕГЕРЯ НИКИТЫ! СКИДОЧКА!
Когда московская мамочка Валя с шестилетними двойняшками Ромой и Катей отбивается от туристической группы и заблудившись попадает к домику угрюмого егеря Никиты Ивановича, начинается настоящая война миров! Он — бывший военный, двадцать лет прячущийся от людей в лесной глуши. Она — городская принцесса, которая боится каждой букашки и требует немедленной эвакуации с GPS-навигатором. Но пока взрослые ругаются — она считает его опасным дикарем, он ее истеричной мамашей — дети уже решили все за них…Но разве в Тайге все бывает так просто?
ХЭ, приключения и много позитива. Ну и два маленьких бандита
Глава 11
Ой, да разве ж это не счастье? Моя маленькая мифутка, которая так быстро приняла меня, словно я была ее родной душой, а не няней с таким простым прошлым.
Новости о нашей свадьбе разлетелись по деревне со скоростью лесного пожара. Причем, как всегда в деревне, информация передавалась с искажениями, достойными игры в испорченный телефон. Сначала говорили, что приехал какой-то богач. Потом – что он миллионер. К вечеру он уже стал миллиардером, а к утру следующего дня – чуть ли не президентом какой-то африканской страны.
Бабушки на лавочках шептались, словно планировали государственный переворот, дедушки чесали затылки и обсуждали, не пора ли им тоже жениться на богачках, а деревенские парни смотрели на Максима Игоревича с таким же недоумением, с каким я смотрела на его умную технику. Олигарх женится на Люсе Петровой! Да разве ж это не сенсация? Это же как если бы Илон Маск вдруг решил жениться на доярке!
— Люся, — прошептала соседка тетя Клава, подбежав ко мне, когда я развешивала белье, — а правда, что он из Москвы? А правда, что у него три машины? А правда, что он может купить всю нашу деревню?
— Да, тетя Клава, — отвечала я, вешая простыню, которая была размером с парус небольшой яхты. — Из Москвы. И машин у него, наверное, больше трех. А насчет деревни… я не спрашивала.
— Ой, Господи! — тетя Клава даже присела от волнения. — А он… он нормальный? Не псих какой? Просто у богатых часто крыша едет!
Ой, да разве ж это не деликатность? Я чуть не подавилась прищепкой.
Моя мама, которая сначала была в шоке, потом плакала от счастья, а потом снова была в шоке, когда узнала, что Максим Игоревич – это тот самый олигарх, которого показывают по телевизору в программе "Самые богатые люди России", тут же начала готовиться к свадьбе. Ой, да разве ж это не стихийное бедствие? Деревенская свадьба с олигархом – это вам не просто так! Это же целое событие, которое войдет в историю деревни наравне с тем случаем, когда в 1987 году корова Манька родила двойню!
— Люся, дочка, — причитала мама, носясь по дому как угорелая, — нам же стол накрыть надо! А что если он привык к икре? А что если ему наша еда не понравится? А что если…
— Мам, успокойся, — говорила я, пытаясь ее остановить. — Он же согласился на деревенскую свадьбу. Значит, знает, на что идет.
Максим Игоревич, тем временем, пытался освоиться в деревне. Ой, да разве ж это не комедия достойная "Оскара"? Он, человек, который привык к пятизвездочным отелям и личным поварам, который, наверное, последний раз видел живую корову в зоопарке лет двадцать назад, теперь должен был жить в моем маленьком домике, где туалет на улице (и это целое приключение зимой!), а вода из колодца.
Первое утро было… незабываемым. Я проснулась от громкого, возмущенного рыка, который больше походил на рев раненого льва, чем на человеческий голос. Выглянула в окно и увидела картину, достойную кисти Репина: Максим Игоревич стоял посреди двора, в своем дорогом костюме, который, наверное, стоил как наш дом, и смотрел на корову. Корова, по кличке Буренка, смотрела на него с таким же недоумением, и я клянусь, в ее коровьих глазах читалось нечто вроде: "И кто этот странный тип в дорогой одежде?"
— Это… это что? — прорычал он, указывая на Буренку дрожащим пальцем, словно она была инопланетным чудовищем. — Это… это корова? Она… она такая большая! И… и воняет! Боже мой, как она воняет!
Ой, да разве ж это не смешно? Человек, который управляет компаниями с миллиардными оборотами, в панике от встречи с коровой! Он же никогда в жизни не видел настоящей коровы! Он же привык к тому, что молоко появляется в красивых пакетах из дорогих магазинов, а стейки приносят на серебряных тарелках!
— Это Буренка, Максим Игоревич, — сказала я, выбежав во двор и пытаясь сдержать смех. — Она наша кормилица. Она дает молоко. Свежее, настоящее молоко, не из пакета. Мы ее доим руками. Сами.
Его лицо было напряженным, брови нахмурены, а в глазах читалось нечто вроде ужаса.
— Ясно, — пробурчал он, отступая на безопасное расстояние от Буренки. — Значит, это… ручная работа. А у вас нет какой-нибудь… автоматической доильной машины? С компьютерным управлением? Может, роботизированной?
Ой, да разве ж это не гениально? Автоматическая доильная машина для Буренки! Я чуть не упала от смеха. Представила себе, как Буренка стоит подключенная к каким-то проводам, а рядом мигает компьютер.
— Нет, Максим Игоревич, — сказала я, вытирая слезы смеха. — У нас все по старинке.
Он покачал головой.
— Удивительно. Век технологий, а вы до сих пор… руками. Надо будет подумать об автоматизации процесса.
Потом он пошел в огород. Ой, да разве ж это не катастрофа библейских масштабов? Он, человек, который привык к ухоженным газонам, подстриженным под линейку, и дизайнерским клумбам, которые стоят как автомобиль, теперь должен был видеть наши грядки с картошкой, морковкой и свеклой. Обычные, земляные, с настоящей грязью под ногтями!
— Это… это что? — прорычал он, указывая на грядку с картошкой, словно увидел место преступления. — Это… это грязь? И… и что это за палки торчат?
— Это картошка, Максим Игоревич, — терпеливо объяснила я. — Она растет в земле. Представляете? Прямо в грязи! А палки – это для того, чтобы ее подвязывать, когда она вырастет.