Он присел на корточки, разглядывая грядку, словно изучал какое-то чудо природы. — Удивительно.
Я показала ему, как копать картошку. Дала ему лопату – самую обычную, деревенскую, без всяких наворотов. Он взял ее, словно это был какой-то инопланетный инструмент, покрутил в руках, попытался понять принцип действия.
— И что с этим делать? — спросил он, держа лопату как меч.
— Копать, — сказала я. — Вот так. — И показала.
Его первая попытка была… незабываемой. Он размахнулся, как бейсболист, и попытался ударить лопатой по земле. Но рассчитал силу неправильно, потерял равновесие и… Бах! Упал. Прямо в грядку с картошкой. В дорогом костюме. В итальянских туфлях. Весь в грязи.
— Поздравляю, Максим Игоревич, — сказала я, протягивая ему руку и еле сдерживая смех. — Вы освоили новую профессию. Земледелец. Правда, пока что больше похоже на камикадзе от сельского хозяйства.
Он посмотрел на меня, и его лицо было таким же грязным, как и его костюм. Но в его глазах… Ой, да разве ж это не искорки? Искорки веселья и что-то еще. Что-то похожее на… удовольствие?
— Ясно, — пробурчал он, отплевываясь от земли. — Значит, теперь я еще и фермер. Моя жизнь превратилась в бесконечный квест на выживание.
Анютка, тем временем, носилась по двору, гоняясь за курами. Она была похожа на маленький, розовый торнадо в платьице. Куры, надо сказать, были не в восторге от такого внимания и с диким кудахтаньем носились во все стороны, создавая в нашем дворе хаос, достойный голливудского боевика.
— Папа! — воскликнула она, поймав одну особо медленную курицу. — Смотри! Кулы! Настоящие! Живые! А я думала, они только в макдоналдсе бывают!
Ой, да разве ж это не счастье? Моя мифутка была в восторге от простых деревенских радостей. А для нее это действительно было открытием – она же городская девочка, привыкшая к асфальту и небоскребам.
Максим Игоревич, отряхиваясь от земли, наблюдал за дочкой с умилением.
— Анют, только осторожно. Они могут… э… клюнуть.
— Не могут! — заявила Анютка с детской уверенностью. — Они же доблые! Плавда, Люся?
— Правда, мифутка, — согласилась я. — Только их гладить не надо. Они этого не любят.
На третий день приехали его друзья. Ой, да разве ж это не цирк с конями? Они были похожи на инопланетян, которые случайно высадились не на той планете. Три черных, блестящих автомобиля въехали в нашу деревню, как космические корабли. Все деревенские высыпали на улицу – такого зрелища у нас не было с тех пор, как в 1995 году приезжал губернатор.
Из машин вылезли люди в дорогих костюмах, с безупречными прическами, с телефонами, которые постоянно пищали, как медицинские приборы в реанимации. Они смотрели на коров, на кур, на мой маленький домик с соломенной крышей с таким же недоумением, с каким я смотрела на их небоскребы в первый день в Москве.
— Максим, — прошептал один из них, какой-то Сергей, который был похож на хорька в дорогом костюме, — это… это что? Где мы? Это что, тайм-машина нас в прошлое забросила?
Другой, представившийся Александром, крутил головой, словно искал скрытые камеры.
— Макс, ты серьезно? Это… это где ты жить собираешься? Здесь же нет даже интернета! Как ты будешь работать? А что если срочно надо будет провести видеоконференцию с Лондоном?
— Есть интернет, — буркнул Максим Игоревич. — Спутниковый. Установил позавчера.
— А это… — третий, по имени Дмитрий, указал на меня, — это твоя невеста? Она… она такая… пышная.
Ой, да разве ж это не хамство в чистом виде? Я же слышала! Я же знала, что они будут так говорить! Я же толстая, деревенская, не из их круга! Мне захотелось провалиться сквозь землю или хотя бы спрятаться за Буренкой.
Но тут Максим Игоревич, мой вредный, но такой любимый олигарх, встал рядом со мной. Он обнял меня за талию, и его взгляд был таким… таким гордым и в то же время опасным.
— Это Люся, — сказал он, и его голос был стальным, холодным, как зимний ветер. — Моя невеста. И она самая лучшая женщина на свете. Умная, добрая, искренняя. А насчет "пышной"… это ее достоинство. В ней есть что обнимать, в отличие от ваших моделей-дистрофичек. Понятно?
Ой, да разве ж это не чудо? Он же защитил меня! Он же не позволил им меня унижать! Мое сердце затрепетало, словно пойманная птичка. Я почувствовала себя самой красивой женщиной на свете.
Друзья его замолчали, поняв, что переступили черту. А я… я влюбилась в него еще сильнее, если это вообще было возможно.
Свадьба была… Ой, да разве ж это не феерия, достойная королевских особ? Мы венчались в деревенской церкви. Маленькой, старенькой, но такой уютной, с иконами, потемневшими от времени, и запахом ладана. Все деревенские жители пришли. И его друзья, которые, надо отдать им должное, оделись попроще и старались не выделяться.
Они сидели рядом: деревенские бабушки в праздничных платках и городские дамы в скромных, но дорогих нарядах. Тетя Клава рядом с какой-то светской львицей. Дедушка Семен рядом с бизнесменом в очках от Армани. Это было похоже на столкновение двух миров, двух галактик. Но в этот день эти миры слились воедино, как масло с медом.
Я шла к алтарю в простом белом платье, которое сшила моя мама. Шила она его три дня и три ночи, не отходя от машинки, словно создавала произведение искусства. Оно было не таким дорогим, как его костюм, который, наверное, стоил как половина нашего дома, но оно было сшито с любовью. С каждым стежком мама вкладывала свою душу, свои мечты о моем счастье.
Максим Игоревич ждал меня у алтаря. Он был таким красивым в этот день! Таким серьезным. И таким… моим. Когда наши глаза встретились, я поняла, что это не сон. Это реальность. Моя новая, невероятная реальность.
Когда мы обменялись кольцами, я почувствовала, как слезы снова подступают к глазам. Слезы счастья, которые было просто невозможно сдержать. Я стала его женой. Женой Максима Грома. Люся Грома! Ой, да разве ж это не чудо из чудес?
После венчания было деревенское застолье. Ой, да разве ж это не пир на весь мир? Столы ломились от еды: пироги с мясом, с капустой, с яблоками, блины размером с велосипедные колеса, домашние колбасы, которые делала еще моя бабушка по секретному рецепту, соленья, варенья, которых хватило бы на небольшую армию. Все было таким вкусным, таким домашним, приготовленным с душой.
Максим Игоревич, который привык к мишленовским ресторанам и молекулярной кухне, сначала смотрел на еду с подозрением, словно боялся отравиться. Но потом… потом он попробовал мамин пирог с мясом. И я увидела, как его лицо изменилось. Удивление, потом удовольствие, потом что-то похожее на восторг.
— Это… это невероятно вкусно, Люся, — пробурчал он, и в его голосе прозвучало что-то похожее на искреннее изумление. — Гораздо вкуснее, чем все эти … суши и устрицы. Это же настоящая еда! Еда с душой!
Ой, да разве ж это не победа? Я же говорила! Моя деревенская еда лучше всех их заморских деликатесов!
Потом были танцы под гармошку дедушки Семена. Деревенские танцы, простые, веселые, от души. Максим Игоревич, который привык к бальным танцам и светским раутам, сначала стеснялся, стоял в стороне, словно боялся опозориться. Но потом Анютка, моя мифутка, схватила его за руку и потащила в круг.
— Папа, танцуй! — командовала она. — Все танцуют!
И он… он начал танцевать! Неуклюжий поначалу, он постепенно входил во вкус. И смеялся! Громко, искренне, заразительно. И я поняла, что вижу настоящего Максима Игоревича. Не олигарха, не бизнесмена, а просто человека, который умеет радоваться простым вещам.
А потом случилось событие, которое окончательно покорило его сердце. Появился Васька. Наш деревенский кот. Огромный, рыжий, наглый до невозможности. Он запрыгнул на праздничный стол, как будто это был его личный ресторан, и попытался стащить целый кусок колбасы.
— Это… это что? — прорычал Максим Игоревич, указывая на Ваську дрожащим от возмущения пальцем. — Это… это кот? Он… он такой большой! И… и такой наглый! Он что, думает, что это его стол?
— Это Васька, Максим Игоревич, — сказала я, хватая наглого кота. — Он член нашей семьи. И да, он действительно думает, что все вокруг принадлежит ему.
Васька, кажется, тут же проникся симпатией к новому человеку. Он спрыгнул с моих рук, запрыгнул Максиму Игоревичу на колени и начал мурлыкать, как маленький трактор. Максим Игоревич сначала застыл, словно к нему подсадили бомбу. Но постепенно его лицо расслабилось, и он начал осторожно гладить рыжего наглеца.
— Странно, — пробормотал он. — Он… он теплый. И мурлычет. А я думал, что коты – это просто декорация.
Ой, да разве ж это не чудо? Мой вредный олигарх гладит деревенского кота и улыбается, как ребенок!
Вечер закончился под звездами, которых в деревне было видно в миллион раз больше, чем в Москве. Мы сидели на крыльце, обнявшись. Анютка спала у меня на руках, измученная счастьем и впечатлениями. Васька мурлыкал у ног Максима Игоревича, окончательно присвоив его себе. И я смотрела на своего мужа. На моего вредного, но такого любимого олигарха, который за несколько дней превратился из недоступного бизнесмена в обычного человека.
— Я люблю тебя, Максим Игоревич, — прошептала я в тишину звездной ночи.
Он поцеловал меня в макушку.
— И я тебя, Люся. Моя пышная, неуклюжая, но такая искренняя Люся. Моя жена. Мое спасение от стерильного мира, в котором я жил.
А потом взял меня за руки и увел в дом, в отдельную комнату, которую нам выделила мама…И это была самая незабываемая ночь в моей жизни.
Я еще не знала, что нас ждет впереди. Медовый месяц в каком-нибудь экзотическом месте. Возвращение в Москву, где мне предстоит стать женой олигарха. И новые сюрпризы, которые приготовила нам жизнь. Но я знала одно: я была счастлива. Счастлива, как никогда в жизни. Моя жизнь, которая до этого была предсказуемой и спокойной, теперь была наполнена хаосом. Хаосом, который, возможно, был именно тем, чего мне не хватало. И Максиму Игоревичу тоже.