Я этого боялась: что Майя спросит так, как умеет, а я все расскажу.
– Его невеста сказала мне держаться подальше. Невеста! С которой он не общается вроде бы, но… Я сама не понимаю, зачем он возится со мной, – я бормочу так быстро, что едва не глотаю слова. – У нас был поцелуй. Ну, технически два. А сейчас он даже не подходит ко мне, будто я прокаженная какая-то! Это кошмар, да?
Я накрываю лицо руками. Ужас, как жалко звучит.
– Мне никогда не быть, как она, – выдаю самую потаенную мысль.
Вчера долго листала фотки Лили и поняла, что с Горским нам не по пути. Хоть я и призналась себе наконец, что хотела бы. Он невероятный.
Майя гладит меня по голове и прижимает.
– Кроха, но он и не хочет быть с такой, как она.
Я поднимаю на нее глаза. Ее слова точно озарение для меня. Но не успеваю ответить, осознать и хотя бы секунду насладиться, как открывается дверь. Входит Никита, следом за ним забегает Клео, и я слышу Макса, который кричит, чтобы ее не пускали с мокрыми лапами. Собираюсь перехватить красотку колли и поздороваться, но меня опережает Майя.
– А ты здесь что забыл?
И обращается она явно не к Никите.
Глава 23
Рада
– То же самое могу у тебя спросить, Зазнайка.
Я с удивлением смотрю на Макса, потом на Майю. Не понимаю ничего. Впрочем, как и Никита, кажется.
– Э-эм, вы знакомы? – начинаю осторожно.
Складывается чувство, что любое неаккуратное слово или движение заставит их кинуться друг на друга.
– Этот придурок всю школу мне жить спокойно не давал! – голосит Майя.
– А знаешь, что сделала эта с приветом? – он обращается вроде бы к Никите, но выступает для нас обоих. – Сдала меня! Сказала, что я списал у нее годовую контрольную!
– Потому что ты списал!
Макс не слышит ее, продолжает возмущенно рассказывать.
– Отец из-за нее не пустил меня на дискач к вам в школу, наказал. Тогда-то ты Лильку и охмурил.
– А он! – Майя поворачивается к нам с горящими глазами. – Кинул меня в сугроб и заставил есть снег! Я потом месяц с бронхитом лежала, это вообще нормально, а?
Они продолжают по очереди припоминать друг другу обиды и так увлекаются, что не замечают, как мы с Никитой выводим Клео из гостиной помыть лапы –маленькая пакость уже наследила. Я пытаюсь поднять ее, она совсем не тяжелая, но Горский снова берет все в свои руки – в прямом смысле. Просит поберечься и тащит колли в недостроенный туалет на первом этаже. Там сбрасывает куртку, набирает в тазик воды и принимается вытирать колли. А я все не могу перестать думать о нашем с Майей разговоре. И о Лиле, которую упомянул Макс так не кстати. Надо бы поговорить с Горским о том, что она заходила в питомник, но я не могу заставить себя. Не хочу рушить хрупкое равновесие между нами.
– Я думала, ты учился с Максом, – заговариваю первой, когда замечаю, что Никита ушел глубоко в себя.
– Нет, – не сразу отвечает он, – но дружим мы со времен школы. Я, он и…
– Лиля? – вырывается у меня.
Он переводит взгляд в мою сторону, а сам полотенцем обтирает лапы малышке, которая, высунув язык, ждет, пока рабы закончат ритуал омовения.
– Я читала, что вы с детства вместе, – признаюсь, будто бы оправдываясь.
Его взгляд хуже сыворотки правды.
– Были, – поправляет коротко.
Были что? Вместе? В смысле были вместе и больше не вместе? Это он имеет в виду? Потому как сама Лиля вряд ли согласится.
– Расскажешь, что у вас произошло? – Я не особо надеюсь на откровенность, но пробую сделать шаг.
В последнее время мы стали намного ближе, мне ведь не кажется?
– Лиля и я… мы больше не вместе, но есть несколько моментов, с которыми еще нужно разобраться. Тебе не о чем беспокоиться.
Тебе не о чем беспокоиться, – гулким эхом повторяет голос в голове снова. Сердце делает несколько быстрых ударов, дыхание перехватывает. Если Никита говорит, что мне не о чем беспокоиться, значит, беспокоится об это сам? Так?
– Вообще-то я про вас с Максом, но… я услышала тебя.
Горского ничуть не смущает мое заявление. Еще бы его что-то смутило. Он дразнит колли, играет с ней, толкает под попу, и та уносится вперед галопом. Никита вытягивает ноги и опирается головой о стену. Кажется, он готов рассказывать, а я… я готова слушать. Даже в туалете, даже на полу, тем более теплом. С ним я готова хоть на Эверест, хоть за девятый круг ада.
– Когда я не смог вырваться на мальчишник из-за травмы, – начинает он, и я сразу замираю, чуть ли не порами впитывая каждое слово, – парней это не остановило. Они в интернете увидели какой-то прикол, распечатали мое фото в полный рост и таскали эту картонную фигуру за собой по всем барам в городе. Звонили, присылали видео. Смешно, на самом деле, вышло.
Никита ухмыляется, но как-то печально.
– Я знаю, что они пересекались с Лилей и ее подружками с девичника. А через три дня она призналась, что изменила мне.
В голове всплывают слова Лили: я совершила ошибку, я все исправлю. Как такое можно исправить? И как вообще можно посмотреть на кого-то другого, когда рядом такой, как Горский?
– Ты думаешь, у них было что-то?
Никита пожимает плечами.
– Лиля имен не называла. Но Макс всегда был влюблен в нее. – Я вижу, как Никита проваливается в прошлое. – Я и разглядел-то Лилю только после того, как Макс попробовал приударить за ней. Мы вроде бы в шутку соперничали, но по итогу несмешно было всем троим.
У меня горло сдавливает от слов Никиты и его смелости признаться. И мне почти физически больно за него. Горский резко садится, кладет локти на колени и проводит пальцами по волосам, чуть взъерошивая их.
– Почему не спросить у самого Макса? – говорю прямо.
– Как прежде уже не будет.
– Да уж, точно не будет, если ты вообще обо всем этом думаешь.
– Какого хрена ты такая умная в свои… – огрызается. – Сколько тебе, двадцать?
– Исполнится в январе, – отвечаю с улыбкой.
Никита качает головой, задумавшись глубоко-глубоко. Он будто бы собирается сказать что-то еще, подается вперед, я даже умудряюсь разглядеть мелкие веснушки на загорелом лице.
Но рядом раздается громкий лай, затем смех, слышатся шаги. Никита медленно встает, протягивает руку. Вкладываю свою незагипсованную ладонь в его и рывком поднимаюсь на ноги. И я снова так близко к Горскому, что чувствую его дыхание где-то в волосах.
Глядя в глаза Никите, я вдруг вспоминаю, что видела Лилю с другим мужчиной в торговом центре. И сильно сомневаюсь, что это был Макс с его извечной манерой одеваться ярко, как шут гороховый. С трудом представляю парня в строгом костюме, но не могу утверждать однозначно. Поэтому говорю лишь то, что думаю.
– Я Макса плохо знаю, но мне кажется, это не он.
Смех из зала доносится все громче. Никита не отвечает, кивает на дверь, и я, смутившись слишком явному желанию остаться, почти бегу к выходу. Но, едва оказываюсь в коридоре, оборачиваюсь.
– Есть новости о Майе? – шепчу заговорщически.
– Нет, но попроси подругу быть аккуратнее. Скользкий тип этот ее жених.
Когда мы возвращаемся в комнату, ребята будто бы и не замечают нас, смеются, обсуждают общее прошлое. Кажется, никто и не обратил внимания, что мы уходили – мы могли бы и дольше посидеть вдвоем.
Но уже скоро, сразу после звонка, Майя быстро собирается домой, и это сильно омрачает настроение. Судя по опущенным бровям Макса, не только мне.
– Могу подвезти, – предлагает он.
– Нет, спасибо, я на машине, – будто бы даже извиняется Майя.
Она прощается со всеми, смешит Никиту, когда говорит, что теперь знает, где тот живет, и сдаст его полиции, если с моей головы упадет хотя бы волос. Мне удается перехватить ее лишь на крыльце. Все же слова Горского не дают покоя.
– Май, у тебя все хорошо?
– Да, – отвечает та в привычной манере, но я вижу волнение на лице.
– Ты же сама просила говорить, если что-то случится.
– И ты прямо все мне рассказала! – пытается шутить, но я не поддаюсь.
– Скажи, он тебя бьет?
Майя словно не сразу понимает, затем резво мотает головой.
– Что ты! Нет, конечно же нет! Если бы он ударил, я бы ушла!
Я читаю все по лицу, как бы подруга ни притворялась.
– Но он пытался, ведь так? Откуда у тебя был синяк?
– Я ударилась! Сама! – замолкает ненадолго, а потом добавляет: – Да, он замахнулся, а я отскочила и… ударилась. Он стал так сильно ревновать и контролировать меня. Не пойму, когда это началось. А может, было и раньше, но я не хотела замечать. И теперь… я не знаю, что делать, и реально беспокоюсь за родителей. Он же по щелку может разрушить им жизнь.
Я крепко обнимаю ее и шепчу на ухо.
– Уходи оттуда. Думай о себе, пожалуйста.
– Хорошо, кроха.
Я с тоской провожаю автомобиль, боюсь за нее. Почему с девчонками такое происходит? Я очень хочу думать, что все будет хорошо.
Надеялась быстро успокоиться, но волнение лишь усиливается, когда уходит Макс. Мы остаемся с Никитой вдвоем, и тревога заставляет быть смелее.
– Ты правда уедешь в Москву?
Горский вопросительно смотрит на меня.
– Лиля сказала, ты собираешься возвращаться. Она приходила к питомнику и просила отстать от тебя, потому что скоро вы будете счастливы вместе, а я останусь с разбитым сердцем, – выпаливаю все на одном дыхании.
Я боюсь его разозлить, услышать упреки, что не сказала раньше. Но он не кажется раздраженным или удивленным, просто притягивает к себе и прижимает крепкими руками. Я не могу нормально обнять в ответ, поэтому лишь утыкаюсь лбом в грудь – слушаю его сердце, пропитываюсь запахом.
– Твое огромное доброе сердце останется целым, обещаю. С Лилей я поговорю. И с отцом тоже, пора заканчивать этот спектакль.
Так не хочется придавать слишком большое значение его словам, но внутри все торжествует.
– А в Москву ты уедешь?
Блин, вот сейчас точно как обиженный ребенок говорю. Кусаю губу, а он касается ладонями лица и заставляет посмотреть на него. Глядит сам и застывает. Глаза темнеют или мне снова кажется?