Я прохожу КПП, разглядываю его – тот опирается на капот. Такой красивый в темно-синей куртке, подстриженный! Делаю шаг, чтобы помчать вперед и смять в объятиях, но Волк опережает. Все время забываю, что моя любовь к Горскому – ничто в сравнении с одержимостью друга. Этот слон на всех порах врезается в Никиту и почти заваливает на землю, облизывает его.
– Волк, рядом! – командую, подойдя, но с некоторых пор в присутствии Горского это плохо работает.
– Так, прости друг, но у меня тут девушка, по которой я скучал немного больше, чем по тебе. Окей? – на полном серьезе говорит Волку, будто человеку, а тот понимающе гавкает и спокойно плюхается у ног.
Наши с Никитой взгляды пересекаются, он наклоняется и невыносимо нежно касается моих губ. Едва задевает их языком, а по телу проносится волна удовольствия, батальоны мурашек, ураган чувств, как там еще в книгах пишут?
Я так хочу повиснуть у него на шее, запрыгнуть, прижаться к нему и целовать, целовать! На деле же просто смотрю снизу вверх в горящие светлые глаза и робко улыбаюсь.
– Я тоже скучала, – мямлю еле слышно.
Никита ухмыляется в ответ. Он забирает тяжелый рюкзак, помогает залезть в танк, закрывает дверь и сам усаживает Волка на плед. В этом весь Никита: включает в машине печку, хотя на улице не так уж холодно. Для меня включает.
– Ну, привет. – Его белоснежная улыбка ослепляет пасмурным днем.
Я никогда не привыкну к тому, что случилось глобальное потепление. Да-да, оно. Иначе как объяснить, что многовековой айсберг оттаял?
Всю дорогу домой Никита практически не отпускает мою руку. А в небольшой пробке на Садовой он даже позволяет себе вольность – кладет ладонь на коленку. Я, кажется, не дышу, пока мы не трогаемся и ему не приходится отвлечься, чтобы переключить эту дурацкую коробку передач.
Когда мы съезжаем с трассы, я начинаю нервничать. И чем дальше, тем хуже. Во дворе меня уже откровенно колотит. От предвкушения, смущения и постыдных мыслей, которые не покидают голову. Это нормально так сильно его хотеть? Я думала, пройдет после первого раза, но все оказалось с точностью да наоборот.
– Я приготовила салат с ананасами и чесноком, который тебе понравился, – переступив порог и начав разуваться, бормочу без остановки. – А еще я, кажется, разобралась с грилем, представь!
Это нервное. Волнение. И… наверное, возбуждение, я не знаю, но сердце отплясывает в ритме «Бамболейлы», я слышу стук в висках.
Мимо проносится Волк, я собираюсь поспешить следом за ним, но, едва скидываю куртку, Никита цепко хватает за руку. Не успеваю удивиться, как оказываюсь прижата к твердому телу. Он запускает пальцы в мои волосы, тянет их даже чуточку больно и давит на затылок. Никита впивается в мой рот и целует так нетерпеливо, как ни разу не целовал.
– Вот, чего мне не хватало, – произносит хрипло на выдохе.
Роняет рюкзак на пол, ведет пальцами вдоль позвонков, ныряет под свитер. Как приятно! Его действия дают мне зеленый свет, чтобы ухватиться за широкие плечи, провести ладонью по колючему затылку и одним прыжком забраться на него.
Это сумасшествие.
Со мной на руках путь по лестнице занимает в три раза больше времени, а вот раздеваться с моей помощью выходит гораздо быстрее. Я ждала этого, ждала, я…
– Так тебя ждала, – шепчу в продолжение мыслей.
Никита отпускает мои губы, но пальцы на талии сжимает только сильней. Он ведет носом по щеке, все громче слышу его прерывистое дыхание.
– Ты мне доверяешь, – произносит.
И это не вопрос. Это итог нашего недолгого расставания, которое открыло мне глаза на многое. А главное – на то, какие прекрасные люди меня окружают. Я всегда считала, что одна во всем огромном мире, что никому не нужна. И никогда не была так счастлива ошибиться.
– Да, да! – чуть ли не выкрикиваю я, заливаясь хохотом от щекотки под ребрами.
Сегодня Никита не так осторожен, сегодня я громче. Мы долго катаемся по кровати, сминаем простыни, раскидываем подушки. И здесь мне уже совсем не до смеха.
Я влюблена в его лицо. Так может быть? В каждый мелкий шрамик и крохотные морщинки в уголках глаз, в крупный нос и щетинистый подбородок. А больше всего я влюблена в его взгляд – пронизывающий, острый, от которого вспыхиваю каждый раз. Даже сейчас, когда лежим после долгого марафона, он смотрит, а я плавлюсь.
Никогда не думала, что можно так сильно кого-то полюбить.
Никита привычным уверенным жестом убирает прядь с моего лица и заправляет за ухо: волосы растрепались после того, как натянула любимую майку из его гардероба.
– Заходи уже, – выдает он, и я не сразу понимаю, что имеет в виду.
Но потом хлопает по месту рядом, добавляет «давай», и в комнату врывается огромная черная туча.
– Ты его балуешь! – стараюсь возмутиться, толкая Волка на Никиту, но быстро сдаюсь.
Горский в одних бóксерах и этот чернющий негодяй – слишком милая картина. Слезы против воли выступают на глазах, и я спешу скрыться за экраном телефона. Делаю несколько быстрых снимков и прижимаю к самому сердцу.
– Мама всегда твердила, что мои дети будут неуправляемыми, – начесывая гриву Волку, говорит Никита, а я сажусь и демонстративно поднимаю бровь. – Марк, ну сын брата моего, обычно на голове у меня танцует.
Он болтает, а я представляю, какие красивые у него могут быть дети, если возьмут серебряный цвет глаз. А они возьмут, не сомневаюсь.
– Я обязательно познакомлю тебя с эти маленьким монстром, – обещает, чем только больше смущает.
– Ты, кстати, знал про Макса и Майю? – перебиваю, чтобы не продолжать.
– Догадывался, – отвечает коротко.
Я ловлю его взгляд, который снова оживляет, снова к чертям сбивает пульс. Поддаюсь порыву и тянусь поцеловать, но между нами тотчас возникает пушистая морда.
– Фу, Волк!
Выплевываю шерсть и тру рот. Хотела бы на него злиться, но как это возможно? Свесил язык и мотает головой – то на меня смотрит, то на Никиту. Внимания хочет. Сдаюсь и заваливаюсь на него всем весом, мы так частенько развлекаемся на кинодроме.
После усталость берет свое, и я отключаюсь на несколько часов. Просыпаюсь довольная, потому что Никита рядом – пахнет мятой.
– Долго я спала?
– С Волком уже погулял, – отвечает он и отставляет ноутбук в сторону, – и салат весь съел.
Отодвигаю штору: за окном темно, но сейчас рано солнце заходит, может быть и пять часов, и все десять. Тянусь за телефоном и проверяю – семь. Никита рывком придвигает к себе.
– Ой! – вскрикиваю от неожиданности, а потом начинаю в шутку сопротивляться его вездесущим рукам. – Фу-фу! Так ты теперь чесноком пахнешь! Я не буду с тобой целоваться! Нет-нет!
Но разве у меня есть выбор?
Через полчаса мы сидим внизу.
– Нужно доделать здесь ремонт, – придирчиво оглядывает зал и выдает Никита. – Забросил из-за вечных поездок и нескончаемых дел. Завтра позвоню Камрану.
– Это тот, что с ребятами комнату мою спасал?
– Да, – отвечает, а затем внезапно проводит пальцем по моим губам, чем сбивает все мысли. – О чем думаешь?
О чем еще я могу думать? Хотя вру. Когда Никита рассказал, что сменил квартиру в Москве, я запаниковала. Выдохнула только сейчас: его слова поселили надежду, что избавляться от дома на юге он не намерен.
– Ра-да, – напевает он, поцеловав в висок, – о чем мечтаешь?
– Хочу отвезти Волка к морю, – выдаю правду и тут же смущаюсь озвученному желанию. – Не обращай внимания, это я так… неважно, в общем.
– Я отвезу вас обоих. Если получится, то как раз в новом году. У тебя, кстати, загранпаспорт есть?
– Нет, – отвечаю растерянно.
В голове рисуются слишком яркие картинки и образы, как мы с Волком гоняем по пляжу под палящим солнцем и как с Никитой целуемся на берегу, прямо на песке.
– Значит, сделаем.
– А о чем мечтаешь ты? – вдруг откровенно спрашиваю я.
Понимаю, что мечтать мы можем о разном, но интересно же – направления совпадают?
– Мечты имеют свойство меняться, – отвечает загадочно.
Лишь бы сбывались, – мелькает в мыслях. А после я прикрываю веки и снова проваливаюсь в полудрему.
– На каток пойдем? – Никита будит меня с широкой улыбкой и пол-литровой чашкой имбирного чая.
Я медленно разлепляю веки, усаживаюсь на подушку и кошусь на часы.
– Уже девять.
– А в «Полярном» он работает круглосуточно. Подумал, что ты выспалась, а я как раз пропустил тренировку.
Молчу, что кататься не умею, он ведь будет меня учить? Как учил плавать, наслаждаться жизнью, заниматься любовью? По-кошачьи трусь лицом о его грудь и мурчу. Волк тотчас подает голос, Никита смеется и ставит кружку на столик.
– Ты, кстати, обещал меня очень активно в чем-то убеждать.
На его лице выражается полное недоумение.
– А разве не вышло?
Я пожимаю плечами, опускаю глаза. Никита коротко, но чувственно целует и шепчет на ухо невозможно сексуальным голосом.
– Я очень хочу, чтобы ты пошла вместе со мной на этот вечер в воскресенье.
Кусаю губу, слышу свистящий вдох, гляжу в расширенные зрачки напротив. Знаю, как это действует на Никиту, специально делаю. Иногда так хочется спровоцировать его, поддеть, уколоть, как он делал это со мной.
– Пошла как… спутница? – еле выдавливаю из себя жуткое слово.
– Как девушка, – отвечает твердо.
Горского не смутишь, сколько ни пытайся, спокоен, как вечная мерзлота. Укладывает меня на диван, берет руки в капкан, ухмыляется. Мои уловки все же имеют силу.
– Самая любимая, – он целует шею в одном месте, тянет ртом скользкую дорожку в другое, пока я выгибаю спину, – самая желанная девушка. Моя девушка.
– Ну если так, – закатываю игриво глаза.
Глава 33
Рада
Утром мы особенно долго высыпаемся. Я нежусь в постели, мну щекой подушку, обнимаю киношной красоты мужчину рядом. Тело немного ломит после вчерашний пируэтов – и это я про каток. А еще болит попа и колено, на ноге, скорее всего, будет синяк.