— Вам стало плохо. У вас крайне необычная реакция на силу въерхов.
Я моргаю.
— Это совершенно непонятный для меня феномен, который я пока не могу объяснить. Что-то внутри вас… или в составе вашей крови вступило в реакцию с силой ньестра К’ярда.
— Он здесь?!
Вопрос срывается с губ сам собой, и доктор качает головой.
— Нет, ему пришлось уехать.
Что?
— Меня попросили вызвать для вас транспорт, вас отвезут домой. Ваша одежда здесь же, на стуле…
Только сейчас я понимаю, что на мне длинная сорочка, из тех, что носят в больницах, одноразовая, или вроде того. И кажется, она просвечивает настолько, что мне становится дурно. Я обхватываю себя руками, а врач продолжает:
— Я очень заинтересован в нашей следующей встрече, нисса Мэйс. Мне бы хотелось наблюдать вас и посмотреть, чем именно вызвана такая реакция. Если вы согласитесь, мы подпишем контракт, и обещаю, что оплата будет более чем щедрой.
Да, про исследовательский интерес мне не показалось.
— Оплата за что? — уточняю я. — За то, что вы будете ставить на мне опыты?
Доктор качает головой.
— Зачем же так резко. За то, что я изучу вашу особенность, а главное, для того, чтобы понять, как вам прикасаться к въерхам без возможности заработать сильнейшее истощение и аллергическую реакцию.
Что?
— Не стану вас торопить, — произносит он, указывает на стол. — Я оставил вам свою карточку, с помощью нее вы сможете в любой момент со мной связаться. Одевайтесь, я пока закажу эйрлат, и вас отвезут.
Он выходит, и только сейчас на меня обрушивается волна осознания.
У меня нет ключей.
У меня нет документов.
У меня нет ничего, кроме моей одежды и понимания того, что Лайтнер привез меня сюда и попросил отвезти обратно, и мысли о том, что… он меня бросил?
Эта мысль совершенно идиотская, но я никак не могу от нее избавиться. Она бьет в меня раз за разом, как молния в обугленное дерево на скале, и мне кажется, что если сейчас я остановлюсь на ней еще раз, то просто рассыплюсь пеплом. Поэтому все, что я себе говорю — мне надо успокоиться. Мне надо успокоиться, добраться домой, взять в руки тапет и написать ему.
Доктор сказал: «Ему пришлось», а значит, что-то случилось. Случилось что-то срочное, иначе бы он не уехал, это просто я в лучших традициях Вирны Мэйс думаю самое худшее.
Точнее, то, что для него это было просто…
Так, все.
Я выбираюсь из капсулы, сбрасываю недосорочку на пол, потом все-таки подбираю и складываю на стул. Как раз в ту минуту, когда понимаю, что моя одежда — это плед. Это мой старенький плед, который лежал на диване в моей комнате, и от абсурдности ситуации мне хочется рассмеяться. Вот только боюсь, что если я начну смеяться, ничем хорошим это не кончится, поэтому сорочку приходится надеть обратно. А после — завернуться в плед, узлами завязав его снизу и сверху, а образовавшуюся в середине прорезь стянуть руками. В итоге я напоминаю бабочку, которая неудачно пытается выбраться из кокона, а когда доктор заглядывает в свой кабинет, молча принимаю одноразовые тапочки.
— Не забудьте карточку, — говорит Э’рер, но, медлит. Видимо, пытается понять, как мне ее можно отдать.
Я высовываю руку, и один край плела слегка расходится, но стоит карточке оказаться в моей ладони, я с силой ее сжимаю и заворачиваюсь еще плотнее.
Водитель на меня косится, и я его могу его понять. Очевидно, принимая вызов, он совершенно не представлял, что в таком районе может оказаться такая пассажирка.
Об этом я стараюсь не думать, равно как и о том, что случилось у Лайтнера.
Потому что он не ушел… не оставил бы меня в таком состоянии, если бы не…
Надеюсь, у него все хорошо. Я просто на это надеюсь.
И когда дверь эйрлата автоматически открывается, бросаюсь к дому. Холод впивается в ноги, я слышу рев мотора за спиной (водитель спешит убраться с Пятнадцатого), но мне все равно. Сейчас мне главное добраться до тапета, и я влетаю в незапертую дверь, бегу в комнату. Мгновения, пока открываются сообщения — он все время тормозит — кажутся самыми долгими в моей жизни и в то же время дают короткую отсрочку. В эти мгновения я думаю, что Лайтнер уже написал мне, что он все объяснил, но…
Нет. Он мне не написал.
Зато сверху мигает сообщение от «Академия Кэйпдор».
Я открываю и моргаю на слова: «Нисса Мэйс, уведомляем вас о том, что вы отчислены».
Мне кажется, что это какой-то кошмар, но ниже идут сообщения о том, что мои пропуска и все, что касается обучения, аннулировано. Я все еще не верю, поэтому пытаюсь войти на страницу Академии, используя логин и пароль, но мне выдает сообщение «В доступе отказано».
Это какой-то бред.
Это просто бред.
Меня же не могли отчислить вот так, ничего не сообщив мне! У меня слегка дрожат пальцы, когда я набираю контакты деканата факультета лиабиологии. Сегодня выходной, точнее, выходной у меня, у меня нет пар, но секретариат точно должен работать. И я бы поехала туда, я бы бежала через весь город, если бы не заявление об аннулированных пропусках. Теперь меня даже не пустят на Второй!
Секретарь не отвечает долго, а когда я слышу ее голос, холодный и равнодушный, мне стоит огромных усилий собрать все свое спокойствие, чтобы произнести:
— Это Мэйс… Нисса Вирна Мэйс. Мне пришло уведомление об отчислении. Должно быть, это какая-то ошибка…
— Нисса Мэйс, — перебивает меня секретарь, — никакой ошибки нет. Вы отчислены.
— Почему?!
В голове крутятся тысячи вариантов, но первыми в голову приходят пропуски, и я выпаливаю, перебивая ничего не успевшего ответить секретаря:
— Это из-за того, что много пропустила?! У меня есть обоснования… — Да что там есть, документы прикреплены несколькими сообщениями ранее, когда я общалась по поводу освобождения. — Я же отправляла вам. Я могу переслать, я…
— Вы отчислены не поэтому, нисса Мэйс, — холодно произносит секретарь, — а из-за недостойного поведения.
— Что?!
— Ваше поведение на территории Академии недопустимо. Камеры зафиксировали, как вы без малейшего стеснения соблазняли ньестра К’ярда в раздевалке, а после уединились прямо на парковке в его эйрлате, что является прямым нарушением правил.
Что?!
— Всего доброго, нисса Мэйс.
Секретарь отключается раньше, чем я успеваю что-либо сказать, а ее «всего доброго» звучит в ушах, как насмешка.
Я сажусь.
Потом встаю.
Снова сажусь.
Вспоминаю, с чего вообще схватилась за тапет и пишу:
Лайтнер, у тебя все хорошо?
Стираю.
Можно тебя набрать?
Стираю.
Набери меня.
Смотрю на мигающий курсор, после чего набираю сама. Сообщение остается неотправленным, он не отвечает. Тишина кажется такой звенящей, что режет слух. Я думаю о том, чтобы ехать к нему, но потом понимаю, что у меня нет пропуска на Первый круг. У меня есть только этот тапет и тишина. И воспоминания о том, что случилось в этой самой комнате.
Еще у меня есть контакты Кьяны, ей я и пишу:
Кьяна, привет.
Она отзывается тут же:
Привет!
Можно тебя набрать?
Да, разумеется.
Я не знаю, зачем… и что я скажу, но когда набираю, у меня даже совершенно спокойный голос:
— Привет.
— Привет, — повторяет она. — Что-то случилось?
Видимо, не совсем спокойный.
— Просто не могу связаться с К’ярдом. Можешь мне в этом помочь?
— Вы что, поругались?
— Нет. Не в этом дело.
— Хар! Хар, ты сегодня говорил с К’ярдом?
— Нет, а что?
— Вирна не может его найти.
— Да не вопрос! — раздается из динамика голос Хара. — Вирна, привет!
— Привет, — в который раз отзываюсь я.
Сейчас, когда я слышу их голоса, ко мне возвращается уверенность. Понемногу.
Мне кажется, что все это действительно просто страшный сон, и что я сейчас проснусь. И все будет иначе. Ведь будет, правда же?
— Он его сейчас наберет. — Судя по голосу, Кьяна улыбается.
Я глубоко вздыхаю и тоже улыбаюсь. Через силу. Мы проходили это по психологии, если улыбаться, когда что-то случилось, возвращается позитивный настрой. Кажется.
— Лайт! Ты куда провалился?! — снова голос Хара. — Тут… Слушай, я понимаю. Все в порядке? Отлично. Тогда найди две секунды: тебя ищет Вирна. Вы что… Что за дерьмо?!
Последнее доносится так громко, что страшный сон возвращается. А вместе с ним четкая характеристика: дерьмо. Дерьмо — это то, что случилось.
Дерьмо — это то, что я сейчас чувствую.
Я никогда себя так не чувствовала: меня словно выкручивают изнутри, как мокрую тряпку.
— Я сейчас еще раз его наберу, — говорит Хар и уходит.
— Вы поругались, — констатирует Кьяна.
Мы переспали.
К счастью, это откровение я оставляю при себе и молчу. Мне больше не хочется ни о чем говорить. Если он не отвечает мне, но отвечает Хару, значит… я не знаю, что это значит.
— Вирна, это нормально. С ним невозможно иначе.
Вот именно это я сейчас хотела услышать.
— Прости. Я сказала глупость.
— Да нет. Все в порядке.
— Не в порядке. Я не должна была этого говорить, меня вообще ваши отношения не касаются… Да что ж такое! — Кьяна, судя по голосу, сейчас подумала примерно так: «Хидрец, хидрец, хидрец, зацензурено». — Слушай, может просто увидимся? Ты хочешь увидеться? Мы могли бы тебя забрать, и…
— Не стоит.
— Точно?
— Точно. У меня работа.
— Вирна, я его добью, и мы тебя наберем, хорошо? Он сказал, что у него все отлично, так что не волнуйся. Потом я его подержу, а ты его пнешь, куда захочешь. Договорились?
— Договорились, — соглашаюсь я.
Я бы сейчас согласилась со всем.
— Тогда до встречи.
— До встречи.
Кьяна медлит, словно не хочет прерывать разговор, но потом все-таки прощается.
Я кладу тапет на стол и сажусь на диван. Непонятно почему меня начинает знобить, так сильно, как никогда раньше. Мне кажется, что в меня вползли все туманы и холода Ландорхорна, вместе взятые, что они втекают в меня с каждым вдохом и подбираются к сердцу. Чтобы не позволить им этого сделать, я задерживаю дыхание, а потом переключаюсь на методику глубокого, которое практикуют борцы вар-до. В этой борьбе все замешано на дыхании, чтобы максимально сконцентрировать энергию и вложить ее в удар, очень важно правильно дышать.