Во всяком случае вы признаете, что вы занимали такой пост, но вы отрицаете, что пользовались некоторыми полномочиями?
Кальтенбруннер: Да.
Эймен: Этот пост, который вы занимали, был тем же, который занимал Гейдрих, умерший 4 июня 1942 г.?
Кальтенбруннер: Да.
Эймен: В названии поста изменений не произошло?
Кальтенбруннер: Нет.
Эймен: И вы показали, что вы берете ответственность за все акты, которые были совершены вами лично или о которых вы узнали? Это правильно, не так ли?
Кальтенбруннер: Да. Разрешите мне дополнить. Мое звание было несколько изменено 14 февраля 1944 г., когда военный отдел информации в виде отдела разведки и контрразведки ОКВ был передан Гитлером Гиммлеру. Тогда наименование моей должности — начальник имперской центральной службы информации — было несколько изменено...
Эймен: Подсудимый, пытайтесь ограничиться ответами на мои вопросы и по возможности отвечайте «Да» или «нет».
Кальтенбруннер: Хорошо.
Эймен: Было ли вам лично известно или имели ли вы какое-либо личное отношение к каким-либо зверствам, совершенным в концлагерях во время войны?
Кальтенбруннер: Нет.
Эймен: Таким образом, вы не берете на себя никакой ответственности за такие зверства. Правильно это?
Кальтенбруннер: Да, в этом отношении я не беру на себя никакой ответственности.
Эймен: И в этой связи те показания, которые были даны Хельригелем, например, относительно того, что вы присутствовали при казнях в Маутхаузене, вы тоже отрицаете, да?
Кальтенбруннер: Вчера меня обвиняли в том, что сказал Хельригель. Я считаю неверным утверждение о том, что я когда-либо видел газовые камеры в действии или в иное время.
Эймен: Очень хорошо. Лично вам не было известно и вы лично не участвовали в проведении программы уничтожения евреев? Это правильно? То есть вы только выступали против них?
Кальтенбруннер: Да, за исключением того, что я был против нее; в тот момент, когда я узнал об этом факте и убедился в достоверности его, я заявил свой протест по этому поводу Гитлеру и Гиммлеру, и в конечном результате эти действия были прекращены.
Эймен: Таким образом, вы не берете на себя ответственность за действия, совершенные в связи с программой по уничтожению евреев, верно это?
Кальтенбруннер: Да.
Эймен: И то же самое относится к плану принудительного использования рабочей силы?
Кальтенбруннер: Да.
Эймен: И то же самое относится к уничтожению Варшавского гетто?
Кальтенбруннер: Да.
Эймен: И то же самое относится к казни пятидесяти летчиков в лагере №3?
Кальтенбруннер: Да.
Эймен: И то же самое относится к различным приказам об убийстве союзных летчиков, правильно?
Кальтенбруннер: Да.
Эймен: Во время предварительного допроса вы тоже отрицали все это?
Кальтенбруннер: Да.
Эймен: И вы придерживаетесь этого сегодня?
Кальтенбруннер: Так точно, но относительно допросов: разрешите мне еще раз высказаться перед Судом в ходе перекрестного допроса.
Эймен: Когда мы дойдем до соответствующего места, вы будете иметь возможность высказаться.
Действительно ли гестапо — IV отдел главного имперского управления безопасности — составляло доклады о концлагерях, которые представлялись вам на подпись, а потом передавались вами Гиммлеру?
Кальтенбруннер: Нет, я не могу вспомнить подобных докладов. Обычно Мюллер непосредственно докладывал Гиммлеру...
Эймен: Вы также отрицаете, что Мюллер в качестве начальника IV управления всегда совещался с вами по всем важным документам?
Кальтенбруннер: Не только я отрицаю это, но и факты говорят против этого, он имел непосредственные полномочия от Гиммлера и не имел никакого повода заранее обсуждать какие-либо вопросы со мной.
Эймен: Прошу показать подсудимому документ Л-50, который представляется под номером США-793.
Председатель: Разве этот документ еще не представлялся?
Эймен: Нет, милорд. Между прочим, знакомы ли вы были с Куртом Линдов, который дал это письменное показание 2 августа 1945 г.?
Кальтенбруннер: Нет.
Эймен: Несмотря на то, что он был чиновником главного имперского управления безопасности до 1944 года?
Давайте вместе с вами прочитаем абзацы второй и четвертый. Только эти два абзаца, я не хочу тратить время Трибунала на чтение первого и третьего абзацев. Второй абзац, как вы видите, гласит:
«На основании общего опыта, а также осведомленности об отдельных случаях я могу подтвердить, что IV отдел (гестапо) составлял доклады относительно действий административных властей в концентрационных лагерях и что эти доклады передавались начальником IV отдела начальнику главного имперского управления безопасности на подпись, а потом передавались рейхефюреру Гиммлеру».
Кальтенбруннер: Разрешите мне сейчас же сказать по этому поводу. Может быть, было бы важно зачитать и первый пункт.
Эймен: Только кратко, пожалуйста, отвечайте как можно более кратко.
Кальтенбруннер: Пункт первый важен в том отношении, что из этого пункта я заключаю, что свидетель Линдав с 1938 по 1940 год находился в том отделе, в котором составлялись эти доклады. В 1940—1941 гг. он был в отделе по борьбе со шпионажем. В 1942—1943 гг. — в отделе по борьбе с коммунизмом, затем в отделе по информации. Мне кажется, что его показания в пункте втором, когда он говорит об обычаях в отделе государственной тайной полиции, о том, что передавались донесения о событиях в концентрационных лагерях Гиммлеру через начальника IV отдела и начальника главного имперского управления безопасности, относятся только к периоду 1938—1940 гг. В более поздний период, по его собственным словам, у него не было никаких сведений.
Эймен: Другими словами, он говорит правду? Во всяком случае в отношении того периода, когда вы действовали в главном имперском управлении безопасности, правильно?
Кальтенбруннер: Об этом я еще ничего не читал.
Эймен: Я лишь обращаю ваше внимание на два абзаца. Второй абзац мы уже прочли, читаем четвертый:
«Насколько я знаю, ни один из начальников или чиновников главного имперского управления безопасности не имел права подписывать документы, имевшие большое политическое значение, без согласия начальника полиции безопасности, даже в период его временного отсутствия. На основании собственного опыта я могу заявить, что, в частности, начальник IV отдела Мюллер был очень осторожен при подписании документов, имевших общий характер, и особенно в случаях особой важности; он откладывал подписание этих документов до возвращения начальника полиции безопасности, хотя из-за этого пропадало много времени».
Кальтенбруннер: По этому поводу следует сделать два замечания. Во-первых, это показание противоречит показаниям различных свидетелей, устанавливающих необычайные полномочия и самостоятельность Мюллера. Во-вторых, это описание Линдава относится к тому времени, когда действовал Гейдрих, то есть когда Линдав мог собирать сведения, в период 1938-1940 гг. Это не относится к тому времени, когда Гиммлер оставил за собой право отдавать приказы прямо Мюллеру, так как мои обязанности были настолько велики, что одному человеку почти невозможно было с ними справляться.
Эймен: Я не хочу тратить слишком много времени, подсудимый. Но абзацы, которые я прочел вам, соответствуют показаниям Олендорфана этом Суде, не правда ли?
Кальтенбруннер: Показания Олендорфа по этому поводу были мне представлены вчера моим защитником. Но из показаний Олендорфа, я думаю, ясно, что право отдавать всякий оперативный приказ, то есть и приказ о превентивном заключении, который, как он сказал, касается «Последней прачки», находилось в непосредственном ведении Гиммлера, который мог передать это право только Мюллеру.
Во всяком случае Олендорф добавил, что не знает, имелись ли такие ограничения моих полномочий и имел ли я такие права. Но он не мог сказать этого точно, и его остальные показания говорят против того, что я имел такие полномочия.
Эймен: Все мы знаем, что показал Олендорф. Я лишь хочу спросить вас, считаете ли вы показания Олендорфа правильными?
В ходе предварительного допроса вы сказали, что имели самую тесную связь с Олендорфом и вы можете надеяться, что он скорее чем кто-либо другой из ваших коллег скажет правду. Правильно это?
Кальтенбруннер: Это последнее замечание я не помню. Первое утверждение, что он был одним из моих основных сотрудников, оправдывается и доказывается уже тем, что он был начальником управления внутригерманской информационной службы, которое составляло часть моего информационного аппарата, то есть все сведения внутриполитического характера, и сведения о всех германских жизненных областях я получал большей частью именно из этого 3-го управления, исключая те сведения, которые я получал из своего, лично мною созданного, дополнительного аппарата.
Эймен: Вскоре после Пасхи 1934 года вы находились под арестом в лагере Кайзерштейнбрух?
Кальтенбруннер: Повторите, пожалуйста, в каком году?
Эймен: В 1934 году.
Кальтенбруннер: Да, с 14 января до начала мая.
Эймен: Совместно с другими чиновниками СС вы когда-либо обследовали концентрационный лагерь Маутхаузен?
Кальтенбруннер: С другими чиновниками СС? Нет. Насколько я помню, я поехал туда один и должен был явиться к Гиммлеру, который, как я уже рассказал вчера, находился в этот момент в поездке по Южной Германии.
Эймен: И вы осмотрели только каменоломню?
Кальтенбруннер: Да.