венных потребностей, люди были слишком утомлены или слишком слабы от голода, для того чтобы встать и выйти из барака. Их будили в 3 часа. Та же самая посуда употреблялась и для мытья, а затем для еды. Об этом все знали. Несмотря на эти факты, я не имел возможности добиться хотя бы минимальной помощи или медицинского обслуживания для того, чтобы устранить эти эпидемии, болезни и случаи голодной смерти. Не могло быть и речи о какой-либо медицинской помощи заключенным. Я сам никогда не получал никаких медикаментов. В 1941 году я один должен был оказывать медицинскую помощь всем этим людям, но вполне понятно, что я не мог этого делать, поскольку я был единственным человеком, который оказывал медицинскую помощь этим людям. Кроме того, я почти совсем не имел медикаментов. Я не знал, что мне делать с этими 1 800 людей, которые ежедневно приходили ко мне, плача и жалуясь. Я сам часто падал в обморок, и, несмотря на это, я должен был брать все на себя и видеть, как эти люди погибали и умирали. Никогда не сообщалось о том, как умирали военнопленные. Я сам собственными глазами видел, как, возвращаясь с работы от Круппа, они по дороге падали, и другим заключенным приходилось везти их на тачке или нести на руках. Так они возвращались с работы в лагерь. Работа, которую они выполняли, была очень тяжелой и опасной, и было много случаев, когда заключенные обрезали себе пальцы рук, или ног. Это были очень серьезные травмы, и люди обращались ко мне и просили медицинской помощи. Но я даже не мог освободить их на день или два от работы, хотя обращался в директорат Круппа и просил разрешения об этом. В конце 1941 года ежедневно умирало по двое людей, а в 1942 году смертность увеличилась до трех-четырех человек. Я работал под начальством доктора Мея, и мне очень часто удавалось приводить его в лагерь, где он видел, в каких ужасных условиях живут заключенные и слышал их жалобы. Но даже он не мог получить медикаменты от медицинской службы вермахта или от Круппа, или добиться лучших условий обращения или пищи. Я был свидетелем одного его разговора с русской женщиной из этого лагеря, которая рассказала мне лично, что они работают на фабрике Круппа, где ежедневно их избивают самым ужасным образом. Их пища состояла из водянистого супа, грязного и несъедобного, а его ужасный запах можно было почувствовать на расстоянии. Одежда их состояла из грязных лохмотьев, а на ногах они носили тряпки или деревянные колодки.
По-моему, с ними обращались так же, как и с военнопленными. Избиение происходило ежедневно, такие условия существовали в течение долгих лет, с самого начала и до того момента, как пришли американские войска. Люди жили в постоянной тревоге, и для них было опасно говорить кому-либо об условиях, которые существовали в их лагерях, потому, что правила были таковы, что они могли быть убиты любым стражником СС или гестапо, если бы тот заметил, что они делают это. Для меня же, как для врача, было возможно говорить с ними; они доверяли мне и знали, что я поляк и никому их не выдам».
Вы объяснили, что некоторые из этих условий, по вашему мнению, объяснялись тем фактом, что в результате бомбежек бараки для военнопленных и рабочих были разрушены?
Шпеер: Это правильно, но это еще не говорит о том, что подобное положение, если оно действительно существовало, было общим явлением.
Джексон: Вы считали правильным расселять насильно увезенных рабочих и военнопленных так близко к военным объектам, как были расселены эти военнопленные?
Шпеер: Военные объекты подвергались налетам, и поэтому лагери не были расположены вблизи военных объектов.
Джексон: И вы не считали, что заводы Круппа являются подходящими объектами?
Шпеер: Лагери находились не на заводах Круппа, а вблизи города Эссена. Вблизи самих заводов мы в принципе не создавали лагерей, поскольку мы считали, что эти заводы будут подвергаться бомбардировке, а мы не хотели, чтобы эти лагери были разрушены.
Джексон: Вы обратили внимание на то, что одна из фотографий, представленных в качестве доказательства, показывает, что лагерь находился в непосредственной близости от заводов?
Шпеер: На этой фотографии видно, что на заднем плане находится какое-то большое предприятие, но это ничего не меняет в моих показаниях о том, что мы размещали лагери почти исключительно за границами городов.
Джексон: Хорошо. Военное производство было вашим делом, и вы хотите сказать мне, что вы не имели никаких отчетов или докладов о положении рабочих, занятых на ваших военных предприятиях, из которых вы могли бы узнать, не слишком ли велика норма заболеваемости и все ли в порядке в области общих условий труда?
Шпеер: То, что я слышал, имелось в центральном Бюро планирования. Само собой разумеется, что всякий, тесно связанный с делами государства, кое-что слышит о том, что происходит вокруг, и что-то узнает о неполадках в других областях.
Джексон: Хорошо. Предположим, что эти условия были вам известны в что они существовали. С кем вы должны были обсуждать вопрос об исправлении существующего порядка вещей? С кем из правительственных чиновников?
Шпеер: При нормальных условиях министр стал бы действовать таким образом. Это письмо он отослал бы соответствующим властям, которые были ответственны за эти вопросы. Далее я должен сказать, что касается меня лично, что если я слышал о подобных неполадках, то я старался устранить их и связывался непосредственно с ответственной инстанцией. Это был или «германский трудовой фронт», при котором я имел человека для связи, или это дело передавалось через мое управление по использованию рабочей силы Заукелю.
Джексон: Таким образом, вы считаете, что Крупп не отвечал за существование таких условий?
Шпеер: У Круппа, при его посещении речь, конечно, шла об общем положении рабочих после воздушных бомбардировок, так как это была большая забота для нас, как раз для фирмы Круппа, это я знаю хорошо. Но у Круппа я не помню, чтобы мне было сказано, что иностранные рабочие или военнопленные находятся в особенно плохом положении. Они все были в тяжелом положении.
Джексон: Вы заявили некоторое время назад, что вы как министр правительства несли некоторую ответственность за существование этих условий. Я хотел бы, чтобы вы объяснили, о какой ответственности, которую вы взяли на себя как член правительства, вы говорили?
Шпеер: По-моему, в государственной жизни существует два рода ответственности: первый род ответственности — это ответственность за свой собственный сектор, за него, конечно, несешь полную ответственность. Кроме того, я лично придерживаюсь того мнения, что в отношении решающих вопросов существует общая ответственность и должна существовать, поскольку ты являешься одним из руководящих лиц, ибо кто же еще должен нести ответственность за ход событий, если не ближайшие сотрудники главы государства. Но эта общая ответственность может быть только в принципиальных вопросах. Такая ответственность не может распространяться на отдельные случаи, которые имеют место в других министерствах или других ответственных ведомствах.
Джексон: Как я понимаю, вы хотите сказать, что вы как член правительства и руководитель в тот период признаете свою ответственность за общую политику правительства, но не за отдельные ее детали, имевшие место в процессе ее осуществления? Я правильно изложил вашу точку зрения?
Шпеер: Да.
Рагинский[116]: Вы помните свои показания на предварительном допросе 14 ноября 1945 г.?
Я вам их напомню и прошу сказать, правильно ли был записан ваш ответ.
На вопрос: «Признаете ли вы, что в своей книге «Майн кампф» Гитлер ясно высказал свои агрессивные планы в отношении стран Запада и Востока и, в частности, в отношении Советского Союза». Вы ответили: «Да, я признаю это». Вы помните, что так показывали?
Шпеер: Очень может быть.
Рагинский: Вы были сотрудником штаба Гесса?
Шпеер: Да.
Рагинский: Вы сотрудничали с Леем?
Шпеер: Да, в «трудовом фронте».
Рагинский: Вы являлись одним из руководителей «центрального планирования». В ваши задачи входило изыскание новых источников сырья?
Шпеер: Нет.
Рагинский: В приказе от 22 апреля 1942 г. за подписью Геринга говорится:
«Для обеспечения приказания фюрера о развертывании вооружения и требований войны, так же как и для согласованного снабжения сырьем и повышения хозяйственных возможностей, приказываю организовать «центральное планирование».
Далее, перечисляется, кто входит в «центральное планирование», а пункт 3 этого приказа Геринга перечисляет задачи «центрального планирования». Я оглашаю этот пункт 3:
«Центральное планирование» охватывает общее хозяйство и имеет следующие задачи:
Пункт «С» — распределение наличного сырья, особенно железа, металлов между потребителями»;
пункт «В» — изыскание новых и использование имеющихся уже источников сырья».
Это написано в документе?
Шпеер: Да, но тут имеется некоторое различие. Мне было переведено «источники сырья». Под источниками сырья я понимаю залежи руды, например, или залежи угля. То, что здесь в этом параграфе имеется в виду, это организация новых центров по добыче сырья. То есть, здесь имеется в виду строительство заводов по производству стали, например, или заводов по производству алюминия.
Рагинский: Вы говорили неоднократно, отвечая на вопросы защитника, что пост министра вооружения вы приняли без особого желания, что у вас были большие колебания и что вообще вы не хотели этим заниматься. Вы и сейчас это утверждаете?
Шпеер: Да.
Рагинский: Я вам напомню, что вы говорили представителям промышленности Рейнско-Вестфальской области. Я процитирую один абзац из вашего выступления. Вы говорили тогда: