Шпеер: Я знал, что рабочие попадали в Германию частично против их воли. Я об этом уже говорил. Я также уже показал, что я считал последствия этой насильственной вербовки рабочих роковыми для промышленности в оккупированных областях.
Рагинский: Скажите, разве вы не настаивали перед Заукелем на предоставлении вам рабочих, которых он должен насильственно набирать в оккупированных странах, сверх тех требований и заявок, которые вы сделали? Я вам напомню ваше письмо к Заукелю, это ускорит процесс допроса. 6 января 1944 г. вы писали Заукелю:
«Дорогой Заукель!
Прошу вас, соответственно вашему обещанию фюреру, прислать мне рабочую силу для того, чтобы я мог выполнить порученное мне фюрером задание в назначенный срок. Кроме того, имеется потребность в немедленной присылке 70 тысяч рабочих для организации Тодта согласно установленным по приказу фюрера срокам работы на Атлантическом вале».
Вы подтверждаете это? Вы писали такое письмо Заукелю?
Шпеер: Да. 4 января 1944 г. имело место совещание у Гитлера, на котором Гитлер дал приказ вывезти из Франции в Германию миллион рабочих. В тот же день я сообщил генералу Штудту — моему уполномоченному во Франции, что потребность в рабочей силе для особых предприятий следует удовлетворить в первую очередь до посылки рабочих в Германию. Этим письмом, которое у вас в руках, я через два дня сообщил Заукелю, что моя потребность во Франции составляет 800 тысяч рабочих для французских предприятий, что, кроме того, на Атлантическом вале также не достает рабочих и что поэтому следует в первую очередь получить этих рабочих до того, как один миллион рабочих будет направлен в Германию.
Я уже заявил, что в результате акция, о которой ранее был дан приказ Гитлера, была приостановлена и что моей целью было ясно показать военному командующему, который также получил это письмо, что в первую очередь рабочих следует использовать в самой Франции.
Рагинский: Подсудимый Шпеер, вам было известно, что на подведомственных вам военных заводах принудительно оставлялись рабочие, бывшие заключенные, которые уже отбыли срок своего наказания. Было это вам известно или нет?
Шпеер: Во время моей службы — это не было мне известно. Я знаю, что вы имеете в виду письмо Шибера от 4 мая 1944 г., которое включено в книгу документов. Однако все эти подробности я никак не мог вспомнить.
Рагинский: Вы не можете вспомнить? Но Шибер 7 мая 1944 г. в специальном письме, адресованном вам лично, об этом писал, и вы не могли не знать это. А то обстоятельство, что этот документ включен в вашу книгу документов, никак положения не меняет.
Шпеер: На основании этого письма я затем написал также Гиммлеру как раз по вопросу о рабочих, которые отбыли свой срок заключения. Из этого письма вытекает, что я просил Гиммлера о том, чтобы эти рабочие, после того как они отбудут свое наказание, оставались на свободе, в то время как Гиммлер выступал за то, чтобы эти рабочие вообще оставались и дальше в заключении.
Рагинский: Вы помните письмо ОКВ от 8 июля 1943 г. по вопросу о рабочей силе для горной промышленности?
Шпеер: Нет.
Рагинский: Я вам напомню. Этот документ был представлен Трибуналу как доказательство под номером США-455 и неоднократно здесь цитировался, поэтому я полагаю, что можно не зачитывать все письмо, а только основные положения. В этом письме указывается на распоряжение Гитлера передать 300 тысяч русских военнопленных в угольную промышленность. Помните вы о таком факте?
Шпеер: Я охотно бы взглянул на этот документ.
Рагинский: Вам дадут посмотреть этот документ. В пункте втором этого документа указывается:
«Все военнопленные, взятые на Востоке после 5 июля 1943 г., должны быть переданы лагерям ОКВ и оттуда непосредственно или в порядке обмена через других потребителей рабочей силы — генеральному уполномоченному по рабочей силе для использования в угольной промышленности».
Далее в пункте 4 этого документа указывается, что:
«...мужчины в возрасте от 16 до 55 лет, взятые в борьбе с партизанами в зоне военных действий, в армейском тылу, являются военнопленными и также передаются в лагерь военнопленных».
Это письмо было послано также и вам, и, следовательно, вы знали, какими нечеловеческими методами вы получали рабочих для угольной промышленности. Это вы признаете?
Шпеер: Нет, я этого не признаю.
Рагинский: Я вас спрашивал, какими методами получали военнопленных для угольной промышленности? Вы уклонились от ответа. Перейдем к следующему документу:
4 января 1944 г. вы участвовали в совещании у Гитлера, на котором обсуждался вопрос об использовании рабочей силы на 1944 год. Вы тогда заявили, что вам потребуется дополнительно 1 300 000 рабочих. На этом совещании было принято решение, что Заукель в 1944 году поставит не менее четырех миллионов рабочих из оккупированных областей и что в доставке этих рабочих Заукелем будет принимать участие Гиммлер. В протоколе этого совещания, подписанном Ламмерсом, указано, что все участники совещания пришли к единодушному выводу. Вы признаете, что как участник этого совещания и как рейхсминистр вы несете ответственность за принудительный угон в Германию миллионов людей?
Шпеер: Однако эта программа не была осуществлена. Я предполагаю, что суд решит, насколько велика моя ответственность. Я сам не могу этого установить здесь.
Рагинский: Я зачитаю вам выдержку из документа, представленного Трибуналу под номером США-184. В этом документе указывается на решение Заукеля провести освидетельствование и мобилизацию двух возрастов — 1926 и 1927 гг. — во всех вновь оккупированных восточных областях. В этом документе говорится также: «Господин имперский министр вооружения и боеприпасов дал на этот приказ свое согласие». Этот документ заканчивается следующей фразой: «Освидетельствование и мобилизация должны начаться и проводиться ускоренными темпами со всей энергией и применением всех подходящих мер». Вы припоминаете такой приказ?
Шпеер: Я здесь читал этот документ. Это правильно.
Рагинский: Вы очень много говорили здесь о том, что вы противились разрушению промышленных предприятий западных областей перед отступлением немецких войск, но разве вы не руководствовались при этом исключительно тем, что рассчитывали в ближайшее время снова занять эти области и таким образом сохранить за собой эти предприятия?
Шпеер: Нет, причина заключалась не в этом. Я это выбрал в качестве предлога для того, чтобы воспрепятствовать этому разрушению. Если вы прочитаете, например, мой меморандум о положении с горючим, то из него ясно вытекает, что я не придерживался этого мнения, что можно говорить о реоккупации, и мне, кажется, что любой военный руководитель не считал, что в 1944 году можно было говорить о реоккупации Франции, Голландии или Бельгии. То же самое относилось, конечно, и к восточным областям.
Рагинский: Я думаю, что будет лучше, если мы обратимся к документу. Вы писали в телеграмме, которую вы заготовили для гаулейтеров Бюркеля, Вагнера и других — я читаю на странице 56, т.1 вашей книги документов:
«Фюрер указал, что в скором времени будут возвращены утраченные области, так как для дальнейшего ведения войны западные области в отношении вооружения и военной продукции имеют большое значение».
Разве это то, что вы здесь говорите? Ведь вы писали совсем о другом.
Скажите, почему вы телеграмму по поводу разрушения промышленных предприятий направили гаулейтерам?
Шпеер: Эта телеграмма была направлена не только гаулейтерам. Она была направлена моим уполномоченным и гаулейтерам. Гаулейтеров надо было информировать, потому что они при некоторых обстоятельствах сами могли отдать приказ о разрушениях, а так как гаулейтеры не подчинялись мне, я должен был составить проект этой телеграммы и отправить ее Борману, которому подчинялись гаулейтеры, с тем, чтобы она от Бормана была направлена гаулейтерам.
Рагинский: Вы говорили, что сторонниками политики Гитлера «выжженной земли» были Геббельс и Лей. Разве из сидящих здесь на скамье подсудимых никто не поддерживал в этом вопросе Гитлера?
Шпеер: Насколько я вспоминаю, никто из тех, кто сейчас сидит на скамье подсудимых, не выступал за политику «выжженной земли».
Рагинский: За эту политику были только те, кто теперь мертв?
Шпеер: Да, и поэтому они, очевидно, и покончили жизнь самоубийством, потому что они были за эту политику и делали еще кое-что.
Рагинский: Ваш защитник предъявил Трибуналу несколько писем, адресованных на имя Гитлера и датированных мартом 1945 года. Скажите, после этих писем вы не потеряли доверия к Гитлеру?
Шпеер: Я вчера уже говорил о том, что после этого имели место очень резкие разногласия между нами, и Гитлер хотел, чтобы я ушел в отпуск. Это практически означало бы мой уход в отставку. Но я этого не хотел.
Рагинский: Это я слышал, но ведь именно вас Гитлер 30 марта 1945 г. назначил руководить мероприятиями по тотальному разрушению индустриальных объектов?
Шпеер: Да. Дело обстояло так, что я отвечал за разрушение или неразрушение промышленности в Германии до 19 марта 1945 г. Тогда Гитлер указом (который также был представлен) лишил меня полномочий самому проводить эти разрушения, а указом Гитлера от 30 марта 1945 г., проект которого составил я, я снова получил право проводить эти разрушения.
Рагинский: Вы 15 апреля в Гамбургской радиостудии записали свою речь на случай падения Берлина. В этой заготовленной речи, текст которой так и не был опубликован, вы высказались за прекращение деятельности «Вервольфа». Скажите, кто руководил организацией «Вервольф»?
Шпеер: Организацией «Вервольф» руководил рейхслейтер Борман.
Рагинский: