Руденко: Перейдем дальше. Я спрашиваю вас, известны вам были документы о проведении операции «Грюн» против Чехословакии, документы о нападении на Польшу, о нападении на Югославию и о проведении пропаганды в связи с этим?
Фриче: С документами по плану «Грюн» и другими я ознакомился впервые здесь и слышал о них здесь впервые.
Руденко: Вам сейчас дадут документ СССР-493 о вашем выступлении по радио в связи с нападением на Польшу. Это выступление состоялось 29 августа 1939 г. Оно было направлено уже заранее на объяснение причин нападения Германии на Польшу. Я не намерен оглашать его, но смысл заключается в том, что уже тогда вы говорили о готовности в любой момент к серьезной неожиданности.
Вы ознакомились с этим документом?
Фриче: Да.
Руденко: Вы не отрицаете, что вы именно 29 августа 1939 г. выступали с этим заявлением?
Фриче: Нет, этого я, конечно, не оспариваю и не отрицаю.
Руденко: Я вас спрашиваю, вы лично верили в эти объяснения неизбежности войны с Польшей?
Фриче: О том, считал ли я в тот момент, что война будет неизбежна, — этого я не в состоянии сейчас сказать.
Руденко: Вы 9 апреля 1940 г. выступили с объяснением причин оккупации Норвегии. Сейчас вам передадут выдержку из этого вашего выступления.
Я оглашу небольшой абзац из этого выступления:
«Тот факт, что германские солдаты были вынуждены выполнять свои обязанности в связи с нарушением Англией норвежского нейтралитета, не привел к войне, а окончился мирными действиями. Никто не был ранен, ни один дом не был разрушен, жизнь и ежедневный труд текли обычным путем».
Это была ложь? Вы это признаете или станете отрицать?
Фриче: Нет, это была не ложь...
Руденко: А теперь я вам предъявлю документ «Правительственный доклад норвежского правительства», который уже представлен Трибуналу французским обвинением под №РФ-72.
Послушайте, подсудимый Фриче, как вы правдиво освещали положение в Норвегии. Послушайте, что говорится в правительственном отчете норвежского правительства. Я цитирую:
«Германское нападение на Норвегию 9 апреля 1940 г. ввергло Норвегию в войну впервые за 126 лет. В течение двух месяцев война велась по всей стране, принося разрушения, исчисляющиеся в 250 миллионов крон».
И далее: «Более 40 тысяч домов было повреждено и разрушено и около тысячи человек из числа гражданского населения убито».
Так обстояло положение в действительности. Вы признаете, что ваши выступления 9 апреля и 2 мая 1940 г. были очередными клеветническими выступлениями?
Фриче: Нет, я этого не признаю. Я констатирую, что вы, г-н обвинитель, при предъявлении этой выдержки не посчитались с тем, что в своем выступлении я говорил о том, что я видел сам при своей поездке в Гольдбраунталь. Таким образом, мое описание совершенно не противоречит утверждению норвежского правительства о том, что во время этой акции Норвегии был нанесен такой значительный ущерб и имели место такие потери.
Руденко: Я перехожу к группе вопросов, связанных с вашим участием в проведении пропаганды в связи с подготовкой нападения на Советский Союз. Вы утверждаете, что о подготовке нападения на СССР вы ничего не знали до того момента, когда немецкие войска уже вторглись на территорию СССР, и вы были вызваны Риббентропом в министерство иностранных дел на пресс-конференцию. Так я понял ваши показания?
Фриче: Нет, уже за несколько часов до этого, то есть вечером предшествовавшего дня, Геббельс вызвал отдельных руководителей управления министерства пропаганды к себе на дом в Ванзее, сообщил им об этих фактах и запретил им уходить и звонить по телефону. Вот, когда я впервые по-настоящему узнал о предстоящих событиях.
Руденко: Вы утверждаете также, что об агрессивных целях нападения Германии на СССР вам стало известно лишь в 1942 году, причем в результате, ваших личных наблюдений? Это правильно?
Фриче: ...У меня были некоторые сомнения в правильности кое-каких германских официальных обоснований этого нападения, впервые такие сомнения у меня возникли в тюрьме.
Руденко: Я вам напомню один абзац из вашего заявления. Это документ, который вы полностью здесь подтверждаете. Здесь в параграфе 42-м говорится:
«В начале 1942 года, будучи солдатом на восточном театре военных действий, я увидел, что ранее были произведены большие приготовления для занятия и укрепления территории, простирающейся вплоть до Крыма. Основываясь на моих собственных наблюдениях, я пришел к заключению, что планы для войны против Советского Союза подготавливались задолго до ее начала».
Это ваше заявление правильное?
Фриче: Да.
Руденко: Я хотел бы вам напомнить еще два документа, связанные с проведением пропаганды в связи с подготовкой и нападением на Советский Союз. Я имею в виду протокольную запись совещания у Гитлера от 16 июля 1941 г. Сейчас вам дадут этот документ и я процитирую один абзац или два. Цитирую второй абзац на 1-й странице:
«Теперь является важным, чтобы мы не раскрывали своих целеустремлений перед всем миром, — это, к тому же, вовсе не нужно. Ни в коем случае не следует осложнять наш путь излишними объяснениями. Подобного рода объяснения являются излишними, ибо мы можем сделать все, поскольку у нас хватит власти, а что лежит за пределами нашей власти, мы и без того сделать не можем».
И дальше:
«Мотивировка наших действий перед миром должна исходить из тактических соображений. Мы должны поступать здесь таким же образом, как в случаях с Норвегией, Данией, Голландией, Бельгией. И в этих случаях мы ведь ничего не говорили о наших намерениях и впредь мы будем такими же разумными и не будем этого делать».
Вам было известно о подобного рода установках Гитлера?
Фриче: Нет, о таких указаниях мне не было известно, но... тот факт, что такие замечания и указания были представлены на этом процессе, заставил меня осознать, как я уже сказал, то, что некоторые предпосылки нашей пропаганды не имеют оснований.
Руденко: Вам также не были известны указания о применении пропаганды в районе «Барбаросса», изданные ОКВ и подписанные подсудимым Иодлем?
Фриче: План «Барбаросса» до настоящего процесса не был для меня определенным понятием.
Руденко: Я вам процитирую один только абзац. Здесь говорится:
«Пока не следует вести пропаганды, направленной на расчленение Советского Союза. В различных частях Советского Союза пропаганда должна пользоваться наиболее распространенным языком. Это, однако, не должно приводить к тому, чтобы характер отдельных пропагандистских текстов преждевременно давал бы повод к заключению о намерениях расчленить Советский Союз».
Вы были в курсе этих указаний?
Фриче: Я не знал ни документа, ни содержания этих указаний, которые вы только что зачитали.
Руденко: Но я надеюсь, что вы не будете отрицать, что именно в таком духе и проводилась пропаганда?
Фриче: Нет, поскольку я мог наблюдать за тем, как проводилась пропаганда в Советском Союзе, я могу сказать следующее: эта пропаганда старалась призвать отдельные национальности к самостоятельности: Украину, Белоруссию, Прибалтику и т.д.
Руденко: ...Когда вы впервые встретились с подсудимым Розенбергом и получили от него информацию о задачах немецкой пропаганды на Востоке?
Фриче: Я сомневаюсь в том, что до этого процесса я вообще когда-либо говорил с Розенбергом. Но мне кажется, что в обществе я иногда с ним встречался. Каких-либо деловых или служебных разговоров у меня с ним никогда не было.
Руденко: Вам сейчас передадут документ №1039-ПС. Это отчет Розенберга о подготовительной работе по вопросам, связанным с территорией Восточной Европы. Этот документ уже предъявлялся подсудимому Розенбергу, и он подтвердил этот документ. В этом отчете говорится:
«Кроме этих переговоров, которые были освещены выше, я принял ответственных представителей пропаганды, а именно: министериальдиректора Фриче, посланника Шмидта и других. Не входя в подробности политического направления, я доверенно информировал указанных лиц о необходимой позиции с просьбой без каких-либо высказываний соответствующим образом следить за всей терминологией в прессе. В моем аппарате появились для специальной обработки восточных вопросов довольно подготовленные работы, которые я передал представителям пропаганды».
Правильно ли осветил подсудимый Розенберг события, которые были в 1941 году, еще до нападения на Советский Союз?
Фриче: Нет, я не помню, чтобы я когда-либо был принят Розенбергом. Ни в коем случае нельзя утверждать, что я получил от Розенберга или кого-нибудь из его сотрудников до 22 июня какие-либо сообщения о намеченном нападении на Советский Союз. Напротив, — это, может быть, несколько разъяснит положение вещей, — я вспоминаю, что один из сотрудников Розенберга довольно часто бывал у меня или у моих сотрудников; я помню его имя, это был руководитель группы прессы, раньше он был редактором «Фелькишер Беобахтер», майор Кранц. Он часто бывал у меня и у моих сотрудников и передавал нам о пожеланиях Розенберга в вопросах пропаганды в прессе. Но, во всяком случае это не было до 22 июня.
Руденко: Значит, то, что написано в отчете подсудимого Розенберга, является в отношении вас неправдой?
Фриче: Неправда — это было бы слишком сильно сказано. Очень может быть, что все эти сообщения, которые он здесь делает, относятся просто к более позднему времени. Кроме того, можно предположить, что Розенберг при составлении этого отчета не придавал большого значения точности сведений относительно этого приема ответственных работников германской пропаганды.
Руденко: