Но ограничимся сказанным. Наше намерение заключается в том, чтобы напомнить, что основные деяния, инкриминируемые подсудимым, деяния, о которых говорилось здесь, могут рассматриваться, взятые порознь, как нарушение уголовных законов внутреннего позитивного права всех цивилизованных стран или, кроме тоге, международного уголовного права. Таким образом, наказание за совершение каждого из этих действий не является необоснованным, напротив, если принять во внимание изложенное выше, то можно считать провозглашенными наиболее суровые наказания.
Однако необходимо пойти еще далее, так как, несмотря на то, что анализ ответственности подсудимых в свете внутренних законов не устраняет ни одного из преступных деяний, он является лишь первой, приблизительной стадией, которая позволит нам преследовать подсудимых только как соучастников, а не как главных виновников. Мы не замедлим доказать, что они были действительно главными виновниками.
Мы надеемся достичь этого, развив три следующих положения:
1. Действия подсудимых являются элементами преступного политического плана.
2. Взаимодействие различных управлений, во главе которых стояли эти люди, предполагает тесное сотрудничество между ними в целях осуществления их преступной политики.
3. Они должны быть осуждены в связи с тем, что они проводили эту преступную политику.
ДЕЙСТВИЯ ПОДСУДИМЫХ ЯВЛЯЮТСЯ ЭЛЕМЕНТАМИ ПРЕСТУПНОГО ПОЛИТИЧЕСКОГО ПЛАНА
Подсудимые занимались самой различной деятельностью. Политики, дипломаты, военные и морские специалисты, экономисты, финансисты, юристы, публицисты или пропагандисты — они представляют почти все формы свободной деятельности. Однако без затруднений можно определить связь, объединяющую их. Все они поставили на службу гитлеровского государства все, что у них есть самого лучшего или самого худшего. В определенной мере они представляли собой мозг этого государства. Взятые порознь, они не являлись мозгом всего государства. Тем не менее ни у кого не вызывает сомнений, что каждый из них являлся важной частью этого мозга. Они замыслили политику государства. Они хотели, чтобы мысль их претворялась в действии, и все, почти что в равной степени, этому способствовали. Это справедливо как в отношении Гесса, Геринга, профессиональных политиканов, которые признали, что они никогда не имели другой профессии, нежели агитатор или государственный деятель, так и в отношении Риббентропа, Нейрата, Папена — дипломатов при этом режиме; Кейтеля, Иодля, Деница или Редера — военных; Розенбepгa, Штрейхера, Франка, Фрика — мыслителей (впрочем, можно ли их так называть!) — выразителей идеологии режима; Шахта, Функа — финансистов, без которых режим обанкротился бы и рухнул под ударами инфляции до того, как было начато перевооружение; публицистов и пропагандистов — Фриче и того же Штрейхера, преданно служивших делу распространения общей идеи; технических специалистов — Шпеера и Заукеля, без которых мысль никогда бы не была так претворена в действие, как это произошло; полицейских — например, Кальтенбруннера, который с помощью террора подчинял умы; либо просто гаулейтеров — Зейсс-Инкварта, Шираха или снова Заукеля — администраторов, должностных лиц и в то же время политиканов, которые облекли в конкретные формы общую политику, намеченную всей совокупностью государственного и партийного аппарата.
Я знаю, что тень отсутствующих витает над этим залом, и сегодняшние подсудимые напоминают нам об этом беспрестанно... «Гитлер хотел, Гиммлер хотел, Борман хотел, — говорят они. — Я лишь повиновался». А защитники наперебой раздувают это! Гитлер — чудодейственный тиран, навязывающий свою волю с неотразимой сверхъестественной силой. Это слишком примитивно. Это слишком общее утверждение.
Нет человека, категорически отвергающего возражения, внушения, влияния, и Гитлер, как и всякий другой, не был таким человеком. Это неопровержимо явствует из всего судебного разбирательства, которое позволяет нам догадываться о борьбе различных влияний, разыгравшихся в окружении этого «великого человека». Плелись коварные и скрытые интриги, распространялась клевета — и порой во время судебного разбирательства это заставляло нас думать о небольших дворах эпохи итальянского возрождения. Здесь было все, вплоть до убийства. Разве не так, что Геринг до того, как он сам впал в немилость, избавился от Рема и других, вступивших в заговор не против своего хозяина, а против него, как сообщил нам об этом свидетель Гизевиус. Такое воображение, такое упорство, когда речь идет о зле, а также такая эффективность — все это показывает нам, что Гитлер уже не был так нечувствителен по отношению к действиям и интригам в своем окружении. Почему бы такие интриги не использовать для доброго дела!
Относительно того, насколько Гитлер поддавался влияниям, мы слышали прямое свидетельское показание — это показание Шахта, указавшего, помимо этих людей, и на германскую толпу, в которой все разжигали нездоровые страсти и стремились уничтожить всякое собственное суждение.
Разве Шахт не так сказал во время судебного заседания о Гитлере:
«Я полагаю, что сначала у него были не более чем дурные наклонности; без сомнения, он думал, что он желает добра, но мало-помалу он пал жертвой поклонения, которое он внушал толпе, ибо тот, кто начинает с развращения толпы, кончает тем, что сам бывает развращен ею. Подобные отношения между вождем и тем, кто ему подчиняется, приводят к тому, что он ошибочно подчиняется инстинктам толпы, чего должны стараться избегать все политические вожди».
Итак, в чем же заключалась основная идея, которая всех их преследовала? Бесспорно, она заключалась в завоевании жизненного пространства всеми способами, даже наиболее преступными.
В тот период, когда Германия оставалась еще разоруженной и следовало соблюдать осторожность, Шахт, находясь в окружении Гитлера, требовал колоний, — мы помним это из свидетельских показаний Гиршфельда, — но Шахт скрывал, он часто маскировал эту основную идею государственного агитатора, к числу сторонников которой он принадлежит, и нам было бы труднее вскрыть эту основную идею, если бы к нам не пришла на помощь вызывающая смущение откровенность «великого человека», поведавшего миру еще 10 годами ранее все свои бредовые планы.
Действительно, мы читаем в «Майн кампф» (выдержка со стр. 641, первая цитата)[178]:
«Следовательно, германская нация может защитить свое будущее только в качестве мировой державы. В течение более двух тысячелетий защита интересов нашего народа, а именно так нам следует обозначить нашу более или менее успешную деятельность в сфере международных отношений, являлась мировой историей. Мы сами являлись свидетелями этого факта: гигантская борьба стран в 1914—1918 годах являлась только борьбой германского народа за свое существование на земном шаре, но мы отнесли событие этого типа к категории мировой войны.
Германский народ вступил в эту борьбу в качестве предполагаемой мировой державы. Я говорю здесь «предполагаемой», потому что в действительности она таковой не являлась. Если бы в Германии в 1914 году было бы иное соотношение между размером территории и численностью населения, то Германия действительно была бы мировой державой, и война, помимо всех других факторов, могла бы завершиться благоприятно».
Выдержка со стр. 647, вторая цитата:
«Я желал бы сделать нижеследующие предварительные замечания. Требование о восстановлении границ 1914 года является политическим абсурдом такого масштаба и чревато такими последствиями, что представляется преступным. При этом мы еще не упомянули о том, что границы рейха 1914 года были чем угодно, но только не логичными. Дело в том, что фактически они не были ни совершенными в том смысле, что ими не охватывались люди германской национальности, ни разумными с точки зрения геовоенной целесообразности. Это не был результат взвешенной политической акции, это были лишь кратковременные границы, появившиеся в ходе политической борьбы, которая отнюдь не была завершена; на деле частично они были результатом случая».
Выдержка со стр. 649, цитата третья:
«Границы 1914 года абсолютно ничего не значат для будущего Германии. Они не обеспечили защиты в прошлом, не будут они сдерживать какие-либо силы и в будущем. С помощью таких границ не будет достигнута целостность германской нации, не будут эти границы также гарантировать средства существования германской нации; кроме того, эти границы, если посмотреть на них с военной точки зрения, не представляются ни целесообразными, ни даже удовлетворительными, и, наконец, эти границы не могут способствовать улучшению тех отношений, в которых мы в настоящее время находимся с другими мировыми державами, или, лучше сказать, действительными мировыми державами».
Еще одна цитата (выдержка со стр. 650):
«Мы, национал-социалисты, должны неуклонно придерживаться наших внешнеполитических целей: обеспечить германскому народу ту территорию, которая для него предназначается. И это действие, которое вызовет пролитие крови, единственное, которое может быть оправдано перед, богом и грядущими германскими поколениями; перед богом потому, что мы пришли на эту землю, чтобы зарабатывать здесь свой насущный хлеб ценой вечной борьбы, пришли как существа, которым ничего не было дано без боя и которые будут обязаны своим господствующим положением на земле лишь своему уму и отваге, благодаря которым они смогут завоевать и сохранить такое положение...
...Государство, которое в эпоху деградации рас ревностно следит за сохранением лучших элементов своей расы, должно в один прекрасный день стать господином на земле...
...Более сильная раса изгонит слабые, так как окончательный стремительный натиск вперед к жизни разорвет смехотворный путь пресловутого индивидуалистически настроенного человечества и освободит место для человечества, действующего согласно закону природы, который уничтожает слабых, чтобы предоставить их место сильным...»