Нюрнбергский процесс, сборник материалов — страница 86 из 360

Отвечая на вопросы защитников, вы сказали, что Ламмерс чисто случайно назвал вас сотрудником Розенберга. В наших руках очень короткий документ, который я сейчас зачитаю вслух, — документ, подписанный Кейтелем. Это совершенно секретное письмо от 25 апреля 1941 г, Оно адресовано Розенбергу в собственные руки. Там сказано:

«Начальник канцелярии направил мне копию указа фюрера, которым он назначил вас своим уполномоченным по разработке основных вопросов восточноевропейского пространства. От верховного командования вооруженными силами я поручаю участие в разработке этих вопросов начальнику штаба оперативного руководства вооруженных сил — генералу от артиллерии Иодлю и в качестве его заместителя генерал-майору Варлимонту. Прошу, чтобы ваше учреждение сносилось только лично с ними.

Преданный вам Кейтель».

Что вы скажете по поводу этого документа на вопрос о том, не вспоминаете ли вы, что и по линии аппарата Розенберга вы и Варлимонт, как ваш заместитель, были уполномочены ОКВ еще в апреле 1941 года разрабатывать практические вопросы, связанные с гитлеровской экспансией на Восток? Вы поняли мой вопрос?

Иодль: Я понял ваш вопрос. Министр Ламмерс направил всем министерствам вместе с этим отношением письмо точно такого же содержания. Он просил каждое министерство назначить своего уполномоченного и заместителя, и, таким образом, генерал-фельдмаршал Кейтель назвал тех двух офицеров, которые были в ставке.

Покровский: Помните ли вы, что в германской армии существовала 4-я горная дивизия? Вы, кажется, одно время имели к ней прямое отношение. Была такая дивизия или нет?

Иодль: Да, об этом я знал точно и должен был стать ее командиром.

Покровский: Я попрошу вас взять документ СССР-132. Это указание по 118-й истребительной дивизии. Вы взяли этот документ?

Иодль: Да, 118-я истребительная дивизия.

Покровский: Там сказано так:

«Указание о поведении войск при наступлении

№2. Пленные.

Тот, кто открыто участвовал в боях против вооруженных сил Германии и попал в плен, подлежит после допроса расстрелу».

Не так ли? Там сказано именно таким образом? (Молчание.) Вы слышите меня?

Иодль: Да, что-то подобное говорится в этом предложении. Но я хотел бы иметь весь документ. Я ничего не могу заключить на основании одного предложения. Решающим является то, что предшествует этому. Об этом здесь не говорится.

Покровский: Выше этого стоит: «Указания о поведении войск при наступлении».

Теперь второй документ. Он имеет штамп 4-го горного полка. Он издан 6 октября 1943 г., и в нем помещено указание Кейтеля, сделанное собственноручно, о том, как поступать с пленными. Я попрошу вас обратиться к пункту 3. Там сказано (во второй части этого пункта):

«Командиры, имеющие военный чин по меньшей мере начальников дивизии, могут отдать приказ, чтобы никого не брали в плен, то есть пленные и гражданское население в районе боя могут быть расстреливаемы.

Начальник ОКВ Кейтель. Собственноручно».

Иодль: Да, это приказ по 118-й горно-стрелковой дивизии.

Покровский: У вас не возникает никаких сомнений в подлинности этого документа?

Иодль: Нет. Это приказ по 118-й горно-стрелковой дивизии. В этом нет сомнения...

Покровский: Я перехожу к следующей группе вопросов. Если я не ошибаюсь, вы подтвердили подлинность ваших так называемых «заметок» к плану «Грюн», где идет речь об организации инцидента на границе Чехословакии. Там, кажется, сказано прямо, что организация инцидента будет поручена отделу «Абвер», это правильно? Я правильно передаю смысл фразы?

Правильно ли я понял вас, что вы не оспариваете подлинность документа «Иодль-14»?

Иодль: Если речь идет о моей записке майору Шмундту, то это, без сомнения, подлинный документ, написанный мною.

Покровский: Вас допрашивали 8 ноября представители советского обвинения, и вам был задан вопрос, преследовала ли Германия захватнические цели, нападая на Советский Союз. Вы помните, что вам был поставлен такой вопрос?

Иодль: Да, совершенно точно.

Покровский: Вам сейчас дадут выписку из ваших показаний. Вы ответили таким образом:

«Допускаю, что мысль о расширении жизненного пространства и об использовании хозяйства России для нужд Германии играла какую-то роль, но не являлась основной причиной нападения на Советский Союз».

Вы помните, что вы дали такой ответ?

Иодль: Возможно. Я не подписывал этого. Во всяком случае, я сказал: «Это не было основной причиной».

Покровский: В этом же ответе сказано:

«В наши намерения не входило все время расширять жизненное пространство и тем самым получать себе новых врагов».

Так, кажется. Вы это помните?

Иодль: Да, я помню.

Покровский: Хорошо. Но теперь, может быть, вы припомните, что свидетель Олендорф здесь, на суде, удостоверил, что еще до начала войны, до нападения на Советский Союз, Гиммлер в своей речи наметил программу уничтожения на Востоке 10 миллионов славян и евреев. Вы помните эти показания?

Иодль: Да, я помню эти показания, я их слышал.

Покровский: В этом свете, в свете этих показаний Олендорфа, не хотели бы вы сейчас несколько уточнить свой ответ на вопрос о том, преследовала ли война с Советским Союзом именно захватнические цели, цели захватить территорию, уничтожить население и освободившиеся таким образом земли превратить, как говорил Гитлер, «в райские сады для немцев». Вы не думаете, что это было именно так?

Иодль: Что фюрер намеревался сделать позже, я не знаю, но военно-стратегические причины, которые он изложил нам и которые были подтверждены количеством сообщений, я вчера уже разъяснил во всех подробностях. Основной причиной было чувство огромной угрозы русского наступления. Вот это обстоятельство было решающим.

Покровский: Вы ничего не знаете о предполагавшейся отправке экспедиционного корпуса через Закавказье в направлении Персидского залива и в направлении Ирака, Сирии и Египта, если бы состоялось падение Советского Союза, как здесь говорится? Об этом вы тоже ничего не знаете?

Иодль: До таких серьезных мыслей дело никогда не доходило. Наоборот, у меня была очень большая ссора с фюрером, потому что я отказывался вести атаку через Кавказ на Баку.

Но офицеры генерального штаба, будучи оптимистически настроенными под влиянием первых побед летом, выражали подобные мысли. Они и назначены для того, чтобы строить планы. То, что было решающим, делали старшие, более спокойные люди.

Покровский: Таким образом, вы утверждаете, что успехи Красной Армии сорвали эту далеко идущую, смелую, как вы выразились, мысль гитлеровской Германии о посылке экспедиционного корпуса в Ирак, Сирию и Египет? Это правильно?

Иодль: Да... Но не могло существовать плана, например, вооруженного нападения на Турцию. Она бы и без этого добровольно перешла на нашу сторону. Это было мнение фюрера.

Покровский: Откуда вам это известно?

Иодль: Откуда я это знаю? Это даже есть в документе, в дневниках штаба оперативного руководства, которые имеются здесь, в суде. Там написано:

«Турция при больших успехах Германии без всяких условий выступит на нашей стороне. И я приказываю особенно хорошо снабжать ее оружием, боеприпасами, танками и т.д.».

Турция выразила такое желание и была очень благодарна нам за оснащенные прекрасным оружием танки. Этого фюрер никогда бы не сделал, если бы он допускал возможность выступления Турции на стороне противника.

Покровский: Вы сделали признание в том, что воины Красной Армии в 1941 году под Вязьмой оказывали стойкое сопротивление фашистским захватчикам. Многие попадали в немецкий плен только потому, что, обессилев от лишений и усталости, не могли двигаться. Вы именно этим обстоятельством объяснили огромную смертность советских военнопленных, не так ли?

Иодль: Это так в отношении пленных из вяземского котла.

Покровский: Не припоминаете ли вы других причин, которые вам известны и которые вызвали массовую смертность советских военнопленных?

Иодль: Мне ничего не было известно о других причинах.

Покровский: Чтобы несколько освежить вашу память, я оглашу небольшой отрывок из документа СССР-353[94]. Это письмо Розенберга главнокомандующему вооруженными силами, то есть непосредственно в ОКВ. Документ составлен 28 февраля 1942 г. У вас отмечены эти фразы:

«Судьба советских военнопленных в Германии — трагедия огромного масштаба. Большая часть умерла от голода или вследствие неблагоприятной погоды. Тысячи умерли от сыпного тифа».

Я пропускаю несколько фраз и перехожу несколько дальше.

«Было бы наивным думать, что положение в лагерях для военнопленных могло остаться скрытым от Советского правительства. Как видно из циркулярной ноты Молотова, Советам были прекрасно известны описанные выше обстоятельства».

Иодль: Об этом письме я впервые услышал лишь здесь, на суде.

Покровский: Я спрашиваю вас не о письме, подсудимый Иодль. Я спрашиваю вас о причинах массовой гибели советских военнопленных. Вы не знали, что такие причины вызвали массовую гибель?

Иодль: Я ничего не знал об этих причинах массовой смертности.

Покровский: Знакома ли вам фамилия Гревеница?

Иодль: Если я не ошибаюсь, он работал в подчинении у генерала Рейнеке.

Покровский: Знали ли вы генерала Эстеррейха?

Иодль: Нет, этого генерала я не знаю.

Покровский: Ну, хорошо. Тогда мы перейдем к последней группе вопросов, их всего несколько.