ых ему рабочих удалось довести до 14 миллионов. Он заявил, что к тому времени, когда он в феврале 1942 года занял свой пост, все преступления и нарушения международного права, в которых он мог бы обвиняться, были уже совершены. Тем не менее, он далее сказал:
«Рабочих доставляли в Германию против их воли. Я не имел возражений против того, чтобы их насильственно привозили в Германию. Напротив, в первое время, до осени 1942 года, я, несомненно, тратил немало энергии на то, чтобы подобным образом было доставлено в Германию как можно больше рабочих».
В последующем рабочие поступали в его распоряжение от Заукеля, он же нес ответственность за их распределение на работу. Он признал, что в августе 1942 года был доставлен в Германию 1 миллион советских рабочих (Р-124). 4 января 1944 г. он обратился с запросом о доставке 1 миллиона 300 тысяч рабочих для использования в текущем году.
Шпеер не выдвинул никаких защитительных аргументов по этому поводу, однако заявил, что начиная с 1943 года он стоял за оставление французских рабочих во Франции, что, в сущности говоря, представляет собой лишь мероприятие смягчающего характера (ПС-1202). Сдержанный характер Шпеера не должен оставлять в тени того факта, что его политика, которую он оптимистически воспринимал и проводил в жизнь, означала самые ужасные несчастья и страдания для миллионов советских семей и семей других стран.
Эта политика еще раз демонстрирует полнейшее безразличие к судьбе других народов, красной нитью проходящее в доказательствах, представленных на настоящем процессе. Никакое моральное побуждение, возникшее в связи с интересами германского народа (я подчеркиваю «германского народа») в конце войны, не может оправдать участие в этих ужасных деяниях.
В отношении обращения с иностранными рабочими основная точка зрения Шпеера состоит в том, что доказательства, представленные по этому поводу обвинением, касаются всего лишь отдельных случаев дурного обращения и не могут относиться к общему положению. Если бы имела место постоянная практика дурного обращения, он принял бы на себя за это ответственность. Обвинение считает, что предъявленные здесь инкриминирующие доказательства, рассматриваемые в целом, представляют собой решающие доказательства по поводу существовавших тогда общих условий, которые были чрезвычайно тяжелыми.
Нейрат, который заявил, что он присоединился к правительству Гитлера с намерением привить этому правительству миролюбивые тенденции и сделать его респектабельным, уже через несколько недель узнал о преследовании евреев, о том, что достойные доверия иностранные, как, кстати, и достойные Доверия немецкие, газеты приводили официальные цифры числа интернированных граждан, выражавшихся в 10—20 тысяч человек. Он узнал, что таких оппозиционных элементов, как коммунистов, профсоюзных деятелей, социал-демократов, уничтожали как политическую силу. Затем последовала кровавая чистка, но Нейрат, тем не менее, не отступал и поддерживал Гитлера в его нарушении Версальского договора. Из показаний Пауля Шмидта мы узнаем, что убийство Дольфуса и попытка организовать путч в Австрии серьезно смутили сотрудников министерства иностранных дел, в то же время пакт о взаимопомощи между Францией и Советским Союзом рассматривался ими как новое, весьма серьезное предупреждение о скрытых последствиях германской внешней политики. Я цитирую слова Шпеера:
«На этот раз сотрудники министерства иностранных дел, по крайней мере, поделились своими опасениями с министром иностранных дел Нейратом. Я не знаю, высказал ли Нейрат в свою очередь эти опасения Гитлеру»
Однако, в то время как Редер издавал приказ об опасности обнаружить «энтузиазм по отношению к войне», фон Нейрат хочет заставить Вас поверить в то, что он не осознавал роста этого энтузиазма. Он, так же, как и Редер, наблюдал последующие события и принимал в них участие, например, в секретных совещаниях, в мероприятиях против фон Бломберга и фон Фрича.
Это он в период аншлюса, несмотря на то, что больше не являлся министром иностранных дел, позволил использовать свое, еще не слишком запятнанное имя для поддержки этого мероприятия Гитлера посредством лживых сообщений в опровержение британской ноты и посредством заверений чехам (С-194). Этих заверений никогда не следует забывать: существует немного примеров более мрачного цинизма, чем образ фон Нейрата, слушающего речь Госбаха, в которой этот последний торжественно заявлял г-ну Маетны о том, что Гитлер будет соблюдать договор об арбитраже с Чехословакией. Как только Гитлер вошел в Прагу, именно он, фон Нейрат, стал протектором Богемии и Моравии. Вы слышали его признания в том, что он применял все декреты об обращении с евреями, появившиеся в Германии между 1933 и 1939 гг.
Работа Фриче заключалась в том, чтобы организовать всю германскую печать с тем, чтобы она стала «постоянным орудием министерства пропаганды» (ПС-3469). Пропаганда была самым могучим фактором всей нацистской стратегии.
В свою очередь этот фактор сделал всю печать самым мощным своим оружием. Тот факт, что Фриче знал об использовании своей организации и участвовал в этом использовании, доказывается его попыткой обелить последовательные пропагандистские мероприятия, которые подводили к каждой из соответствующих агрессий, упомянутых в его письменных показаниях. Так, он заявил: «Все проверенные мною известия были тенденциозны или вымышленны».
Совершенно невероятно, что, периодически проводя поручаемые ему определенные мероприятия и являясь каждый раз свидетелем практических результатов этих мероприятий, он не отдавал себе отчета в бесчестности, с которой проводилась германская политика, или в том, что целью нацистского правительства являлась агрессивная война. Его личные способности в качестве радиокомментатора привели к тому, что он был фактически назначен официальным комментатором. Цитирую его собственные слова:
«Я хотел бы добавить, что мне известно о том, что на самых отдаленных участках фронта и в германских колониях за границей речи, которые я произносил по радио, воспринимались, так сказать, как политическое руководство».
Он подчеркнул, что в этих комментариях ему было предоставлена полная свобода действий. Подлежит ли сомнению, что это происходило потому, что он был готов передавать по радио любую ложь по желанию Геббельса? Говоря о том, как использовалось его влияние, он сам заявляет: «Снова и снова меня просили возбуждать ненависть к отдельным лицам и системам».
Вы видели пример этого в его радиопередаче об «Атении» (Д-912). Уже в 1940 году он в достаточной мере освободился от чувства стеснения, которое пытался изобразить, давая свидетельские показания, чтобы называть поляков «низшей расой» и «животными в человеческом облике» (СССР-492).
18 декабря 1941 г. он высказывался о судьбе европейских евреев следующим образом:
«Судьба европейского еврейства оказалась такой неприятной, как фюрер предсказал ее в случае войны в Европе. После распространения войны, подстрекаемой евреями, эта неприятная судьба может также распространиться и на Новый Свет, так как едва ли можно предположить, что народы Нового Света простят евреям те несчастья, которые не простили им народы Старого Света»
Среди всех этих миазмов нацистской лжи о евреях одним из наиболее ужасных и подстрекающих к ненависти являлось лживое утверждение, что они являются поджигателями войны, принесшей человечеству такие ужасные несчастья. Однако такое заявление было умышленно сделано этим образованным и рассудительным подсудимым.
Трудно себе представить более низкое и подлое толкование гитлеровской агрессии, чем его речь 9 октября 1941 г., в которой среди прочего говорилось следующее:
«...И мы особо благодарны за эти молниеносные победы потому, что, как фюрер это подчеркнул в прошлую пятницу, они дали нем возможность предпринять организацию Европы и вывезти сокровища этого старого материка уже сейчас, в самый разгар войны, не будучи связанными необходимостью выставлять охранение из миллионов и миллионов германских солдат...».
Возможно, что ключом к готовности Фриче к сокрытию военных преступлений его хозяев является основной принцип пропаганды Фриче. Я цитирую:
«Но решающую роль для нас в этом информационном аппарате играют не подробности, а фундаментальная основа, на которой строится пропаганда. Решающим является вера в чистоту руководителей государства, на которую должен опираться каждый журналист».
Практически почти до самого конца Фриче поддерживал прекрасные отношения с Геббельсом. Когда Трибунал представит себе, каким крайним экстремистом и яростным антисемитом, по описанию других подсудимых, являлся Геббельс, трудно вообразить, что поклонение его ближайшего сотрудника могло быть основано на невинном неведении.
Обвинение утверждает, что смехотворным является то положение, в котором этот человек старается Вас убедить, что, будучи в неведении об этих ужасах, он призывал и убеждал немецкий народ следовать по пути своей гибели. Фриче разделяет со Штрейхером, Розенбергом и Ширахом ответственность за полнейшее падение германского народа с тем, чтобы немцы «закрыли перед человечеством врата милосердия». Из-за них происходили события, подобные тем, которые имели место на еврейском кладбище в Швеце в воскресенье утром в октябре 1939 года, где совершались убийства женщин и детей, привезенных сюда на грузовике, убийства, которые 200 кейтелевских «честных солдат» германской армии наблюдали без ропота и сомнений. Вспомните, как об этом рассказывали трое из этих, солдат:
«В субботу... я узнал... из разговоров своих товарищей, что утром на еврейском кладбище в Швеце было расстреляно много поляков... Среди солдат, расквартированных в Швеце, часто происходили разговоры о неминуемых расстрелах. Поэтому в воскресенье утром я отправился на еврейское кладбище а компании с большинством солдат моей роты. Там мы напрасно прождали до 9 часов».