[57]. В сотрудничестве с ним действовали СД и тайная полиция (документы Л-188 и ПС-946).
Следует отметить, что в вопросе о принудительном использовании рабочей силы внутри государства существовали такая же связь и такая же согласованность. Их осуществляли все министры и высшие должностные лица, например гаулейтеры, либо потому, что они планировали или готовили это мероприятие, либо потому, что они оказали поддержку в проведении этого мероприятия, либо, наконец, потому, что им это было выгодно.
Мы помним межминистерские совещания а Берлине по этому вопросу и совещание Заукеля, Кальтенбруннера, Шпеера, Функа и представителей ОКВ, которые описываются в документе ПС-3819; мы помним о совещании в Париже под председательством Заукеля, в котором участвовали представители армии, полиции и посольства (документ РФ-1517). Не было большой независимости и в экономической сфере.
Во время войны под руководством Функа осуществлялось тесное сотрудничество между экономическими и административными управлениями армии и министерства экономики (документ РФ-З-бис). Для развития планов экономической германизации министерство экономики привлекло полицию (документы РФ-803 и 804). Министерство финансов субсидировало организацию СС для проведения научных экспериментов над заключенными, принудительно используя их в ужасающих условиях для этих опытов (ПС-002). Задолго до войны под руководством Шахта аналогичные связи, сначала скрытые, а затем гласные и гораздо более тесные, чем в какой-либо другой стране мира, объединяли политику, финансы и экономику с армией. В речи 29 ноября 1938 г. Шахт так высказался о проделанной им работе:
«Возможно, что ни один другой эмиссионный банк в мирное время не проводил такой смелой кредитной политики, как это делал рейхсбанк с момента захвата национал-социалистами власти... Однако с помощью этой кредитной политики Германия создала непревзойденное вооружение, и это вооружение позволило нашей политике добиться желаемых результатов...»
Судебная система также не была более независимой. Министерство юстиции совместно с полицией принимало участие в наиболее преступных деяниях. В документе ПС-654 приводится запись совещания, состоявшегося между Тираком, Гиммлером и другими, во время которого было решено, что асоциальные элементы и заключенные концлагерей: евреи, цыгане, русские, украинцы, поляки, приговоренные к заключению на срок более трех лет, — будут в дальнейшем передаваться Гиммлеру для их истребления путем использования на работах и что в будущем лиц, принадлежащих к этим же категориям, больше не будут предавать обычным судам, а будут немедленно направлять в органы Гиммлера.
Наконец, во время войны террористическая деятельность армии и полиции, государства и партии переплелись еще более тесно. Порой полиция подчинялась армии, сохраняя при этом некоторую самостоятельность, в соответствии с приказами РСХА. Таково было положение в Бельгии. Во Франции, несмотря на то, что полиция была независима от армии, между ними существовало тесное сотрудничество. Вместе с ЗИПО и СД армия принимала участие в преследовании евреев, в управлении лагерем для интернированных в Компьене, в отборе заложников (документы РФ-1212, 1212-бис) и в их казни (документ РФ-1244). Как мы видели, армия и полиция совместно участвовали в террористических мероприятиях, направленных против мирного населения. Органы военно-морского флота и полиция также объединялись для уничтожения коммандос, а полиция несет ответственность за убийство некоторых категорий военнопленных, несмотря на то, что все военнопленные находились в ведении ОКВ (документ ПС-1165)[58].
Можно было бы умножить число примеров тесного сотрудничества партийных органов и государственных учреждений, согласованности их действий, доходившей иногда до симбиоза. Все эти органы стремились тем или иным путем реализовать политическую идею — завоевать жизненное пространство любыми средствами.
Из этого, безусловно, явствует, что существовало сотрудничество между подсудимыми. Помимо точных фактов, свидетельствующих о сотрудничестве, которые были нами приведены, то, что нам известно об общем функционировании тоталитарного государства, связанного с судьбами партии, о его непреклонной суровости в отношении оппозиции, для которой были уготованы концлагеря и газовые камеры, — все это позволяет нам утверждать, что подсудимые в качестве министров, сановников или высших чиновников, облеченных властью государством или партией, образовали одно целое вместе с другими, которых здесь нет и которые или мертвы, или предназначены для последующего судебного преследования. Этим единым целым являлось правительство рейха, этим единым целым являлось партийное государство или государственная партия; возможно, оно было единым существом, но существом сознательным и преступным, которое для того, чтобы безгранично расширить пределы империи, заставляло истреблять миллионы людей.
Действия подсудимых не ограничиваются лишь теми деяниями, которые мы только что подробно разбирали в свете внутреннего уголовного законодательства наших стран и страны подсудимых. Делом их рук также являются все действия Германского государства, которому они отдали жизнь, совесть, мысли, волю, за что они теперь должны в полной мере и до конца нести ответственность и понести всю тяжесть последствий, самых суровых последствий, ибо индивидуально они не смогли отделить себя от этих преступлений.
Мы подходим к третьему положению.
ПОДСУДИМЫЕ ДОЛЖНЫ БЫТЬ ОСУЖДЕНЫ В СВЯЗИ С ТОЙ ПРЕСТУПНОЙ ПОЛИТИКОЙ, ИНИЦИАТОРАМИ И ОРУДИЕМ КОТОРОЙ ОНИ ЯВЛЯЛИСЬ
Разве не заявил доктор Зейдль, защищавший Франка, следующее: «Является признанным принципом, а этот последний явствует из положений уголовного права всех цивилизованных наций, принцип, согласно которому однородные и естественные действия должны оцениваться в целом, и следует дать оценку всем обстоятельствам, которые могут быть рассмотрены для того, чтобы создать основу для вынесения приговора»?
Все преступления подсудимых связаны с их политической жизнью. Эти преступления являются, как мы знаем, составными частями преступной политики государства. Рассматривать подсудимых как уголовных преступников, забыть о том, что они действовали от имени Германского государства и в интересах этого государства, применить по отношению к ним те же нормы, как и к хулиганам и убийцам, означало бы уменьшить масштабы настоящего процесса, неправильно определить характер их преступлений.
Преступления, которые обычно рассматриваются в судах наших стран, являются нарушениями общественного порядка. Эти преступления являются деяниями отдельных лиц. Их масштабы носят ограниченный характер. Их последствия — также. Эти преступления к тому же затрагивают лишь небольшое число жертв, и в архивах наших стран нельзя обнаружить примеры методичных убийств, совершенных террористическими организациями, жертвами которых явились бы более нескольких сот человек. Таковы самые значительные преступные заговоры, которые создавались в наших странах. При своей высокой иерархической организованности, имея вооруженные силы и судебные учреждения, наши национальные сообщества способны изолировать правонарушителей еще до того, как те сумеют принести тот вред, на который они способны.
Данные подсудимые наращивали свою преступную деятельность в сообществе государств в еще неорганизованном мире, который лишь начинал осознавать собственное существование и в то время не обладал ни вооруженной силой, ни судьями.
Эти подсудимые захватили Германское государство и превратили его в разбойничье государство, подчинив своим преступным намерениям всю исполнительную власть государства. Они действовали в качестве начальников или руководителей политического, дипломатического, юридического, военного, экономического и финансового штабов. Деятельность этих штабов обычно согласуется в любой стране ввиду того, что они преследуют общую цель, намеченную общей политической идеей. Но мы знаем, что в национал-социалистской Германии эта согласованность была усиленной из-за взаимного проникновения партийных и административных органов. Преступления отдельных лиц превратились в общие преступления, став преступлениями государства. К тому же они явились результатом политических устремлений каждого: «завоевать жизненное пространство любой ценой».
Государственные преступления, совершенные кем-либо из тех, кто контролировал одно из главных учреждений, могли быть совершены только потому, что этому содействовали все руководители всех прочих основных учреждений и оказывали этому поддержку. Если бы некоторые из них и их учреждения уклонились от этого, это вызвало бы крушение государства, уничтожение его преступной мощи и в итоге положило бы предел газовым камерам или сделало бы технически невозможным их создание. Но ни один из них и ни одно из учреждений не хотели уклониться, так как газовые камеры и уничтожение в целях приобретения жизненного пространства являлись выражением высшей идеи режима, а этим режимом были они сами.
Разве доказательством этого единства в преступлении не служат заявления самих подсудимых, их постоянные усилия и постоянные попытки их защитников доказать, что их учреждения были автономны, для того чтобы свалить ответственность армии на полицию, министерства иностранных дел на главу правительства, управления по использованию рабочей силы на управление по четырехлетнему плану, ответственность гаулейтеров на генералов, — одним словом, для того чтобы заставить нас поверить в то, что в Германии все происходило в водонепроницаемых отсеках, в то время как взаимная зависимость государственных и партийных органов и сложная система многочисленных органов связи и контроля, существующих между государством и партией, свидетельствуют об обратном.
Все французы, которым довелось жить в оккупированной Франции, помнят, что на стенах местных комендатур были плакаты с изображением кирпичной стены со словами: «Тепео quia feneor»