Нюрнбергский процесс, том 8 (1999) — страница 21 из 230

Как адвокат, и исключительно в качестве такового, я должен остановиться на рассмотрении результатов представленных доказательств. С разрешения Трибунала я перейду к вопросу о роли Риббентропа в так называемом заговоре, целью которого было планирование агрессивных войн и других актов агрессии, осуществлявшихся в нарушение существующих договоров, соглашений и заверений.

Прошло менее 10 дней со времени назначения фон Риббентропа на пост министра иностранных дел, как Гитлер пригласил его участвовать в состоявшихся в Берхтесгадене 12 и 13 февраля 1938 г. переговорах с австрийским канцлером и австрийским министром иностранных дел. Представленные доказательства устанавливают, что вопросы, связанные с Австрией, входили исключительно в компетенцию Гитлера. Тогдашний посол фон Папен представлял свои доклады непосредственно главе государства. Риббентроп не оказывал никакого влияния на деятельность национал-социалистской партии в Австрии, как и вообще в юго-восточных странах. Мой подзащитный утверждает, что он лишь изредка и неофициальным путем узнавал о той деятельности, которую партия там проводила.

Бывший австрийский министр иностранных дел доктор Гвидо Шмидт, вызванный сюда в качестве свидетеля, показал, что Риббентроп не участвовал в наиболее важных переговорах, происходивших между Гитлером и Шушнигом в Берхтесгадене. Во время остальных переговоров он вел себя иначе, чем того требовал тогдашний стиль Гитлера, и у свидетеля создалось впечатление, что он не располагал необходимой информацией, так как до этого он находился в Лондоне и лишь совсем недавно был назначен на пост министра иностранных дел.

Из этого безупречного поведения Риббентропа обвинение делает вывод, что оно было маневром, заранее условленным между ним и Гитлером. Вообще обвинение видит в поведении Риббентропа типичный признак того, что оно представляло собой двойную игру. Разве неоспоримые даты и факты, относящиеся к личности Риббентропа, впечатление, вызванное им у свидетеля Шмидта, мои доводы относительно позиции, которую занимал Риббентроп в качестве министра, его осведомленность о давно составленных планах, касавшихся Норвегии и Дании, а также другие доказанные факты не заставляют нас поставить такой вопрос: не принимал ли Риббентроп в решении внешнеполитических вопросов несравненно меньшее участие, чем это утверждает обвинение?

Рейхсмаршал Геринг показал, что аншлюс в его первоначальной форме, как он был сформулирован в законе о воссоединении от 13 марта 1938 г., подписанном также Риббентропом, не только отвечал даже первоначальным намерениям Геринга, но был им осуществлен.

Аншлюс Австрии послужил для партии судетских немцев сигналом к тому, чтобы форсировать свое присоединение к Германии.

Обвинение вменяет Риббентропу в вину то, что он, будучи министром иностранных дел, занимался инсценировкой трудностей. Его обвиняют в том, что он подстрекал партию судетских немцев к тому, чтобы она вместо вступления в чехословацкое правительство шаг за шагом расширяла свои требования, мешая тем самым общему решению вопроса, причем внешне германское правительство должно было оставаться совершенно в стороне.

Представленный обвинением документ ПС-3060 доказывает обратное. Правда, Риббентропу было известно, что партия поощряла стремление судетских немцев присоединиться к Германии. Однако он не имел подробных сведений об этой партийной политике и не оказывал на нее влияния. На основании трудностей с чехословацким правительством, возникших в результате сепаратистских стремлений судетских немцев и их частично бесконтрольной политики, Риббентроп считал себя вынужденным позаботиться о достижении целей судетских немцев предоставленными ему политическими средствами...

Мюнхенское соглашение внесло временное успокоение в международную обстановку. Она осложнилась снова в результате совершенно неожиданного для Риббентропа шага Гитлера, заключавшегося в посещении Берлина Гаха, и связанных с этим событий.

Как показал Геринг, Гитлер наперекор всем предостережениям после разрешения словацкого вопроса решил создать протекторат Богемия и Моравия. Трудно на основании имеющегося материала определить конечные причины этого шага Гитлера. По словам подсудимого Геринга, корни их надо искать в постоянном опасении Гитлера, что чешский офицерский корпус примкнет к России и этим создаст новое осложнение на юго-востоке. Видимо, эти и вытекающие отсюда стратегические и исторические соображения побудили Гитлера к шагу, сделанному им 13 марта 1939 г. и явившемуся неожиданностью также и для Риббентропа.

Это решение, объяснимое склонностью Гитлера к внезапным решениям, принесло с собой полное изменение внешнеполитического положения Германии.

Риббентроп предостерегал Гитлера, указывая ему на ту реакцию, какую он вызовет со стороны западных держав, и в частности Англии.

Последствия сказались на вопросах Данцига и Польского коридора, поставленных еще в октябре 1938 года. Если до этого поляки не отказывались от переговоров по этим вопросам, основываясь на политике Германии, которую последняя вела с 1934 года, и на том факте, что Тешинская область снова перешла к ним, то в конце марта дала о себе знать реакция на образование протектората. Англия видела в создании протектората нарушение Мюнхенского соглашения и начала консультации с рядом государств. В то же время министр Бек, вместо того чтобы еще раз приехать в Берлин, отправился в Лондон и возвратился оттуда с заверением, что Англия будет выступать против всякого изменения существующего положения на Востоке. Это же заявление было сделано в палате общин после предварительной консультации с французским правительством. 26 марта 1939 г. на Вильгельмштрассе явился польский посол Липский и заявил фон Риббентропу, что дальнейшие стремления к ревизии в отношении Польши, в частности в вопросе о передаче Данцига империи, означает войну.

Таким образом, польский вопрос стал вопросом европейским. Риббентроп заявил тогда польскому послу, что Германия не может удовлетвориться таким решением. Только полное присоединение Данцига к империи и экстерриториальная связь с Восточной Пруссией могут привести к окончательному решению проблемы.

Я сделал Трибуналу обзор польского кризиса в форме представления документальных доказательств. Поэтому я могу считать, что фактический ход событий, в том числе и присоединение Мемельской области, которая по договору с Литвой отошла к империи, всем известен. Чтобы зря не занимать времени Трибунала, я ограничусь тем, что выделю только те факты, которые помогут выяснить роль Риббентропа.

Господнну Риббентропу предъявляется обвинение в том, что в период судетского кризиса и во время образования протектората Богемия и Моравия он усыпил Польшу, разыгрывая перед ней дружеские чувства. В опровержение этого утверждения я должен указать на то, что со времени соглашения в 1934 году отношения между Германией и Польшей были хорошими и даже дружественными и что факт передачи Польше Тешинской области, которым она обязана внешней политике Германии, оказал на них еще более благоприятное влияние. Таким образом, Польша имела все основания к выражению дружественных чувств по отношению к Германии, для этого не нужно было никакого фальшивого поведения Риббентропа. Как показали представленные здесь доказательства, Риббентроп продолжал придерживаться дружественной политики по отношению к Польше и после раздела Чехословакии, так как не было никакой причины отказываться от этой политики.

Риббентропу предъявляется далее обвинение в том, что он знал, что уже весной 1939 года Гитлер принял решение воевать с Польшей, и что Данциг послужил только поводом к этому конфликту. Такой вывод делается на основании документов США-27 и США-30, в которых говорится об известных речах Гитлера от 23 мая и 22 августа 1939 г. Я должен обратить Ваше внимание на то, что Риббентроп не присутствовал на этих совещаниях, участниками которых были только военные лица...

Здесь подробно говорилось о целом ряде документов. Я назову только самые известные, например документ Госбаха, оба документа Шмундта, записи вышеупомянутых речей Гитлера.

Этим документам можно противопоставить ряд речей, в которых Гитлер утверждал обратное. Тут возразят, что в таких случаях Гитлер преследовал определенную цель, так как эти речи произносились для всех. Это, конечно, верно. Но также верно и то, что даже те немногие основные документы, представленные в доказательство того, что война была агрессивной, содержат в себе так /иного противоречий, что только критики, оценивающие все события прошлого, могут усмотреть в них эти планы. Кстати говоря, содержание этих документов было известно только тем, кто принимал участие в совещаниях, как того и требовали строгие правила сохранения тайны.

Я могу заявить, что Риббентроп впервые узнал о них здесь, в зале суда.

В ходе представления доказательств не было представлено никаких данных, свидетельствующих о том, что в этом вопросе был хоть один повод, который должен был быть известен господину фон Риббентропу. Суду не было представлено доказательств того, что Риббентроп знал о целях Гитлера, которые значительно превышали бы требования, сформулированные Гитлером при его назначении. Также мало доказано утверждение обвинения о том, что еще до 1 сентября 1939 г. Риббентроп сделал все, что только мог, чтобы нарушить мир с Польшей, хотя он знал, что война с Польшей вовлечет в конфликт Великобританию и Францию. Утверждая это, обвинение базируется на документе ТС-73, представляющем собой отчет польского посла в Берлине Липского министру иностранных дел Польши. Но документ вообще не содержит ничего, что могло бы служить обоснованием этого утверждения.

Кроме того, я не думаю, что после представленных доказательств Липский может считаться особенно хорошим свидетелем. Я должен напомнить о том, что именно Липский был тем человеком, который на решительной стадии переговоров, до начала войны, говорил, что у него нет ни малейшего повода интересоваться предложениями и нотами со стороны Германии. Он говорил, что за пять с половиной лет, в течение которых он был послом в Германии, он хорошо изучил по