Карл Франк, назначенный в протекторат начальником СС и полиции, одновременно получил и пост статс-секретаря и в качестве такового был подчинен ему. Из этого подсудимый мог сделать вывод о желании Гитлера централизовать руководство полицией, хотя и не в руках подсудимого, но, по крайней мере, в его учреждении, а именно в руках его статс-секретаря. На практике же отношения сложились совершенно иначе, так как статс-секретарь Франк совершенно не думал о том, чтобы как-нибудь приобщить к деятельности полиции начальника своего ведомства, подсудимого, признавая только компетенцию и руководство Гиммлера или начальника главного управления имперской безопасности...
Естественно, что вследствие такого разделения сфер влияния и в результате различного отношения Франка и фон Нейрата к чешскому народу должны были сразу выявиться противоречия и резкие разногласия между ними, ибо Франк, будучи судетским немцем и одним из руководителей, был охвачен ненавистью и жаждой мести ко всему, что было чешским...
Из всего вышеизложенного явствует, что подсудимый фон Нейрат не мог быть также ответственным и за произведенные аресты во время оккупации чешской территории, а также и за то, что 8 тысяч видных чешских деятелей были в начале войны арестованы в качестве заложников и за то, что они были заключены в концлагерь или казнены. Эти аресты согласно показаниям подсудимого, с которыми совпадают показания Франка, были произведены по прямому приказу из Берлина...
Наконец, я считаю, что представленными доказательствами неоспоримо установлено, что подсудимый не ответствен за приказ о расстреле 9 студентов и за арест 1200 студентов в ночь с 16 на 17 ноября 1939 г. Эти мероприятия, фактически являющиеся актами террора, были проведены по личному приказу Гитлера без ведома подсудимого и в его отсутствие. Выполнены они были по прямому указанию Франка, а объявление от 17 ноября 1939 г. за подписью Нейрата, в котором доводилось до сведения населения об этом мероприятии, не было ни издано, ни подписано им, его именем просто злоупотребили.
Подсудимый не несет ни малейшей ответственности за такие отвратительные акты.
Приказ об этом точно так же, как и приказ о закрытии высших школ, был издан Гитлером в Берлине и передан непосредственно Франку...
Утверждения, содержащиеся в докладе чешского правительства и в свидетельских показаниях, положенных в основу этого доклада, о том, что Нейрат приказал в середине ноября 1939 года закрыть высшие учебные заведения, являются неправильными. Закрытие высших учебных заведений произошло по категорическому приказу Гитлера...
Наконец, что касается того, что обвинение вменяет подсудимому в вину проводившиеся якобы им мероприятия против евреев, то и в данном случае утверждение обвинения не соответствует действительности, так как из 21 постановления, представленного суду, только 4 были подписаны подсудимым, 6 были изданы непосредственно имперским министерством, 10 издали статс-секретарь Франк или непосредственно подчинявшийся ему доктор фон Бургсдорф.
Издание первого постановления от 21 июня 1939 г., подписанного самим Нейратом, представляет собою не что иное, как введение инструкций, действовавших в империи, относительно того, как распоряжаться еврейским имуществом в протекторате, включенном с 16 марта 1939 г. в состав Германской империи.
Встает вопрос: совершил ли подсудимый, приняв на себя пост имперского протектора и оставаясь на нем, несмотря на развязанную Гитлером войну, начавшуюся через несколько месяцев после его назначения, преступление, являющееся наказуемым согласно Уставу и выразившееся в поддержке или помощи Гитлеру и его сообщникам при совершении ими преступлений? Обвинение отвечает на этот вопрос утвердительно...
Я спрашиваю, не является ли, по крайней мере, более моральным и нравственным посвятить себя цели, которая состояла в том, чтобы активно бороться, пусть в ограниченной сфере, против режима, не признаваемого им из-за его порочности и аморальности, препятствовать применению методов этой системы, спасая тем самым невинных людей от нужды и смерти, даже если эта деятельность будет внешне выглядеть как сотрудничество, чем, испытывая личное отвращение, с неприязнью отойти в сторону и пассивно наблюдать за тем, как этот режим без всяких препятствий свирепствует над людьми?
Господа судьи, я полагаю, что я в своей речи продемонстрировал и доказал, что ни одно из действий, инкриминированных моему подзащитному, не является преступным в соответствии с положениями Устава и что ни одно из этих действий подсудимого не было преднамеренно направлено на совершение преступлений, предусмотренных Уставом, что, таким образом, ни объективно, ни субъективно нельзя усмотреть в его поступках наказуемых действий, которые Устав квалифицирует как преступления, достойные наказания, будь то преступления, выражающиеся в планировании, подготовке или ведении агрессивных войн, будь то военные преступления или преступления против человечности...
Я передаю теперь с доверием судьбу моего подзащитного, барона фон Нейрата, в Ваши руки.
[Стенограмма заседания Международного военного трибунала от 24 июля 1946 г.]
Господин председатель, господа судьи! По делу Фриче результат представления доказательства сравнительно ясен...
Прежде всего я должен осветить, какое место занимал Фриче в министерстве пропаганды и какую роль вообще он играл в немецкой пропаганде...
Фриче, занимая должность министериальдиректора и руководителя отдела радио в министерстве пропаганды, был лишь одним из 12 чиновников, которые имели одинаковый ранг. Уже только одно это обстоятельство с самого начала исключает предположение о том, что Фриче мог давать директивы в области политики, директивы в области передачи информации и основные установки о том, должны или не должны были узнать Германия и весь мир о том или ином событии...
Политику в области печати направлял имперский руководитель прессы — доктор Дитрих. Руководителем отдела радиовещания, как уже здесь говорилось, Фриче стал лишь в ноябре 1942 года (не получив при этом повышения по службе), и в этой области он также не создал ничего нового. Руководство немецкой прессой и немецким радио никогда не выпускали из своих рук ни Геббельс, ни Дитрих. Подробности относительно этого изложены в показаниях свидетеля Ширмейстера, на которые я и ссылаюсь...
Обвинение неоднократно пыталось связать работу Фриче в ее различных стадиях с так называемой группой заговорщиков и сделало на основе этого далеко идущие выводы о том, что Фриче также ответствен за военные преступления, за преступления против человечности и даже за преступления против мира. Эти попытки даже в изложении самого обвинения недостаточно подтверждены фактами...
Фриче не присутствовал ни на одном из заседаний, на которых Гитлер совместно со своими самыми близкими сотрудниками или более широким кругом лиц обсуждал какие-либо планы или мероприятия. И вообще он не принимал участия в каких-либо совещаниях, которые могли бы способствовать вовлечению всего мира в кровавую агрессивную войну. Он не был «старым борцом»; позднее он не получил «золотого партийного значка». Он не был членом ни одной из трех организаций, вопрос о признании преступными которых должен здесь решиться, и это я должен особенно подчеркнуть... Фриче не принадлежал даже и к тесному окружению Геббельса.
Я думаю, что обвинение против Фриче было выдвинуто не на основании его служебного положения. Я полагаю, что это объясняется исключительно его речами по радио, которые сделали его и его имя, и то только во время войны, известными в Германии, а может быть, и еще в какой-либо другой стране.
Как в действительности согласно представленным доказательствам освещала пропаганда, проводившаяся Фриче, отдельные военные агрессивные действия? Что было Фриче известно о закулисной стороне этих сообщений?
При оккупации Богемии и Моравии ему лишь незадолго до решающего шага, предпринятого 15 марта 1939 г., были даны руководителем имперской прессы соответствующие указания. Эти указания, как и во всех других случаях, состояли из так называемых ежедневных лозунгов, которые вырабатывались на пресс-конференциях...
Неясно, почему Фриче в большей степени причастен к вступлению германских войск в Чехословакию, чем любой другой чиновник или офицер? Насколько Фриче было мало известно о тогдашних тайных намерениях Гитлера, выяснившихся здесь на процессе, настолько же он мало знал о «Плане Грюн». Как руководитель внутригерманской прессы, он не мог влиять на пропагандистские приемы, которые должны были быть использованы в самой Чехословакии.
То же самое относится и к польской кампании. И здесь Фриче не способствовал с помощью слова военному конфликту и не передавал намеренно сведений, которые могли бы поддерживать милитаристские цели. Именно в своей речи по радио от 29 августа 1939 г., которая была ему предъявлена во время перекрестного допроса, он недвусмысленно подчеркивал, что не может быть никакого сомнения в миролюбивых стремлениях Гер-мании. Эта речь и многие другие особенно доказывают добрые намерения Фриче. Он выражал в них как разочарование германского народа, так и свое собственное разочарование по поводу того, что воля к миру, которую Гитлер неоднократно рекламировал, оказалась фикцией и даже хитростью...
Роль печати перед неожиданным нападением на Советский Союз была выяснена на этом процессе особенно тщательно. Уже хотя бы из-за стратегических соображений весь пропагандистский аппарат, а вместе с ним и Фриче как руководитель отдела печати внутри страны, не должен был ничего знать заранее. Именно эта кампания искусно скрывалась Геббельсом, он выдавал подготовку к этой кампании за подготовку к вторжению немецких войск в Англию. Своих ближайших сотрудников Геббельс тогда сам сознательно направлял по ложному пути, как это видно из показаний свидетеля Ширмейстера.
Показание Фриче о том, что он ничего не знал о секретных приготовлениях к созданию так называемого министерства по делам восточных областей, не было опровергнуто здесь так называемым докладом Розенберга, который был предъявлен ему во время перекрестного допроса...